Читать интересную книгу Трон и плаха леди Джейн - Элисон Уир

И все-таки я, как королева, не могу настолько пренебречь своим положением, чтобы поделиться с этими женщинами моими страхами. Некоторую дистанцию поддерживать нужно. Мне не подобает поверять такие вещи подчиненным.

Однако если так все и будет продолжаться, то я сойду с ума.

— Доброе утро, Кэт! — кричит милорд, врываясь ко мне в уборную, он весь светится радостью. Внезапно он замирает. — Ты не заболела, милая?

Я вытираю рот. Чувствую ужасную слабость.

— Возможно, я выгляжу нездоровой, Том, но со мной все хорошо. Даже замечательно. Понимаешь?

— Хочешь сказать, что ты счастлива, любовь моя? — бормочет он, нежно целуя меня в лоб. — Ты ведь была счастлива со мной сегодня ночью, а? И стесняться тут нечего.

Несмотря на одолевающую меня тошноту, я улыбаюсь его простодушию. Он совсем меня не понял.

— Что я пытаюсь объяснить тебе, Том, так это что я, кажется, беременна.

— Вот это новость, Кэт! — кричит он, снова меня целуя, на этот раз — яростно в губы, хватает на руки и начинает кружить.

— Прошу вас, милорд, прекратите, ради малыша, — смеюсь я, видя, как он взбудоражен.

Каждый мужчина, какого бы звания он ни был, хочет сына-наследника, и Том не исключение. Пять минут спустя он уже строит радужные планы на будущее, будущее нашего сына, которое он рисует себе полным богатств и почестей.

— На крестины мы устроим пышный прием, — заявляет он. — Я приглашу самого короля!

Он до того обрадовался вести о своем скоро предстоящем отцовстве, что я не могу поделиться с ним своими глубокими страхами.

Когда он, насвистывая, уходит в конюшни, я накидываю халат поверх сорочки и иду в комнату свекрови, почтенной леди Сеймур. Это мудрая старая женщина, которой, похоже, недолго уже осталось жить на белом свете, но она родила десятерых детей и должна понимать, как я себя чувствую.

— Сударыня, какая честь, — говорит она, поднимаясь, прямая как аршин, со своего кресла. Даже в этот ранний час она полностью одета и ни один волосок не выбивается у нее из прически.

— Миледи, — начинаю я, — я принесла вам чудесные новости. Я беременна.

И заливаюсь слезами.

— Ваше величество, пожалуйста, сядьте! — восклицает леди Сеймур. — Что с вами? Что-то случилось?

— Нет, кажется, все хорошо, — плачу я. — Но я боюсь. Мне тридцать шесть лет, и это мой первый ребенок.

— Ну успокойтесь же, сударыня, — твердо говорит моя свекровь. — Если вы будете волноваться, это может навредить ребенку.

— Вы, вероятно, считаете меня трусихой, — всхлипываю я. — Королева Англии не должна себя так вести. Я ведь не юная девочка. Но я знаю, что роды опасны для здоровья любой женщины и чем она старше во время первого зачатия, тем опаснее. Бог свидетель, как я боюсь за себя, но еще больше я боюсь за ребенка. Я хочу жить, чтобы растить мое дитя и направлять его. Мне невыносимо думать, что он останется сиротой в этом неспокойном мире.

— Вы, возможно, удивитесь, но так чувствует большинство женщин, — говорит леди Сеймур. — Это естественно, и вы должны совладать с собой. У вас будет все самое лучшее, что только можно купить за деньги, или я не знаю своего сына. Молитесь о счастливом исходе, ибо вы в руках Божьих, как и ваше дитя. И помните, что волнения матери вредны для нерожденного ребенка. Так что ваш долг — побороть свои страхи и думать о хорошем. Сударыня, простите меня за прямоту, но я говорю с вами как с собственной дочерью, а не с королевой.

— Вы так добры, миледи, — говорю я, немного успокоившись и приободрившись. — Я последую вашему совету и положусь на Господа.

В последующие дни и недели, хотя я изо всех сил гоню страхи прочь, меня одолевают черные мысли. Беременность, оказывается, нелегкое дело. Меня постоянно мучает усталость, донимает тошнота, меня больше не привлекают объятия Тома. Есть и другая причина для моих дурных предчувствий, хотя признаться в этом — значит выказать себя пустой кокеткой. Но, подобно всем женам на пороге среднего возраста и начинающим дурнеть, я страшусь, что беременность плохо отразится на моем лице и фигуре.

У моих, казалось бы, надуманных страхов есть еще одна причина. И это, я уверена, не просто мои фантазии. У меня рвется сердце, когда я сознаю, что Том охладел ко мне. Да, он по-прежнему ласков и вежлив, но из его любви исчезла страсть. Я напоминаю себе, что многих женщин мужья вообще никогда не любили, или жестоко с ними обращались, или приводили любовниц, и что во многих отношениях мой брак очень удачен. И все же мы столь пылко предавались любви в первые месяцы нашего брака, что нежность и уважение — плохая этому замена.

