непроницаемыми. Даже если Эффи набралась бы смелости взглянуть в них, она все равно не смогла бы ничего прочитать.
Больше ничего не добавив, Янто развернулся и вышел, захлопнув за собой дверь. Лишь лужа воды по-прежнему темнела на пороге кабинета.
* * *
Этот странный случай убедил Эффи, что Янто, даже если и не знал о дневнике, все равно что-то скрывал. Она работала внизу, в столовой, под вычурной стеклянной люстрой, что качалась над головой, но мыслями то и дело возвращалась к фотографиям лежащей на диване девушки. Каждый снимок с поразительной четкостью отпечатался в ее голове.
Фотографии явно были старыми, хотя точный возраст определить не получилось. Эффи вдруг вспомнила о словах, нацарапанных на обороте последнего фото: «Я буду любить тебя до гибели». Такой же почерк они видели в дневнике Мирддина.
И вновь мысли вернулись к той фразе: «женщины слишком легкомысленны». Здесь крылось что-то явно неправильное. Возможно, не в той степени, как думал Престон, и все же Эффи ощущала, как мучительно ноет в груди, а глаза горят от непролитых слез. Наверное, лучше всего, если бы дневник оказался подделкой и Мирддин никогда не писал такого о женщинах. Однако, учитывая, сколько усилий кто-то – может, даже сам Мирддин, – приложил, чтобы спрятать записи, это виделось ей крайне маловероятным.
Так что оставалось лишь два варианта: Мирддин верил во все это, но все же написал «Ангарад» (когнитивный диссонанс, как сказал Престон), или же он вовсе не участвовал в написании книги.
Сейчас Эффи не знала, что хуже.
Сжимая карандаш в дрожащих пальцах, она без особого энтузиазма трудилась над эскизами. К счастью, за время учебы Эффи уже поднаторела в выполнении заданий по архитектуре через силу. Слабый дневной свет, сочащийся в окна, постепенно мерк и наконец исчез совсем, но Янто отчего-то так и не спустился, чтобы проверить ее работу.
Сквозь грязное стекло Эффи бросила взгляд на улицу. Уже почти совсем стемнело, над горизонтом виднелся лишь краешек солнца. Сложив бумаги, она поднялась на ноги.
Эффи собиралась вернуться в гостевой дом – в самом деле, но ноги почему-то понесли ее вверх по лестнице, мимо портрета Короля фейри, мимо резных ликов святых, мимо двери в кабинет, где наверняка корпел над дневником Престон.
Прошлым вечером почти в это же время она видела призрака – в сумерках, когда угасающий свет боролся с алчущей тьмой, а все вокруг казалось смазанным и нереальным. Эффи убеждала себя, что только отнесет рисунки Янто, как он и просил, но подходя к двери, ведущей в хозяйское крыло, вдруг поняла, что крадется, стараясь не издать ни звука.
Ее вновь окутала гнетущая тишина, как утром, когда они с Престоном вошли в покои. Однако призрака нигде не было видно, не мелькали обнаженные ноги, не развевалось платье или светлые волосы. Разочарованная Эффи собиралась повернуть назад, когда вдруг услышала голос.
– Пришлось выбираться…
Эффи застыла, как олень под прицелом охотничьего ружья. Говорил Янто.
– У меня не было выбора, – почти простонал он, как будто мучился от боли. – Ты же знаешь, этот дом держит меня, и о рябине знаешь…
Он замолчал, и Эффи ощутила, как кровь стынет в жилах. А потом Янто заговорил снова:
– Я должен был вернуть ее. Разве ты не этого хотел?
Эффи ждала, дрожа всем телом, но Янто больше ничего не добавил. Вновь обретя способность двигаться, на подгибающихся ногах она спустилась по лестнице, борясь с наполнявшим ее страхом. Похоже, Янто разговаривал сам с собой – или с чем-то, что не могло ответить.
Вроде призрака.
10
Когда короля предали земле,
Он вовсе не видел снов,
Погрузился в ничто, в серую пелену,
Скинул тяжесть земных оков.
Но забвенья мгла и гнетущий мрак
Были слишком похожи на смерть
И нашел король бальзам для души —
Стал он сны цветные смотреть.
«Сны спящего короля»,
Колин Блэкмар, 193 год от Н.
На следующий день Престон нервничал сильнее обычного и вздрагивал от каждого неожиданного звука – словно, побывав под прицелом ружья Янто, никак не мог успокоиться. Однако Эффи не беспокоила открытая враждебность Янто. Мужчина с ружьем – вполне узнаваемый, понятный враг.
Гораздо больше ее тревожили вещи, видимые лишь краем глаза, и голоса, которые, кроме нее, больше никто не слышал.
Янто не сказал прямо, но он точно больше не хотел видеть их с Престоном вместе. Пришлось работать под покровом ночи.
На то, чтобы внимательно изучить весь дневник, ушли бы дни, а то и недели. Однако уже прочитанные записи вновь и вновь недвусмысленно указывали на Колина Блэкмара. Престон полагал, что у них не так уж много времени на разгадку этой тайны: скоро на пороге возникнут и другие любопытные из литературного колледжа или Янто попросту выставит его из дома.
– Возможно, у нас в запасе всего несколько дней, – сказал Престон. – Предлагаю сосредоточиться на Блэкмаре.
Эффи ничего не знала о Блэкмаре, кроме всплывающей в памяти ужасной поэмы. Она отчетливо помнила, как читала ее наизусть и как при этом кололся школьный свитер.
– Он в крайней степени патриотичный писатель, – пояснил Престон. – Откровенный националист. Вот почему каждый ллирийский ребенок должен знать «Сны спящего короля». И почитать короля, поскольку он убил сотни аргантийцев.
В конце голос Престона чуть дрогнул, и едва уловимый акцент стал более заметным – он всегда нервничал, когда говорил об Арганте.
– Наверняка ллирийское правительство жалеет, что не сможет обеспечить ему место в музее Спящих, – заметила Эффи. Для Спящих существовало одно условие – все они должны быть родом с Юга.
– Да, Блэкмар, надо думать, горюет, что ему не повезло родиться к северу от Лэйлстона. Впрочем, он вполне может что-нибудь сочинить. К примеру, что в его жилах течет южная кровь, но в детстве он осиротел и нашел приют в доме знатного семейства. И вот, пожалуйста – здравствуй, музей Спящих, вечное почитание и магия, – иронично сказал Престон, и Эффи закатила глаза.
– Наверное, тебе очень сложно смириться с ллирийскими суевериями. Пусть они сильно устарели, но это еще не значит, что в них нет доли правды.
– Позволь тебя заверить, в Арганте полно собственных суеверий. Однако я считаю, что магия, в которую верят люди, помогает им спать по ночам и в чем-то облегчает жизнь, но совсем не соответствует объективной истине.
– Неудивительно, что лжец из тебя никудышный, – усмехнулась Эффи. Несмотря на все разглагольствования о