— Все, что захотят.
— Я знаю один анекдот про аллигаторов, — заявила матушка тоном человека, собирающегося поведать великую и неоспоримую истину.
— Да что ты?! — воскликнула нянюшка Ягг. — Отродясь не слыхивала от тебя ни единого анекдота!
— Если я не рассказываю их, это еще не означает, что я их не знаю, — надменно сообщила матушка. — Там один парень…
— Какой парень? — спросила нянюшка.
— Один парень зашел в трактир. Да. Это был трактир. И увидел объявление. А в объявлении том написано: «Любые бутерброды на любой вкус». Тогда он и говорит: «Сделайте мне аллигаторский бутерброд — да побыстрей!»
Воцарилась пауза.
Некоторое время остальные две ведьмы непонимающе таращились на матушку.
Наконец нянюшка Ягг повернулась к госпоже Гоголь.
— Так значит… ты, получается, одна здесь живешь? — жизнерадостно спросила она. — И кругом ни единой живой души?
— В каком-то смысле, — ответила госпожа Гоголь.
— Понимаете, соль в том, что аллигаторский — это… — громко начала матушка, но осеклась. Дверь хижины отворилась.
Кухня оказалась большой[22]. Некогда в ней было занято не меньше дюжины поваров одновременно. Теперь же она больше смахивала на пещеру, дальние уголки которой скрывались в тенях, а висящие на стенах сковороды потускнели от пыли. Большие столы были отодвинуты к одной стене, и на них едва ли не до самого потолка громоздились горы посуды. Плиты, на вид достаточно большие, чтобы жарить коров целиком и обслуживать целую армию, стояли не растопленными.
Посреди этого серого запустения у очага на небольшом ярком коврике кто-то установил маленький столик. На столике в банке из-под варенья стояли цветы. Букет был составлен очень просто: кто-то вырвал пучок цветов и воткнул их в банку. В целом же все это производило эффект небольшого островка яркости посреди океана мрачности.
Элла нервно переложила с места на место несколько каких-то мелочей, потом повернулась и взглянула на Маграт с обезоруживающе застенчивой улыбкой.
— Какая же я все-таки глупая. Впрочем, тебе, наверное, не впервой бывать на таких кухнях, — сказала она.
— А-а, да. Да. О да. Я много кухонь посетила, — ответила Маграт.
— Просто дело в том… я думала, что ты будешь немножко… старше. Ты была на моем крещении, да?
— Э-э… Что? — переспросила Маграт. — Видишь ли, я…
— Хотя ты ведь можешь выглядеть как тебе вздумается, — пришла ей на помощь Элла.
— Что? А, да. Гм.
Элла, казалось, была слегка озадачена — видимо, пыталась понять, почему Маграт, если она может выглядеть так, как ей заблагорассудится, вдруг захотелось выглядеть как Маграт.
— Ну, — наконец промолвила девушка. — И что мы будем делать?
— Ты что-то говорила насчет чая, — ответила Маграт, стараясь выиграть время.
— Ах да, конечно…
Элла повернулась к очагу, где над тем, что матушка Ветровоск обычно называла огоньком оптимиста[23], висел закопченный чайник.
— А как тебя зовут? — спросила она через плечо.
— Маграт, — ответила Маграт, присаживаясь.
— Какое… милое имя, — вежливо отозвалась Элла. — Ну а как зовут меня, ты наверняка и сама знаешь. Представляешь, я столько времени провела за готовкой у этого проклятого очага, что теперь тетушка Приятка зовет меня Золушкой. Глупо, правда?
«Золушка… — подумала Маграт. — Я умудрилась стать феей-крестной у девчонки с таким дурацким прозвищем…»
— Она могла бы выдумать что-нибудь получше, — согласилась Маграт.
— У меня просто духу не хватает попросить ее не называть меня так, ведь тетушка считает, что это очень забавное имя, — призналась девушка. — А по-моему, так это совершенно дурацкое прозвище.
— Ну что ты! — воскликнула Маграт. — Да, кстати, а кто такая эта тетушка Приятка?
— Дворцовая повариха. Когда они куда-нибудь уходят, она навещает меня и старается утешить…
Элла развернулась, держа наперевес почерневший чайник.
— Я не пойду на этот бал! — вдруг огрызнулась она. — И ни за что на свете не выйду замуж за этого принца! И все тут!
Слова падали тяжело, словно чугунные болванки.
— Конечно! Конечно! — пробормотала Маграт, ошеломленная той силой, с какой были произнесены эти слова.
— Он… какой-то скользкий весь. И от него у меня мурашки по коже, — мрачно сказала Золушка. — Говорят, у него странные глаза. И весь город знает, чем он занимается по ночам!
«Как всегда, — подумала Маграт. — Знают все, кроме меня. Вот мне никогда ничего такого не рассказывают».
