вспоминал тот день, когда отшвырнул ее от себя. Она не рассказала ему правду. Разве я теперь имею на это право?
— Нет, Марк, я ничего не знаю. — Делаю самое честное лицо, на которое только способна. Сжимаю руками колени.
Поднимаюсь и выхожу в прихожую. Возвращаюсь с конвертом. Кладу его перед ним на стол и снова занимаю свое место.
— Думаю, Настя пропала из-за него. Кому-то очень насолила твоя семья, Марк.
Он достает лист, разворачивает и скользит глазами по строчкам.
— Где ты это взяла?
— Нашла в нашей квартире. Я за ним сегодня ездила. А вот как это попало к Насте — остается для меня загадкой. Она же тебя не шантажировала? — Кусаю губы.
Его взгляд красноречивее любого ответа. Ясно-понятно.
— Ты поэтому спрашивала о конкурентах? — Я киваю. — Почему раньше не отдала? Не доверяла? — Он сканирует меня взглядом.
— Доверяла. Сейчас отдаю. Он мне без надобности.
— Спасибо, Инга. Это очень важно для меня.
Я отвожу глаза и решаюсь спросить.
— Это ты оплатил мне обучение в ВУЗе и добился повышенной стипендии для меня? –
Я еще не была готова обсуждать это. Уж слишком сильно этот факт ударил по моей самооценке, да еще и услышать это от его матери. Испытание не из легких. Но и держать это в себе — задача не из простых.
— Да.
Вот так просто. Честность — это роскошь, не каждый может ее себе позволить.
— Ясно. — Хочется встать и уйти, но я боюсь выглядеть истеричкой в его глазах. Я и так показала себя не с лучшей стороны за длинную историю нашего знакомства.
— Но ведь училась ты сама, без моей помощи. Ты могла в любой момент вылететь, но ты смогла осилить сложное обучение, сдать экзамены и совсем скоро получишь диплом. — Говорит Марк невозмутимо.
— Тебя Настя попросила. — Говорю утвердительно. Мне так стыдно.
— Да, и я был с ней согласен. Тебе нужно было получить хорошее образование. — Он тянется через стол, находит мою руку и сжимает. — Что в этом плохого? У тебя был потенциал, амбиции и желание учиться. Я просто немного помог тебе, потому что вам с сестрой неоткуда было ждать помощи.
Его слова меня ранят. Мне даже страшно представить, во сколько ему обошлось это «немного». Самое главное, что я ему эти деньги и вернуть-то никогда не смогу.
Я его благотворительность. Все, как сказала, его мать.
— Извини, Марк, встаю из-за стола. Я устала и пойду спать. Все было очень вкусно.
Он хмурится.
— Время — семь.
— Неважно.
— Инга…
— Не надо. — Останавливаю его жестом.
— Ложись у меня.
Ничего не отвечаю и выхожу из комнаты, отчаянно желая, чтобы он меня догнал. Вот такая противоречивая женская натура. Марк остается на кухне. Я ложусь у себя. Много думаю и плачу, в основном, от стыда и разочарования. Хоронить собственные иллюзии всегда сложно, будь то иллюзия любви, дружбы или своего будущего, но лишь так можно продолжить путь.
Часа в два ночи я понимаю, что не усну и сажусь за переводы. Даже любимое дело вызывает у меня отторжение, как будто даже знания в моей голове незаслуженные. Около шести я, наконец, засыпаю, а когда просыпаюсь — в ногах у меня лежит Фунтик и что-то завернутое в нежную, персиковую бумагу.
25
Сажусь в кровати. Фунтик тоже открывает глаза и громко зевает, распахнув огромную пасть.
— Это хозяин твой подложил? — Спрашиваю его, но Фунтик меня игнорирует. Поворачивается задом и снова гнездится на одеяле.
Тянусь за упакованным подарком, не имея ни малейшего понятия что это. Что-то достаточно объемное, но при этом легкое и плоское. Провожу руками по гладкой бумаге и глаз цепляется за маленькую наклейку с логотипом галереи в углу. Меня пронзает догадка, и я начинаю быстро рвать бумагу.
Так и есть. Внутри оказывается мой портрет, написанный угольной пудрой. Марк выкупил его из галереи до того, как Лидия Владимировна начала кидать в него дротики. Легко могу себе это представить.
Самая дорогая моему сердцу работа: она посвящена мне. Настя изобразила меня гораздо лучше, чем я есть на самом деле. Правду говорят — красота в глазах смотрящего. (прим. — О. Уайльд)
Марк увидел тогда, что эта картина дорога мне. Вот как можно быть таким… внимательным. Чувствую мурашки на предплечьях. Как же приятно ощущать себя важной и достойной внимания, не предпринимая судорожных попыток понравиться. Просто так, потому что ты — это ты. Наверное, тоже самое чувствовала Настя.
Смотрю на время. Капец, я спала до часа. Неудивительно, что у меня раскалывается голова. Выхожу из комнаты. В квартире тихо. Смотрю на закрытую дверь спальни. Марк, наверное, уехал еще утром. В коридоре остался бархатный шлейф его парфюма. Иду на кухню. Включаю кофемашину и наблюдаю, как черные струи с медленно скрывают белые стенки кружки. Добавляю молоко и иду в гостиную.
Пол с подогревом дарит тепло босым ногам. Подхожу к панорамному окну, смотрю на парк. Не высоко, но вид из окна все равно открывается отличный, как будто живешь за городом вдали от суеты.
— Доброе утро, Инга. Как спалось? — Раздается голос за спиной.
— Какого… — Подскакиваю на месте и едва не выливаю на себя кофе.
Марк сидит на диване, закинув ногу на ногу. На нем простые (неужто я дожила, чтобы увидеть это воочию) джинсы и серый свитер. Он чешет похрюкивающего от удовольствия Фунтику за ухом. На подлокотнике лежит рабочий планшет в черном чехле.
— Ты что, хочешь, чтобы я поседела? Я думала, ты давно на работе. — Вспоминаю, что я нечёсаная, неумытая, в огромной растянутой футболке.
— Я решил сегодня поработать из дома. — Он проходится по мне глазами, задержавшись на коленях. — Как ты себя чувствуешь? У тебя вчера полночи горел свет, но я не стал заходить, чтобы не тревожить тебя. Мне показалось, ты вчера была расстроена.
— Я хорошо спала, спасибо. — Вру я и игнорирую его заход обсудить мое состояние. — Спасибо за подарок. Я очень тронута. — Делаю глоток, чтобы скрыть за чашкой смущение.
— Я рад, что тебе понравилось. Эта картина должна быть у тебя. Я вообще не понимаю, зачем Настя выставила ее в галерее. — Он улыбается, демонстрируя свою чертову ямочку на щеке. — Надо поговорить. — Он пододвигает Фунтика поближе к себе и хлопает по дивану рядом с собой.
— Дай мне десять минут.
«Я не буду дышать на тебя нечищеными зубами. Сам-то даже дома при параде», — думаю про себя.
Как и обещала, спустя десять минут я сижу рядом с ним в более-менее человеческом виде. Федорцов