палец, а затем, не сводя с меня глаз, провел пальцем по шее.
«Держи язык за зубами, а не то перережу горло».
Как ни странно, меня вдруг пробрал мороз – не от самого жеста, а от выражения ужаса на лице ребенка. Отыскав шесть пенсов, я опустил монету ему на ладонь.
– Узнаю, что ты соврал, – тебя выпорют так, как ни разу в жизни не пороли.
Хэл сжал монету в кулаке.
– Я не вру, господин. Все правда. Клянусь.
Я велел ему уходить.
Значит, не Уотфорд, а Уоллингфорд. И снова человек в коричневом камзоле. Если мальчишка и впрямь не соврал, это все меняет, причем в худшую сторону.
Хэл сбежал вниз по лестнице, распахнул дверь, ведущую в коридор, и шумно ее захлопнул.
Уоллингфорд-хаус. Парадная лондонская резиденция лорда Бекингема, расположенная возле Чаринг-Кросс и Королевской конюшни. Бекингем – враг Кларендона, по его приказу у ворот на Пикадилли целыми днями кричит толпа, к тому же он один из руководителей движения, цель которого – заставить лорда Кларендона держать ответ перед парламентом. Вдобавок я только что узнал, что человек Бекингема был знаком с Олдерли и, может статься, даже приложил руку к его гибели. И всех этих людей объединяет Епископ.
Оставшись один, я медленно переходил из одной комнаты в другую. В забитых вещами комнатах и раньше царил беспорядок, но теперь все здесь было перевернуто вверх дном – ящики выдвинуты, шкафы опустели, имущество Олдерли раскидано по полу.
Хозяин почти не оставил в квартире бумаг – а те, которые были, вероятно, забрал Епископ. Особенно меня интересовал брачный договор Олдерли. Видимо, новообретенное благосостояние подтолкнуло его к мыслям о женитьбе. Может, он покорил сердце богатой наследницы? Быть не может, чтобы невестой оказалась леди Квинси. Сама мысль об этом вызывала у меня отвращение. Однако Книга общих молитв запрещает мужчине жениться на супруге отца. Это меня обнадеживало. К тому же леди Квинси – женщина недюжинного ума, такая зря разбрасываться не станет, хотя, если сделка будет выгодной, она, пожалуй, согласится продать себя. Но только не Эдварду Олдерли, какую бы цену тот ни предложил.
Чем дольше я осматривал квартиру, тем сильнее меня тревожил царивший здесь хаос. Либо Епископ очень спешил, либо поленился убрать следы своего визита. Есть и другое объяснение: таким образом он хотел предупредить меня, а также любого другого посланника Кларендона или его величества, что он неуязвим и поэтому ему вовсе незачем скрывать, что он сюда приходил.
С крюка на двери, ведущей в кабинет, свисала большая кожаная сумка. Она была пуста. Тут мне пришло в голову, что Кэт, по всей вероятности, является наследницей своего кузена – во всяком случае, с точки зрения морали, а если Олдерли не оставил завещания, то и по закону.
Где бы ни была Кэт и какая бы опасность ей ни грозила, рано или поздно ей понадобятся деньги. Я побросал в сумку мелкие легкие предметы, которые можно продать: набор французских серебряных вилок с тремя зубцами, банку мускатного ореха, два ажурных кружевных воротника, настольные часы, новые карманные часы в золотом корпусе, стрелки которых остановились на пяти минутах пятого. Чиффинч не одобрил бы моих действий, однако ему о них знать необязательно.
Еще я положил в сумку миниатюрный портрет женщины, одетой по моде прежних лет, но как две капли воды похожей на Кэтрин Ловетт. Может быть, Кэт будет рада напоминанию и о месте, изображенном на картине, и об этой женщине. Да, глаза разрезаны, но умелый художник наверняка сумеет исправить этот изъян.
В спальне я встал на колени и заглянул под украшенную резьбой и завешенную богатым пологом кровать, но там я обнаружил лишь паутину да ночной горшок. Я хотел его отодвинуть, но оказалось, что горшок переполнен. Я торопливо отдернул руку, чтобы избежать хлынувшего потока мочи.
Вставая, я наступил каблуком на что-то, валявшееся на полу. Раздался треск дерева. Я опустил взгляд. У подножия кровати лежала скомканная шаль. Отдернув ее, я увидел маленькую серебряную шкатулку. Я поднял ее. Крышка свисала набок, держась на одной-единственной петле. И виной тому мой каблук. А впрочем, до меня кто-то уже взломал замок при помощи либо ножа, либо резца.
Всего час или два назад Кларендон описывал точно такую шкатулку: «В длину дюймов восемь, не больше, в высоту – два, в ширину – четыре. Из твердой древесины, но покрыта серебром».
Серебро сильно потускнело. Лизнув указательный палец, я потер металл. Проступил витиеватый узор со множеством завитушек и арабесок. Я уже видел подобный рисунок. Ключ на кольце Олдерли украшен точно таким же.
Достав этот ключ из кармана, я вставил его в замочную скважину и повернул. Несмотря на повреждения, механизм работал, но до конца ключ не проворачивался.
Подозрения Кларендона подтвердились: шкатулку украл Олдерли. И теперь я был почти уверен, что Епископ нашел ее. А это значит, что содержимое шкатулки, по всей вероятности, в руках герцога Бекингема.
Глава 23
Сегодня была среда. Я не докладывал Чиффинчу о результатах своей работы уже почти двое суток и понимал, что дольше откладывать встречу с начальником нельзя.
Выйдя с Фэрроу-лейн, я взял наемный экипаж до Уайтхолла. Но судьбе было угодно, чтобы Чиффинча на месте не оказалось: вчера днем он уехал в свою резиденцию неподалеку от Виндзора и до сих пор не вернулся, хотя мне сказали, что его ждут обратно через час-другой.
Уже несколько дней подряд сплошные хлопоты и тревоги – и вдруг неожиданный перерыв, вынужденное бездействие. Мне отчаянно хотелось чем-нибудь себя занять, но я понятия не имел, чем именно. Мне вдруг вспомнилась певчая птица, которую когда-то держала в клетке моя матушка. С приближением зимы, когда ночи становились все длиннее, птица переставала петь и отчаянно стремилась улететь от холодов. Вместо того чтобы щебетать, как обычно, она бестолково металась туда-сюда, врезаясь в прутья клетки.
Я случайно встретил одного сослуживца, секретаря господина Уильямсона, и тот пригласил меня в таверну на Кинг-стрит выпить по бокалу вина. Если верить его рассказам, во время моего отсутствия несчастья обрушивались на «Газетт» одно за другим. Причин тому было множество: небрежно отредактированный номер, дурное настроение господина Уильямсона и трудности с распространением, которые так и не разрешили.
Затем я снова отправился в покои Чиффинча, но он так и не вернулся. Тогда я решил проведать Хэксби в тюрьме Скотленд-Ярда.
Там опять дежурил круглолицый сержант.
– Доброго вам здоровья, сэр.
При моем появлении он встал со стула и расплылся в широкой улыбке,