Но вслух она произнесла:
— Что ж, думаю, это будет совсем нетрудно устроить. То есть я хочу сказать, что обычно проблема состоит в том, как бы выйти замуж за принца.
— Со мной все наоборот, — покачала головой Золушка. — Все уже готово. И моя другая крестная говорит, что я непременно должна стать его женой. Такова моя судьба, говорит она.
— Другая крестная? — удивилась Маграт.
— У каждого человека должно быть две крестные, — пояснила Элла. — Хорошая и плохая. Впрочем, ты сама ведь все знаешь. А ты какая из них?
Мысли Маграт лихорадочно заметались.
— О, я хорошая… — наконец выдавила она. — Определенно хорошая.
— Забавно, — нахмурилась Элла. — То же самое утверждает и та, другая.
Матушка Ветровоск сидела в своей особой позе — со сдвинутыми коленями и прижатыми к бокам локтями, позволяющей ей в наименьшей степени контактировать с окружающим миром.
— Вкуснее ничего не едала, — сообщила нянюшка Ягг, до блеска подчищая тарелку чем-то очень похожим на хлеб. Во всяком случае, матушка искренне надеялась, что это было хлебом. — Эсме, ты непременно должна попробовать хоть капельку.
— Положить еще, госпожа Ягг? — спросила госпожа Гоголь.
— Если не трудно, госпожа Гоголь. — Нянюшка ткнула матушку Ветровоск локтем в бок. — И в самом деле пальчики оближешь, Эсме. Точь-в-точь как жаркое.
Госпожа Гоголь склонила голову набок и взглянула на матушку.
— Думаю, госпожа Ветровоск отказывается вовсе не из-за пищи, — промолвила она. — Скорее, ей не нравится обслуживание.
По лицу нянюшки Ягг пробежала тень. Чья-то серая рука забрала ее тарелку.
Матушка Ветровоск негромко кашлянула.
— Вообще-то, я ничего не имею против мертвецов, — сказала она. — Многие из моих ближайших друзей уже умерли. Просто это вроде бы как-то неправильно, чтобы мертвецы расхаживали как ни в чем не бывало.
Нянюшка Ягг покосилась на фигуру, накладывающую в ее тарелку уже третью порцию загадочного варева.
— А что ты на это скажешь, господин Зомби?
— Такова жизнь, госпожа Ягг, — откликнулся зомби.
— Вот! Видишь, Эсме? Он не против. Уж наверняка здесь ему куда лучше, чем целыми днями лежать запертым в тесном гробу.
Матушка тоже поглядела на зомби. Он был — или, если быть совсем точным, раньше был — высоким симпатичным человеком. Строго говоря, он и сейчас был таким же, правда создавалось впечатление, будто он только что прошел через комнату, сплошь затянутую паутиной.
— А как тебя зовут, мертвец? — спросила она.
— Я зовусь Субботой.
— Что-то похожее я уже слыхала… — задумчиво протянула нянюшка Ягг. — У тебя братьев случаем нет? Которых бы называли по остальным дням недели?
— Вроде нет, госпожа Ягг. Один я такой.
Матушка Ветровоск пристально посмотрела ему в глаза. Они были куда более разумными, чем глаза подавляющего большинства людей, которых принято называть живыми.
Она смутно представляла, что каким-то образом можно превратить мертвеца в зомби, хотя этой областью ведьмовства ей никогда не хотелось овладевать. И тем не менее для подобного превращения требовалось нечто большее, чем внутренности каких-нибудь странных рыб и таинственных корешков: покойник должен хотеть вернуться в мир живых. Должен обладать какой-то невероятно сильной мечтой, желанием или целью, которые позволили бы ему преодолеть власть самой могилы….
Глаза Субботы горели.
Наконец она пришла к некоему решению. И протянула руку.
— Очень приятно познакомиться, господин Суббота, — кивнула она. — И я с удовольствием попробую это замечательное блюдо.
— Оно называется гумбо, — подсказала нянюшка. — И в него кладут дамские пальчики.
— Я отлично знаю, что дамские пальчики — это сорт помидоров, так что спасибо тебе большое за подсказку, — парировала матушка. — Не настолько уж я темная.
— Ладно, ладно, только попроси, чтобы тебе положили побольше змеиных голов, — ухмыльнулась нянюшка Ягг. — Это самое вкусное.
— Змеиная голова? Вот о таком не слышала. А это что за овощ?
— Знаешь, ты, наверное, просто ешь, и все, — вздохнула нянюшка.
Они сидели на скособоченной деревянной верандочке, выходящей на болото, что простиралось позади хижины госпожи Гоголь. С ветвей окружающих деревьев свисали длинные бороды мха. В зеленых зарослях жужжали какие-то невидимые насекомые, а по воде мягко расходились в стороны клинообразные волны.