Читать интересную книгу Записки майора Томпсона - Пьер Данинос

Было ли так на самом деле или я просто это себе внушил, по я никогда не встречал стольких людей, у которых была бы ничем не осложненная жизнь, как в тот период, когда я сумел так осложнить свою собственную. И как на грех, мне без конца попадались знакомые, которые твердили о моем счастье:

— Ах, дорогой, как я вам завидую! У вас жена… дети… своя семья, и, кроме того, бог не обидел вас здоровьем. Вы даже не представляете, как вы счастливы!

Люди не представляют своего счастья, но чужое от них не укроется. И они всегда окажутся рядом, чтобы открыть вам на него глаза.

* * *

Если ко всему вышесказанному прибавить, что на сцене — после окончания тяжелого разговора — герою или героине нет ничего проще, как уйти, закрыв за собой дверь, и автору уже нет никакого дела до того, что произойдет потом; ему наплевать на те мелкие житейские проблемы, которые возникают в обыденной жизни после роковой фразы: «Можешь собирать свои вещи!» (надо уладить все материальные и финансовые дела, отобрать мелкие вещи, перевезти крупные, уложить первый чемодан, разобрать бумаги, заняться разделом имущества и т. д.) и на улаживание которых иногда уходят многие месяцы; я мог бы на этом кончить сопоставление театра с жизнью, впрочем так и не исчерпав одного из самых неисчерпаемых вопросов.

Сам я так и не дошел до стадии «собирания вещей». Но теперь я прекрасно понимаю, почему столько мужчин предпочитают поставить крест на своих чувствах, заживо схоронить душу и тело в своей семье, нежели выносить пытки двойной жизни. И хотя я не собираюсь больше сравнивать театр и жизнь, я не могу не привести здесь знаменитые строки, воспевающие сладость запретного плода: «Любовь была бы пресной, если бы тайна не придавала ей остроту. Именно запрет разжигает страсть!»

Когда-то я почти верил в это. Теперь я придерживаюсь другого мнения. Возьмите хотя бы путешествия. Я всегда недолюбливал рассказывать о них, сразу по возвращении домой. Но излагать, не успев перешагнуть порог дома, подробности путешествия, которое в действительности не совершал (это может показаться занятным только в первый раз), теперь мне просто не под силу. Мне даже страшно вспомнить, как, вернувшись из Лаванду, я должен был рассказывать, какая погода стоит в Нанси и виделся ли я там с Депла!.. И это было еще далеко не самое худшее! Ведь всякий раз приходилось:

1. При отъезде притворяться, что ты безумно устал, что тебе тяжело расставаться с семьей и ехать в Нанси, хотя в действительности ты был на седьмом небе оттого, что отправляешься в Лаванду. Вершиной ханжества было принять столь удрученный вид, чтобы тебя даже пожалели. («Ты прямо как на каторгу собираешься!» «Бедный мой котик!») И сверхнаглостью — спросить в последнюю минуту: «Так, значит, ты окончательно решила не ехать со мной?» и этой геройской фразой рассеять малейшие сомнения, что ты уезжаешь не один. Чтобы оградить себя от всякой случайности, следовало тут же, не дождавшись ее ответа, как бы вскользь заметить: «Правда, завтра вечером мне еще придется остановиться в Люневиле, надо повидаться с одним из наших страховых агентов… Какая тоска!» Перспектива провести вечер в Люневиле с одним из страховых агентов почти наверняка охладит женский энтузиазм. Бар-ле-Дюк, Валансьен, Лион, Туль, Бельфор, вообще весь Север и Восток, а за границей — Шарлеруа, Намюр и Бирмингем могут быть рекомендованы как области или города-этапы, в зародыше убивающие всякое желание поехать с вами.

2. Иметь в Нанси верного человека, который мог бы за вас отправить телеграмму: «Доехал благополучно. Мысленно с тобой.» и по мере надобности пересылал бы вам корреспонденцию.

3. Запастись еще до отъезда из Парижа шкатулкой из грушевого дерева работы нансийских мастеров, а также открытками с видами площади Станислава, которые вряд ли можно будет отыскать в Лаванду.

4. Избегать солнечных лучей, которые могли бы выдать тебя: «Что-то ты слишком загорел в Нанси!» (Загореть вполне можно и в Нанси, но если б это было и так, вам бы все равно не поверили: когда начинаешь лгать, сама истина становится неправдоподобной.)

5. Покидая гостиницу в Лаванду, предупреждать, чтобы вам не вздумали присылать новогодние поздравления на парижский адрес, записанный в вашей регистрационной карте: «Наилучшие пожелания из гостиницы «Сосны» нашему постоянному клиенту».

