Все ближе и ближе… Огромные, черные птицы кружили над полем, перепрыгивали с кучи на кучу… Огромные, не ведающие жалости черные птицы с черными клювами клевали пустые глазницы, рылись в полуистлевшем тряпье, разрывали суставы в поисках хотя бы кусочка мяса или костного мозга. Но тела обдирали уже не один раз, кости были белы и сухи. И вот птицы, закаркав громко и хрипло, принялись наскакивать друг на друга.
На поле вдруг стало тихо, птицы внезапно умолкли и по две, три, четыре, потом уже небольшими стайками, потянулись туда, где на лошадином черепе восседал огромный вожак. Несметное полчище воронов в молчании внимало, а Гриму казалось, что ворон-вожак держит пред ними речь. Все громче раздавалось карканье, все больше слышалось в нем угрозы. А потом вся стая разом взмыла к пурпурному закату, покружила и выстроилась клином, а потом… Как единое существо, стая устремилась вниз, пурпур заката скрылся за черным крылом. Вожак летел прямо на него, Гриму были видны беспощадный и не мигающий желтый глаз, целящий ему в лицо черный клюв. Клюв все приближался, а он, Грим, не в силах был даже пошевелиться. Что-то будто тисками удерживало его голову на одном месте, в то время как белым тараном обжигающей боли черный клюв глубоко входил в мягкий студень глаза…
Мучительным усилием Грим дернул головой, отчаянно закричал в надежде отогнать черную птицу…
И над ним склонилось встревоженное лицо Карри.
— Ворон, — только и смог выговорить Грим. — Вороны!..
— Это сон, это только сон, — хриплый голос Карри звучал непривычно мягко.
Как будто услышав последние ее слова, по другую сторону стола сел, стряхнув с себя плащ, Бранр.
— У меня не бывает снов! — огрызнулся Грим, потом уже спокойнее добавил: Прости, что разбудил тебя, гаутрек.
— Это не просто сон, — сказал со своей лавки посланник Круга. С его заспанного лица ясно и остро смотрели усталые глаза. — Грим прав, у скальда не бывает просто снов.
От бессильного гнева и потрясения от недавнего видения, даже не потрясения, Грим мог бы сказать, что действительно чувствует, как болит у него левый глаз, сын Эгиля только крепче сжал зубы. «Будьте вы прокляты», — подумал он, а вслух устало сказал:
— Я столько лет убил на то, чтобы их у меня не было.
— Ты убивал не годы, а себя, или, точнее, гефа, вот она и возвращает тебе сторицей.
— Пора раздумий, и не понять, кто жив, кто умер, кто жив опять… пробормотал Грим, краем глаза заметив удивленный взгляд Карри.
— И ты, и гаутрек…
— Форинг, — горько поправила его Карри. — Морской конунг погиб в водах Скаггерака.
— И все же вы живы. Возможно, будет жить Бьерн. — Бранр кивнул на заворочавшегося во сне Скагги. — И воспитанник Тровина, если будет на то воля Идунн, оправится к завтрашнему дню. А от видений тебе теперь не скрыться, сын Эгиля. В трудный для крепости час ты превозмог себя и обратился к рунной волшбе, — он предостерегающе поднял руку, — не спорь, я же помню присутствие твоей личной силы. Ты должен принять и вторую грань своего дара.
— Что у тебя было за видение?
Оставив вопрос Бранра без ответа, Грим присел к столу, чтобы плеснуть в кружку пива. Глаз будто жгло раскаленной иглой, и потому он не стал отрывать кружку от губ, скрывая за ней гримасу боли, а заодно и нежелание говорить. Спасаясь от боли, он закрыл глаза, потом поставил на стол недопитое пиво. В маленькой горнице, в доме Скули-бонда, хозяина небольшого хутора в полете стрелы от постоянного лагеря морских воинов Аггерсборга, куда причалил под вечер сильно поврежденный «Линдормр», было тихо. В темном углу трудился неугомонный сверчок, все старался разогнать ощущение горечи и бессилия, будто разъедавшее стол и лавки, и меховые плащи, над трещащим в плошке с китовым салом фитилем кружили мошки.
— Ты не заметил странной закономерности? — спросил вдруг, словно пробудившись от глубокой задумчивости, Бранр.
— Да? — без особого интереса спросил Грим.
— Глам, Скьельф, Раген с Галогалланда, Скульд-годи. Возможно, что и Варша тоже, — гибнут лучшие хольды, грамы…
— Смерть в битве — славный удел, — пожал плечами Грим. — А сколько полегло дружинников Рьявенкрика, хускарлов и простых дренгов?
— Ты хочешь сказать, что раз мы живы, мы не из лучших? — с горечью спросила, поднимая голову с положенных на стол локтей, Карри Рану.
— Ты неверно поняла меня, конунг. Быть может, наш черед еще не пришел, примирительно отозвался Бранр, но вид у него остался все тот же, мрачно задумчивый, как будто он сам не верил своим словам.
— И все же…
IX
Два драккара неспешно продвигались в обмелевших водах широкой реки Вистинги, что почти пополам разделяла северную часть датских земель, которые год назад объединил под своей рукой новоявленного конунг Вестмунд. Путь по Вистинге шел от Аггерсборга почти до ставшего новой столицей военного лагеря Фюркат. На заднем корабле, последнем из морской флотилии гаутрека Карри Рану из рода Асгаута, гребцы затянули песню, мачты со свернутыми парусами покоились на дне корабля, а мимо скользили плоские, поросшие лесом берега Вистинги. На переднем корабле молчали.
Гутхорм Домар, посланный Кругом в Аггерсборг к гаутреку Иви и Согну-скальду забрать и виру за убитого две луны назад племянника Скальдрека-скальда Торира Гривастого, завел на обратном пути «Хронварнр» в Скаген, где взял на борт также часть дружинников и оружия с поврежденного «Линдормра». На корабле скальдов время определяли без песен или заунывного ритма бронзового диска. А кроме того, где бы ни находился последние часы Грим, возвращающийся домой изгнанник по собственной воле, неизменно клубилось незримое облако тревоги и напряжения.
Мрачно-тяжелое настроение сына Эгиля сказывалось даже на закаленных походами хускарлах Карри Рану, похвалявшихся, что не боятся ни одного человека на свете.
— Я слышал вчера часть вашей беседы, — постарался привлечь внимание Бранра лежавший возле фальшборта «Хронварнра» Скагги.
Этот корабль и поход с Тровином казались в воспоминаниях прекрасными и полными удачи и славы, и, оказавшись на нем, он почему-то почувствовал себя увереннее.
— Вы говорили о том, что за женщину могли видеть на стенах Рьявенкрика, а подступивших к стенам крепости врагов называли то франками, то норманнами. Так кто же они?
— Норманнами они стали звать себя в Ванланде, на землях франков. Я называл их франками, потому что среди них уже очень немного осталось тех датчан и норвежцев, которые отправились в поход с Хрольвом.
— Так, значит, Бьерн бился с таким же, как он, норвежцем? Норвежским хольдом?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});