Какая же мука думать о том, что я потеряла!

Но это еще не все мои горести. Ибо нам с милордом было оказано великое доверие, которое, если мои страхи оправданны, безвозвратно обмануто. Потому что я почти не сомневаюсь, что муж испытывает любовное влечение к леди Елизавете.

Миссис Эллен

Челси, март 1548 года.

Пока еще холодно, чтобы сидеть на улице и наслаждаться весенним солнцем. Так что мы с миссис Эшли уединились в каморке, где хранится белье, греем руки над жаровней и обсуждаем наших дорогих воспитанниц. Кэт Эшли — словоохотливая женщина, любительница сунуть нос в чужие дела и посплетничать, но сегодня ее заботы вполне серьезны.

— То, что я вам сейчас расскажу, должно оставаться в секрете, — предупреждает она.

Я понимающе киваю. Видно, что ей уж очень невтерпеж выговориться.

— Можете мне доверять, — говорю я, — клянусь, я никому не проболтаюсь.

— Все началось прошлым летом, — говорит она. — Лорд-адмирал стал по утрам часто наведываться к миледи Елизавете в спальню, еще до подъема, тискать ее и щекотать, пока она лежала в постели. Я, конечно, всегда была при них, но он даже не обратил внимания, когда я пристыдила его и потребовала оставить ее в покое. А она, честно говоря, его словно поощряла. Лежит, бывало, хихикает под своим одеялом, пока он не отбросит его и не отшлепает ее по заду, а на ней, кроме тонкой сорочки, и нет ничего.

— Мне это совсем не нравится, — пораженно говорю я. — Это отвратительно. Ведь она еще ребенок.

— Годами-то ребенок, — угрюмо замечает миссис Эшли, — но в остальном — отнюдь нет. И вот, когда мы переехали к нему в Лондон, милорд продолжал наведываться в спальню каждое утро, а иногда он приходил в одном халате и с голыми ногами. И вот что я вам скажу: однажды его халат так широко распахнулся, что… остальное вообразите сами. То есть становилось ясно, что это вовсе не невинная игра между отчимом и ребенком.

— А что же сама леди Елизавета?

— В конце концов ей стало неловко. Она развитая девочка, но тут ее стыдливость грубо попрали. Она стала вставать и одеваться очень рано, успевая сесть за книги к его приходу. Но он продолжал являться по утрам неприлично одетым, и я наконец возмутилась. Я пригрозила, что расскажу обо всем королеве, если это не прекратится, а он просто рассмеялся, но приходить перестал. Однако, — вздыхает она, — когда мы вернулись в Челси, он снова взялся за свои штучки, являясь с каждым днем все раньше и раньше. Миледи, бывало, запирала дверь, но у него был свой ключ, и она как услышит, что он скребется в замке, так вскакивает и прячется за пологом кровати. А он ее схватит, вытащит оттуда и ну щекотать, пока она не взмолится о пощаде. Он всю ее облапал, вот что. А однажды он застал ее в постели и хотел поцеловать, но она его оттолкнула. Я сказала ему, что уже поползли слухи и чтобы он прекратил эту возню с миледи, а он клялся, что у него и в мыслях нет ничего дурного и что она ему как дочь. Он даже пригрозил пожаловаться на меня регенту, если я снова об этом заговорю.

— Но королева, она-то знала, что происходит?

— Вот что странно: раз или два она сама участвовала в этих свалках. Потом, когда мы были в Ханворте, они с адмиралом гонялись за леди Елизаветой по садам, а когда поймали, королева крепко ее схватила, а адмирал взял пару садовых ножниц и порезал ее платье на ленты. Все трое при этом хохотали. Уж как мне это не понравилось, потому что они испортили хорошее платье черного дамаста, которое она носила как траур по отцу. Я пыталась поговорить с королевой, но она велела мне не беспокоиться из-за якобы простой невинной шалости. Но я-то беспокоилась, да еще как, — объясняет она с несчастным видом.

— А я и не знала об этом, — говорю я.

— Но это еще не все. — Она закусывает губу. — Недавно королева стала что-то подозревать. Я не знаю, что именно произошло, а моя юная леди ни за что не скажет — она все держит при себе. Первый раз я услышала об этом, когда королева вызвала меня и сказала, что адмирал видел, как леди Елизавета в галерее обнимает за шею некоего мужчину. Но единственный мужчина, что жил в то время в доме — за исключением доктора Айлмера, — был ее наставник; не доктор Эшем, который тогда был в отъезде, а доктор Гриндаль, а он старый и больной, и его уж никак нельзя заподозрить.