"Не придирайся. У Сензи тоже белая кожа. У многих людей есть дела, связывающие их с ночью.
Вот именно... И многие из этих дел в высшей степени подозрительны".
Незнакомец медленно присел на край кровати. Несколько мгновений он молча разглядывал больного, потом перешел к более подробному осмотру: приподнял веки мальчика, изучил зрачки, прижал длинные изящные пальцы к шее подростка, пытаясь нащупать пульс, даже изучил ногти. Трудно было сказать, когда он просто смотрит, а когда пользуется Видением. Тут Таррант напоминал Сиани - ему не требовались слова или жесты, чтобы воспользоваться заклятиями, довольно было одного лишь напряжения воли. Не оставалось никаких сомнений - Таррант действительно был посвященным.
"Можно подумать, это не было понятно сразу".
Дэмьен посмотрел на мать мальчика, и сердце его сжалось от сочувствия. Благодаря ручательству священника она позволила чужаку приблизиться к своему сыну, но ясно было, что присутствие Тарранта заставляет ее сильно нервничать - этот-то священником не был. Женщина сцепила пальцы и изо всех сил старалась не вмешиваться, потом взглянула на Дэмьена в поисках утешения. Священнику искренне хотелось бы утешить ее, но как?
Он снова посмотрел на мальчика и застыл - незнакомец прижал к запястью мальчика нож. Из-под ножа тянулась тонкая струйка крови - густая, темно-красная.
- Какого дьявола? - зашипел Дэмьен. - Что вы делаете?
Таррант не обратил на него ни малейшего внимания. Он вытер лезвие и вернул нож обратно в ножны. Мать мальчика тихо застонала и пошатнулась. Дэмьен забеспокоился, не потеряет ли она сознание. Священник разрывался между стремлением помочь несчастной женщине и отчаянным желанием прекратить это безумие. Зачем могло понадобиться разрезать мальчику вену? Но он не шелохнулся - его охватило какое-то ужасное, болезненное очарование. Как Дэмьен и ожидал, Таррант прикоснулся к ране, и пальцы его окрасились кровью. Посвященный поднес ладонь к губам и принюхался, потом, словно удовлетворившись тем, что узнал, прикоснулся языком к темно-красным каплям. Попробовал на вкус. И застыл.
Мрачно посмотрев на женщину, он проворчал:
- Вы не сказали, что он был наркоманом.
В лице женщины неожиданно не осталось ни кровинки.
- Но он не наркоман... - прошептала она. - Я не...
- Что это? - хрипло спросил Дэмьен.
- "Черный уход".
Сделанный Таррантом надрез все еще кровоточил; с запястья мальчика на стеганое одеяло срывались крохотные красные капли.
- Он ведь запрещен, разве не так?
- Откуда вы узнали? - потрясение выдохнула женщина.
- Обычная логика. Мальчик совершенно явно находится под действием наркотика. Если бы он принимал его легально, ему бы приходилось ездить за зельем в Джаггернаут. И к тому же вы бы обо всем знали. С другой стороны, через ваш даэ проходит множество путешественников... - Таррант пожал плечами, словно показывая, что дальнейшее само собой разумеется. - Так что он вполне мог держать это в тайне, хотя удовольствие ему дорого обходилось. Он знал, что рискует, и шел на этот риск. Думаю, это добавляло его ощущениям остроты.
- Как вы смеете так говорить!
Таррант всего лишь прищурился, но этого оказалось довольно. Женщина попятилась и отвела взгляд.
- Так это из-за?.. - прохрипела она. Руки ее дрожали. - Из-за... наркотика?
Таррант повернулся обратно к мальчику. Поскольку он ничего не стал объяснять, Дэмьен прибег к Видению и увидел, что плотная стена, еще недавно окружавшая мальчика, осыпается - слой за слоем, распускается, словно лепестки цветка. Священник почувствовал внезапный приступ зависти, едва не заставившей его потерять концентрацию.
"Ну почему ему это удалось так дьявольски легко!"
А за барьером скрывалась... темнота. Пустота. Такая абсолютная тьма, что сознание Дэмьена прямо-таки обожгло ледяным холодом. Он не посмел проникнуть дальше, чтобы узнать источник этой тьмы, и был не в состоянии следить за Таррантом, но даже сейчас Дэмьен чувствовал, что что-то здесь не так - и очень сильно не так. Здесь присутствовало нечто, далеко выходящее за пределы обычных примесей или саморазрушительных фантазий, свойственных юношеской депрессии. Нечто намекающее на внешнее вмешательство. Некая злоба, неизмеримо большая той, которую мог бы породить этот бедный мальчик.
- Оставьте нас, - приказал Таррант и взглянул на женщину. Она попыталась было возразить, но слова застряли у нее в горле, и она подчинилась воле Тарранта. Когда хозяйка повернулась, чтобы выйти, лицо ее было залито слезами. Дэмьену очень хотелось утешить ее, но он бы проклял себя, если бы хоть на минуту оставил мальчика одного с этим странным чужаком.
Как только женщина вышла, осторожно прикрыв за собой дверь, Таррант протянул руку к мальчику, и его тонкие изящные пальцы коснулись лба больного. Только что осыпавшийся барьер принялся медленно, слой за слоем, восстанавливаться. Постепенно зияющая тьма, свившая себе гнездо в подростке, скрывалась из глаз, и вскоре даже сильнейшее из заклинаний Познания, на которое был способен Дэмьен, перестало воспринимать ее. Из кончиков пальцев посвященного вырвались темно-синие лучи. Пораженный Дэмьен смотрел, как эти лучи рассекают кожу мальчика. А на кровоточащие вскрытые капилляры осторожно ложится лазурный лед.
Дэмьен бросился вперед, схватил Тарранта за руку - рука была такой холодной, что, казалось, это прикосновение принялось вытягивать живое тепло и из самого Дэмьена, - и изо всех сил рванул его прочь от мальчика.
- Что вы делаете?! - яростно прошипел он.
Безгранично спокойные и холодные глаза Тарранта остановились на священнике.
- Убиваю его, - безмятежно ответил он. - Постепенно, конечно. Смерть наступит не раньше утра. Семья сочтет ее... хм... естественной. Врачи решат, что она наступила в результате приема купленного на черном рынке наркотика. На том все и закончится. Что и требуется.
- Как вы смеете!
- Это тело ни на что более не годно, - все так же спокойно проговорил Таррант. - Они могут месяцами таскать его из одного города в другой, извести на него несметное количество глюкозы и тонизирующих средств и довольно долго поддерживать в нем подобие жизни, но зачем? Здесь не осталось ничего, что стоило бы сохранять. - Его светло-серые глаза холодно сверкнули. - Не лучше ли будет устранить подобную помеху, чем позволить семье тратить деньги и силы, в то время как у них не осталось ничего, в чем стоило бы поддерживать жизнь?
У Дэмьена появилось ощущение, что он сам сейчас подвергается испытанию, причем он не знал ни критериев этого испытания, ни его цели.
- Вы говорите, что он не может вернуться?
- Я говорю, что здесь нечего уже возвращать. Душа его все еще здесь висит на тонкой ниточке. Но механизм, который мог бы вновь связать ее с телом, устранен, священник. Поглощен, если угодно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});