– Вставай, лежебока! – прошептала она, словно ночью совершенно ничего не случилось. Может быть, мне всё это и в самом деле привиделось.
– Когда ты перебрался на диван? – спросила Анна-Мария. – Я не заметила…
– Гм… – Я прочистил глотку. Сухость во рту и легкая головная боль говорили о том, что, по крайней мере, виски мне не приснилось. Анна-Мария в это время нашла бокал и, понюхав его, покачала головой:
– Понятно. Сделаю тебе бодрящий коктейль.
Я подумал – а какая разница, произошло ли что-нибудь ночью или нет, схватил жену за плечи и притянул к себе. Она извернулась и выскользнула из моих рук, словно речная форель.
– Я голодная, как волчица! – сказала она. – Сейчас сделаю салат из свежих томатов.
– Оставь, пусть кухарка готовит, – сказал я, – поваляйся со мной.
– У слуг сегодня выходной, а я ужасно хочу есть! – и Анна-Мария упорхнула на кухню. – Ах да! – вспомнила она, проходя мимо бара. – Коктейль для моего маленького пушистика, а то у моего малыша болит головушка.
Не так уж и сильно она у меня болела, но я не стал останавливать супругу – бодрящий утренний коктейль у нее всегда выходил удачным. Анна-Мария взяла большой пивной бокал и начала колдовать около бара. Она налила туда, казалось, из всех бутылок подряд, достала из волос длинную деревянную шпильку и стала помешивать напиток, приближаясь ко мне какой-то особенной, кошачьей походкой. Я заметил, что она уже довольно давно встала и успела не только полностью привести себя в порядок и сделать элегантную прическу, но и переодеться в летнее платье и туфли. Я с нетерпением ожидал, когда же эта хищница доберется до меня. Приятно ощущать себя мышкой, если тебя преследует такая красивая и привлекательная кошка.
Вдруг Анна-Мария застыла. На лице – всё то же выражение тигрицы, но в таком окаменевшем виде оно вызывало скорее отвращение, чем какое-либо желание. Бокал с коктейлем выскользнул из ее пальцев и со стуком опрокинулся на ковер.
Я подскочил к ней – похмелье как рукой сняло – и сильно затряс за плечи. Я очень испугался: ночные страхи оказались реальностью, а если супруга второй раз впала в такое состояние, то дело не шуточное. Я даже отвесил ей оплеуху, но щека даже не покраснела, а Анна-Мария так и осталась стоять в нелепой позе. Я уложил ее на диван, а сам уселся рядом, в кресло. В чем же дело? Может, Анна-Мария принимает какие-то новые таблетки, которые вызывают такой вот странный побочный эффект? Я помчался наверх, в ее туалетную комнату и перевернул аптечку. Ничего нового.
Приходили Уолфорды… Может, они принесли что-нибудь такое? Что-нибудь запрещенное? Меделайн Уолфорд, вообще-то, любительница разного рода химических путешествий… Я обыскал вещи Анны-Марии, проверил под матрасом, в ее тумбочке, за ванной, даже лизнул несколько таблеток аспирина – вдруг это не он? Но нет, наркотиков нигде не оказалось. С одной стороны, это хорошо, и я укорял себя в том, что на мгновение перестал доверять любимой жене, а с другой стороны, так и осталось непонятно – что же с ней произошло?
Может, обострение какой-нибудь наследственной болезни?.. Но, насколько я знаю, в роду у Анны-Марии не было ни сумасшедших, ни даже хронических алкоголиков… Хотя она однажды упоминала кузена Даррелла, с которым играла в детстве, а я его ни разу не видел. Может быть, они держат его в каком-нибудь закрытом пансионе и не показывают из-за болезни?
Я сбежал вниз по лестнице, по пути проведав Анну-Марию – она всё так же лежала, – и позвонил леди Бэдингфилд, моей теще.
– Доброе утро, Лоуренс, – сказала она. Я поговорил с ней немного о всяких обычных глупостях, но так и не решился расспросить о возможных сумасшествиях в их древнем роду. И потом, я вспомнил кузена Даррелла, он все-таки был на нашей свадьбе, а жил он в Австралии и проворачивал какие-то сделки, связанные со шкурками кенгуру. Я попрощался с леди Бэдингфилд и пожелал ей хорошего дня.
Повесив трубку, я снова оказался во власти опасений и страха за мою дорогую жену. С ней никогда ничего подобного не случалось. За три года совместной жизни я видел ее разной – и грустной, и веселой, и спящей, и суетящейся, но таких странных симптомов – такого не было. Я нерешительно открыл записную книжку и начал искать букву джэй – нужно позвонить нашему домашнему врачу, доктору Джексону, поговорить с ним. Но как же боязно, как же не хочется осознавать, что это болезнь, а не просто усталость. Или сонливость. Или наркотики. Всё это было бы просто и легко – съездили бы с ней на воды, посетили массажиста…
Я уже набрал номер и услышал гудки, как неожиданный шорох заставил меня обернуться. В дверях стояла Анна-Мария, сладко потягиваясь. Я повесил трубку, невзирая на раздающееся оттуда «Алло, вас слушают!».
– Ах, как же славно я поспала! – сказала Анна-Мария, поправляя разлетевшиеся во все стороны черные кудри. – А что ты тут поделывал без меня, мой дорогой?
– Да вот, – я не знал, что говорить и как реагировать. Я показал рукой на телефон и сделал неопределенный жест.
– Понятно, – зевнула Анна-Мария и пошла на кухню, – я, кажется, собиралась делать салат и заснула.
Я кивнул и пошел следом. Нужно внимательно следить за ней. Если это странное, коматозное состояние можно назвать «припадком», то у нее уже было два припадка за минувшие двенадцать часов. Насколько я понимаю, это весьма скверно.
Но Анна-Мария вела себя как прежде, такая же легкая и воздушная, такая же беззаботная болтушка. Она заварила чай, чмокнула меня в нос и, напевая какую-то песню, стала мыть помидоры. Я расслабился, сел на табурет и выглянул в окно. День давно начался, а я и не заметил за этой тревожной суетой. Яркое солнце озаряло окрестности – все эти небольшие дома из красного кирпича, все эти парки и аллеи Внутреннего Лондона.
Я выдохнул и посмотрел на мою дорогую жену. Наверное, это и впрямь усталость. Она сосредоточенно резала томаты, и я поневоле залюбовался, как она не очень умело, но мило управляется с ножом, как она сдувает со лба постоянно спадающую прядь волос, как она… Что это?
Что это?
Она рубанула раз, другой и замерла, будто обмякла и вот-вот упадет. Помидоры, разрубленные острым ножом, сочились каким-то слишком густым, слишком красным соком. Это кровь! Я подхватил Анну-Марию и аккуратно положил на ковер. Она опять отключилась, перед этим отрубив себе кусочек пальца. Палец сильно кровоточил, уже испачкав и половик, и ее платье, и мой домашний костюм. Я снял галстук и кое-как замотал рану, посмотрел на бледное лицо жены, на ее нежную шею. Подумал, что надо расстегнуть ворот – но у нее не было ворота, только новый кулон, сделанный какими-то подводными…
Так вот в чем дело! Кулон! Наверняка он как-то влияет на мою супругу! Я взял нож и срезал с шеи это проклятое украшение, сделанное неизвестно кем, неизвестно для чего, и засунул его в карман. Сейчас подложу что-нибудь под голову Анны-Марии, а сам пойду в чулан, возьму молоток и разобью эти камни, этот зловещий вращающийся глаз.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});