6. Проделывать те же упражнения, о которых говорилось в пункте 1, только в обратном порядке: изобразить радость и счастье, которые ты испытываешь, возвращаясь в мирное лоно семьи, поглубже запрятать скуку и недовольство.

Пусть попробует нормальный мужчина, не теряя выдержки, разыгрывать подобные сцены в течение некоторого времени, скажем в течение двух лет. Затянув эту игру на более долгий срок, он начнет чувствовать себя скованным не только у себя дома, но и у своей любовницы. Мое счастье не вынесло такого напряжения.

Я видел, как сквозь песочные часы уходила молодость Мириам, унося с собой ее мечты о замужестве. Я начал задыхаться в тесных рамках знаменитого треугольника, куда загнало нас отсутствие воображения европейских законоведов. Сделав полный оборот, я очутился у исходной точки. Казалось, у нас с Мириам все идет по-старому… и в то же время что-то уже переменилось. Ведь правило № 1, выведенное мною для законных жен («То, что вы даете — пустяк, то, что вы отнимаете — все»), через какой-то период становится справедливым и для любовниц.

Моя Мириам, прелестная девочка, моя нежная голубка, ты, которая обещала мне когда-то «быть выше всего», не разрушать моей семьи и довольствоваться малым, тебя вдруг тоже охватило страстное желание устроить свою жизнь, заручиться проклятыми гарантиями.

Однажды она начала жаловаться, что в ее жизни много общего с героинями «Бек-стрит». Хотелось бы мне знать, как женщины в ее положении сетовали на свою участь до появления этого фильма… Ущерб, нанесенный американским кинорежиссером такому солидному общественному институту, как адюльтер, неисчислим. Отныне на всем стояло клеймо «Бек-стрит» — этих двух слов, символизирующих бедствие. С тех пор мне стало казаться, что Мириам интересовало лишь то, что было ей недоступно: обед, если я предлагал ей позавтракать вместе, ночь, если мы проводили с ней вечер, воскресенье (Ах! Эти воскресенья…), если даже я проводил с ней субботу, ну и, конечно, каникулы, именно школьные каникулы…

И ради чего? Ради того, что притягивает к себе своим фальшивым блеском и может так все опошлить, — ради семейной жизни.

P. S. Нет, Терезе, право, нечего беспокоиться… Мне бы просто не удалось, даже пожелай я этого, втиснуть свои размышления в эти краткие ответы. Впрочем, если даже я отвечу, что французы сохраняют верность скорее не женам, а семейному очагу и что женам следовало бы быть более снисходительными к слабостям своих мужей… это вряд ли скомпрометирует меня.

Глава V

Дети

Сколько у вас детей?.. Сколько в среднем детей во французской семье (возраст отца от 30 до 50 лет)?.. Похожи ли на вас ваши дети?.. Причиняют ли они вам неприятности?.. Какие черты, по вашему мнению, наиболее характерны для современной молодежи?..

Вероятно, существуют дети, которые так мудро выбирают друзей, что бывают счастливы вернуться к себе домой, и которые понимают, как много делают их собственные родители, чтобы им жилось радостно и беззаботно. Во всяком случае, мне хотелось бы в это верить. Но существуют и другие дети, вроде моих, которые так умеют найти себе товарищей, что возвращаются от них всегда хмурые, недовольные своей жизнью, считая, как говорят американцы, что им «крупно не повезло».

Странно… Ведь могли бы они хоть время от времени находить друзей, «менее обеспеченных». Но «другие», о которых они прожужжали мне уши, всегда «более обеспеченные». И чем больше я им даю, тем чаще они находят друзей, у которых «всего больше». Стоит мне купить сыну велосипед, как он завтра же подружится с мальчиком, у которого есть собственный мотороллер. И если я разрешаю своей дочери раз в педелю бывать в кино, она тут же назовет мне имена трех своих подружек, которые могут ходить в кино сколько душе угодно, то есть постоянно.

Я размышлял об этом на пляже. Прошлым летом дети, не переставая, расхваливали мне надувную желто-оранжевую лодку своих приятелей, которая просто не давала им покоя.

— Ох, папа! Если бы ты купил нам такую же! Вот было бы здорово!

Казалось, получи они эту игрушку — сбудется их самая заветная мечта и больше они ничего не станут просить у меня.

— На следующий год посмотрим, — пообещал я, — если будете послушными!

Дошло до того, что я начал завидовать отцу, купившему своим детям эту желтую лодку — предмет восхищения всех отдыхающих. Мне тоже захотелось стать отцом, на которого бы поглядывали с завистью, чтобы я в свою очередь мог великодушно предлагать: «Если вашим детям хочется на ней покататься, пожалуйста… Робер и Брижит с удовольствием возьмут их с собой! Ну, конечно, можно! Я просто настаиваю». И мои дети были бы счастливы и осчастливили бы еще других детей.