«скорой» снова. Потом еще и еще… С каждым разом обострения давались ей все тяжелее, она валялась пластом, стонала от боли в правом боку, но продолжала заливать, как только становилось легче. И вызывала новые обострения. Серый квартал сменяла больничная палата, и Тамару уже знало все отделение. Медики неохотно выезжали на этот адрес, поскольку знали, что их усилия напрасны. Они считали, что алкоголичка будет пить, пока не помрет, на нее только растворы переводить; помощь нужно оказывать тем, кто в ней действительно нуждается.
Состояние Тамары ухудшалось, она сутками лежала на больничной койке и тупо смотрела в потолок. Эта страшная, иссушенная мумия с неестественной желтовато-серой кожей пугала своим видом больных и посетителей. Иногда она переводила пустой взгляд на встревоженных врачей, которые знали, что дни ее сочтены… Вот и настал тот час, когда печень отказалась бороться, и спасти Тамару могла лишь трансплантация. Врачи предприняли попытку связаться с родными.
«Да вы что! Откуда такая сумма? Нет!» – отрезал брат.
«У меня нет денег», – развела руками дочь.
Тогда врачи поставили вопрос ребром: забирайте ее куда хотите. Мы, мол, все, что могли, сделали, теперь решение за вами. Брат не отозвался, дочь приехала и забрала мать на квартиру.
Они ехали в такси молча, друг на друга не смотрели. Ольга помогла ей подняться по лестнице, открыла дверь и подвела к дивану, последнему пристанищу. Отварила рис и налила стакан воды, поставила все на табурет и пододвинула поближе. Она хотела уйти, но вдруг остановилась… Присела рядом с матерью и посмотрела ей в глаза.
«Почему ты стала такой?! Почему не была нам любящей, хорошей мамой? Зачем разрушила свою жизнь?! Зачем превратила наше детство в ад?! За что?! Мы не видели детства, мы не знали любви и ласки, мы страдали – и все из-за тебя!» – хотела прокричать она. И резко дернулась к двери.
– Завтра зайду! – бросила она.
Мать смотрела на нее отстраненно, провожая равнодушным взглядом. Совсем скоро уже все перестанет иметь значение…
Ее не стало весной 2004 года, когда Ольге исполнилось двадцать два. Тамара умирала в одиночестве, в грязной квартире, на диване, загаженном испражнениями. Ее смерть была такой же никчемной, как и жизнь. Никто ее не оплакивал, похороны были скромными, из присутствующих – две дочери и семья брата. Для всех эта смерть стала избавлением.
***
Прошел год, и весна принесла обновление.
У Ольги завязалось общение с мужчиной, который приводил сынишку в садик. На удивление вместо пропавшей из виду жены… Из разговора Ольга узнала, что в семье случилось горе: жена разбилась в аварии, и Максим с сыном остались вдвоем. И если до этого ребенком занималась мать, а отец отдавался полностью работе, то сейчас все заботы легли на его плечи, а он не знал элементарных вещей. Нянечка стала внимательнее к малышу, помогала бытовыми советами отцу. Они начали встречаться во внерабочее время, гулять с ребенком.
Взаимная симпатия переросла в роман. Ольга никогда еще не была так счастлива, у нее выросли крылья, она парила. Самый хмурый день становился солнечным, когда рядом находился Максим. Она научилась улыбаться, оказалось, это так естественно – легким движением губ выразить радость, которая идет изнутри. Любовь стала бальзамом; Ольга цвела нежнее вишни, все отмечали, как она похорошела. Она ждала заветные три слова, жила мечтой создать семью.
Семья… Что может быть дороже? Особенно для тех, кто не имел ее и все готов отдать за то, чтобы идти по жизни вместе с близким человеком, а не одному.
Но счастье оказалось иллюзорным. Судьба готовила очередной удар.
– Прости меня, – сказал Максим, когда подвез ее домой, – я уезжаю в Питер по работе. Там лучшие условия, зарплата, а здесь без перспектив и все напоминает мне о ней. Я пробовал жить так, как прежде, но не смог. Авария перевернула все во мне! Прости…
Ольга побледнела, и ее губы затряслись. В душе затеплилась надежда.
– Ты… Уезжаешь ненадолго?
– Прости. Боюсь, что навсегда.
– Когда?!
– Уже на днях.
– Что не сказал об этом раньше?
– Я не хотел тебя травмировать…
– Так, значит, расстаемся? Навсегда?
– Я буду рад увидеться, как только обустроюсь. Сейчас же не до личной жизни, Оль, пойми. Я должен показать себя на новом месте, в новом коллективе, а для этого пахать с удвоенной энергией. К тому же воспитание сына целиком на мне, не забывай. Я рад бы здесь остаться, но никак. Там мегаполис, деньги и возможности. А здесь провинция, здесь делать нечего… Прости.
– Возьми меня с собою в Питер! Не нужно расставаться! Давай я брошу все и полечу с тобой? И будем вместе! – взмолилась вдруг она.
– Оль, я не могу…
– Почему? Ты этого не хочешь? Ты меня не любишь?
Максим молчал, а сердце разрывала тишина.
– Ну и езжай в свой мегаполис! Скатертью дорожка! Давай, вперед! – выкрикнула Ольга и бросилась в подъезд. Максим не кинулся ей вслед…
Все было кончено.
Она слегла в квартире.
После смерти матери сестры стали хозяйками, и больше не нужно было скитаться по чужим углам. Ольга вернулась в серый квартал, избавилась от хлама, от вещей покойницы, дивана – привела жилье в божеский вид. Для Вики смерть Тамары ничего не изменила: девчонка и теперь жила вне дома и редко виделась с сестрой.
В тот день Ольга была одна. Она вбежала, распласталась на кровати, разревелась во все горло. Боль ее душила, сжимала все внутри.
«За что он так со мной – я для него была жилеткой? Или носовым платком? Что высморкал, попользовался, кинул; а теперь в успешной жизни питерской я больше ни к чему?»
Ольга ни с кем не хотела разговаривать, никого не хотела видеть, а когда через пару дней вышла на работу, была угрюма и суха. Зачем любезничать, если всем ровным счетом наплевать? Если вопросы задают из любопытства, не из участия к ее проблемам, до которых никому нет дела, ведь каждый человек зациклен на себе.
Постепенно она вернулась к прежней тихой жизни. Без страстей, без потрясений, без любви… Она сильнее замкнулась в себе, а пробудившийся к жизни интерес погас. Прошло немного времени, и Ольге показалось, что мимолетного романа не было, а Максим и вовсе ей приснился, как будто приключилось все не с ней.
Но подошел плановый медосмотр, и с ним шокирующая весть: беременность! К такому Ольга не была готова, расплакалась зачем-то. То ли нахлынули воспоминания, и переполнила обида, то ли растерянность и ощущение слабости, то ли сомнения, как рожать одной, без помощи и без поддержки. Но все-таки она решилась. Знала, ей придется тяжело, но раз беременна – рожай, аборт недопустим, аборт для слабаков, для тех, кто не в ответе за свои поступки. В ней зарождалась жизнь, а значит, и давалась сила все