сынишка выхватил пакет, который тут же проверил на наличие сладостей. Их не оказалось, и он, разочарованный, бросил пакет и вернулся в комнату, где продолжил смотреть мультик, но уже без интереса.
– Димка, сынок, – подошла к нему женщина и ласково погладила по голове, – смотри, что я тебе принесла, – и достала из облезлой дерматиновой сумки шоколадку.
Димка запрыгал на расшатанном диване и, вскрыв упаковку, с жадным причмокиванием принялся за содержимое.
Женщина прошла на кухню и достала из пакета буханку хлеба, килограммовую пачку риса и куриные желудки, которыми заменяла мясо, обжаривая их с луком и морковью. Несмотря на усталость, она сразу принялась сочинять нехитрый ужин для себя и сына, едва лишь накинула халат. Пальцы управлялись с ножом и руки еще слушались Ольгу, но мысли были ей неподвластны и возвращались в то место, где оказалась дорогая ей малютка…
Во Владивостоке установилась жара. Столбик термометра за окном показывал тридцать пять градусов, вдобавок накалилась плита, и в маленькой кухоньке в два счета стало адски душно – Ольга распахнула окно. Во дворе она увидела горку из сумок. Две девушки поочередно перетаскивали все в подъезд: одна, блондинка с короткой стрижкой, только и успевала бегать туда-обратно, а вторая, шатенка с волнистыми волосами, торопливо следовала за ней.
«Новые жильцы… Зачем они выбрали наш серый квартал? Студентки, в целях экономии? Тогда могу понять. Те, кто здесь живет, мечтают выбраться отсюда… И я уехала бы с радостью – но некуда».
Ольга наблюдала за движением внизу с какой-то мрачной задумчивостью и странным ощущением родства. Так смотрят больные из окон своих палат на новоприбывших больных… Ее отвлек стук в дверь.
– Кто там?
На пороге стояла соседка Люда, с которой они дружили. Ольга провела ее на кухню и прикрыла дверь, чтобы сын не слышал разговор.
– Ну как ты, Оль? – участливо спросила Люда.
– Отказ за отказом…Я так больше не могу! – в отчаянии заломила руки Ольга. – Я ей родная тетка, а мне даже увидеть ее не дают! На посещение ребенка нужно разрешение, даже мне, тетке, представляешь?
– Но как же так? Что за люди сидят в этих органах опеки? Неужели им наплевать, вырастет ребенок в любящей семье или в детдоме, где никому не нужен? Потом они выходят, как волчата, и не знают, как жить среди людей. Знаю одну такую: из бывших детдомовских. Женщине под сорок лет, сменила с десяток мест работы и нигде не задерживалась надолго, везде ей казалось, что ее хотят обидеть, как-то ущемить в правах, она ябедничала на коллег, не могла найти общего языка с начальством – в итоге уходила… Ранимая, плаксивая, принимает все очень близко к сердцу. И в личной жизни беда: ни мужа, ни детей… А зачем ей семья, если она не понимает ее ценность? Если нет понятия самой семьи? С детства не заложено.
– Ой, Люда, не рассказывай! – залилась слезами Ольга. – От таких историй только хуже!
Подруга принялась ее успокаивать. Испытания, выпавшие на долю Ольги, требовали недюжинного мужества, но воевать одной против системы, подкрепленной законом, ей было не по зубам.
– Чем они объяснили отказ?
– Тем, что не потяну второго ребенка. Нет дохода, который обеспечит Анечке прожиточный минимум. В Приморье при наших ценах это одиннадцать тысяч рублей. На рынке продавцом я получаю двадцать две, и, если разделить на троих, меня, Димку и Анечку, на каждого выходит по семь с копейками. А это ниже прожиточного минимума. Будь моя зарплата «белой», а трудоустройство – официальным, мне бы с такими цифрами отказали. Но я официально безработная, что еще хуже! Я даже не могу принести справку о доходе, кто мне ее даст в павильоне на Спортивной? Китаец «Саша», на которого работаю? Как не посмотри, не отвечаю я их требованиям к опекуну, хоть и тетка родная. Также мои жилищные условия. Что у меня? – однушка в хрущевке, тридцать квадратов. Они спросили, как мы уместимся втроем, я и мальчик с девочкой? У разнополых детей должны быть отдельные комнаты. И что мне им ответить? Я что, олигарх, трехкомнатные квартиры покупать, чтоб каждому по комнате? Уж извините. Где денег столько взять?
– Оль, а они не путают опеку и усыновление? Опекун получает деньги от государства, а при усыновлении родитель сам содержит, из своего кармана, поэтому так важно знать его доход. Ведь так, я ничего не путаю?
– Да, но доход требуют со всех, неважно, опекун или приемный родитель. Иначе любой с улицы мог бы прийти и оформить опекунство. Ребенка не доверят нищему и без жилья, будь он хоть трижды родственник. Насчет меня у них, знаешь, какие мысли? Что раз я безработная, то деньги, которые мне будут выплачивать за Анечку, я буду тратить на себя и сына, что будем объедать малютку. И им ведь не докажешь, что, наоборот, от себя готов оторвать и ей отдать, не докажешь!
– Оль, тебе нужно устроиться на официальную работу – другого выхода не вижу.
– Люда, дорогая моя, о чем ты говоришь? – не поверила ушам своим Ольга. – Куда? Назови мне хоть одно место, где мне будут платить «белую» зарплату не меньше тридцати трех тысяч в месяц? И куда мне без образования, с двухлетним опытом работы нянечкой и пятилетним опытом в торговле? Уборщицей? Оператором на почту? Или вернуться в детский сад? Да ни за что! Помнишь, как я работала нянечкой за девять тысяч? Зато официально! Прошло пять лет, и зарплаты им несильно добавили… Если бы я не ушла оттуда, мне и Димку было бы не прокормить, не то что опекунство на племянницу.
Ольга подошла к плите и перемешала куриные желудки.
– Смотрю, ты подсела на эти желудки… Как не приду, только их и готовишь, – заметила Люда.
– Подсядешь тут по нашей жизни. Нам не до шику. Димку в школу надо собирать, все очень дорого, и помощи ждать неоткуда. Все сама, своим горбом…
***
Если Алла смотрела на жизнь как на борьбу и понимала, хочешь выжить – прими правила игры, то Ольга не видела альтернативы той жизни, что имела, и знала: от мучений не уйти, остается зубы сжать и терпеливо все снести.
Путилина Ольга была человеком сложной судьбы, и она ее не выбирала. Видно, у кого-то на роду написано страдать, и лишь смерть принесет им избавление от мук. Жизнь подкидывала Ольге испытание за испытанием, с которыми она справлялась, но в награду получала порцию новых. Какая черная метка стояла на ней при рождении – неизвестно, но баловнем судьбы она не была – это факт.
Она родилась и всю сознательную жизнь прожила в этой хрущевке. Отца не знала: ее мать, Тамара, любила выпить и проводила время