Нередко эти норвежцы, забывавшие, что из дому их гнало отсутствие земель или ярость Харфарга, задирали датчан, поскольку никак не могли забыть поражения, каких-то десять лет назад нанесенного им у берегов Эрины. Датские корабли тогда еще только-только появились у эринских берегов, и ирландский конунг Уи Ньяль просил их помощи против распоряжавшихся в его стране, как в своей вотчине, норвежцев. Кальв сын Арфинна тогда похвалялся, что, овладев всей Эриной, станет править из древнего замка на берегу черного озера, из самого Дубх Линна, и поведет стаи своих непобедимых кораблей против немощных королевств христианского запада. Однако под натиском ратников Уи Ньяля непобедимый флот Арфинссона рассеялся как дым, а тела норвежцев на эринских полях еще долго служили обильной пищей воронам, как было это во времена Финна и Кухулина и витязей Ульстера.
Память о давних распрях еще жива, говорил Бранр, и среди дружинных домов конунга нередки стычки и столкновения, и лишь Вестмунду удается силой воли держать в узде своих воинов.
— Въехав через северные ворота, мы оказались сейчас как раз там, где поселились люди с Оркнейских островов, и прости мне мой совет, гаутрек, и тебя это тоже касается, Скагги, я предложил бы вам не глазеть по сторонам, а глядеть лишь прямо перед собой.
Чернобородый дружинник, ответивший на приветствие Карри оскорблением, обернулся, лицо его перекосилось от ярости. Он сплюнул под ноги Карри и только открыл рот, чтобы добавить что-то еще, как Карри ударила его в лицо. Из разорванной щеки хускарла хлынула кровь — въезжая во Фюркат, дочь Раны Мудрого не стала снимать латных рукавиц. Чернобородый пошатнулся и, раскинув руки, рухнул навзничь. Повисло мертвое молчание.
Хускарл медленно поднялся на ноги, выплюнул на раскрытую ладонь один зуб, затем второй. Потом, глянув на своих людей, пожал плечами. Бросив поводья лошади, двое его дренгов, также без единого слова, двинулись следом за предводителем.
— Ну что ж, этого ведь ты и добивалась?
Карри хмуро кивнула.
— Чего? — встревоженно встрял Скагги.
— Не знаешь? Теперь может произойти лишь одно.
— Что?
— Хольмганг.
— Что да, то да. Весь лагерь теперь соберется поглазеть на поединок. Где тут сыскать лучшее развлечение, — внес свою лепту Грим. — Наших слов, похоже, Весовым воинам недостаточно.
— Да, сдается мне, многое здесь изменилось с моего отъезда. — Голос Бранра был безрадостным. — Тем больше причин скорее разыскать Оттара Черного и Грима Ульвсона.
— Я останусь с Карри, скальды подождут.
— А твой отец? — довольно резко возразил Гриму Бранр.
— А ты уверен, что он в лагере или, если уж на то пошло, что он еще жив? Бранр промолчал.
— Я тоже останусь, — неожиданно заявил Скагги, которому почему-то показалось, что в этом недружелюбном лагере он предпочел бы остаться с Карри Рану и Гримом. Кто знает, как его примут эти скальды.
— Драккары «Хронварнр» и «Линдормр» прибудут в Фюркат через пару дней, разве что форинг Гутхорм Домар пожелает задержаться в Ольсборге, — закончил свой рассказ Бранр.
В небольшой светлой горнице, окнами выходящей на залив и верфи с собираемым на них долгим кораблем, повисло молчание. В центре горницы в дощатый пол было воткнуто серебряным наконечником вниз длинное копье — символ Одина, возле него в небольшой жаровне плясали оранжево-красные язычки огня Локи.
— Что ж, доброго пира Гламу Хромой Секире, — задумчиво проговорил Гранмар, — и Тровину Молчальнику.
Собравшиеся согласно кивнули. На этот раз молчание прервал Скальдрек, скальд Хеймдаля:
— Призванные прибыли.
— Не совсем так, — отозвался Амунди-целитель. — Подумать необходимо об ином, о том, как и почему за каких-то три года из простого хускарла Вес, сын второй жены ярла Сканей Хакона, превратился в конунга Вестмунда, правящего теперь половиной Дании. Поддерживая нового конунга, мы все это время считали причину его возвышения второстепенной. Всегда находилось иное, более неотложное дело. Не доискиваясь причины происходящего, равно как и причины того, почему покинул Круг Тровин Молчальник, мы разменивались на повседневные мелочи, учили, исправляли ошибки, улаживали свары. Сейчас же наше дело решить, кто или что такое есть созданный с нашей помощью конунг Вестмунд.
— В Том мире, сколь бы я ни искал его в видениях, я видел конунга лишь Тюром асов. Тем самым странником в синем меховом плаще, каким он явился под именем Гримнира к конунгу Грейрреду.
— И мне было подобное видение, — согласился Оттар Черный. — Этого достаточно, чтобы предположить, что они впрямь порождение или воплощение Хрофта? Но с чем пришел тогда в Мидгард Тюр-ноши? Станет ли он для нас Одином Всеотцом, отцом асов и людей? Или Одином Бельверком, асом-висельником, Тюром павших, призывающим к себе героев ради собственных, лишь ему ведомых целей?
— Дело здесь даже не в рождении или роде Веса, они нам известны, как известно и его отрочество. Важны для нас последние три-четыре года. К сожалению, Тровин оставил нас, а теперь он мертв.
— Скагги из рода Хьялти, возможно, вспомнит хотя бы часть послания Молчальника, — напомнил скальдам Бранр.
— А оно того стоит? — усмехнулся Ивар Белый, скальд Ньерда. — Молчальник любил добрую шутку. — Корабельщик стряхнул с рукава одинокую стружку.
— Стоит, — с непоколебимой уверенностью возразил Бранр. — Не стал бы он иначе отправлять мальчишку к чужому ему человеку, да еще такому, как Грим.
— Если так, то послание зашифровано, и только Грим способен разгадать его, — заключил Ивар.
— Да, Грим, — задумчиво повторил Оттар и многозначительно уставился в огонь Локи.
Избранники Одина среди скальдов бывали нередки, но мало кто из них доживал до преклонных лет. Быть скальдом аса асов немалый почет, но тяжела и ноша. Снова повисло молчание, скальды смотрели в огонь, проказливо трещавший сосновой смолой. Наконец заговорил Банланди, скальд Фрея:
— Я, как и все вы, тоже страшусь предательства Одина. И все же я призываю Круг задуматься о том, что Один и последователи его пришли к нам не без причины. Они пришли к нам, дабы отогнать худшие силы. — Он кивнул на огонь Локи. — Как всем вам известно, я видел Веса на восьминогом коне. Но в Том мире я видел и иное. И поверь мне на слово, Ивар, в Том мире есть и более страшные создания, чем воспитанник Тровина. И среди них один из потомства самого Фенрира, сына Локи…
Эгиль приподнялся на локте, силясь заговорить, но Лысый Грим жестом призвал его к молчанию.
— И все же я скажу это, поскольку ни один из вас не решается этого сказать. Да, я по-прежнему полагаю, что Грим, Сын Эгиля, скальда Одина, Грим Квельдульв много опаснее для нас, чем когда-либо сможет стать Вес. Знаю, Грим, ты желал лишь добра, давая внуку имя свое и Ратей Отца, и не его вина, что он стал избранником Локи. И все же он ненадежен. Кто знает, какие силы в нем сокрыты?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});