Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне не удалось подавить нотку раздражения в голосе, меня обидело, что друг принимает предупреждение так легкомысленно после того, как я с такими усилиями добрался до него.
– Расскажи подробнее, – выпрямившись, произнес граф и стал вытирать голову и плечи.
Я пункт за пунктом объяснил, как Ганелон добился письменного обещания Хусейна выплатить пятьсот динаров, чтобы воспользоваться этим документом как доказательством измены.
Когда я закончил, приятель откинул голову и презрительно рассмеялся.
– И лучше Ганелон ничего не мог придумать? Это не много ему даст, – усмехнулся он.
Мне показалось, что в его голосе послышалась истеричная нотка, и я продолжил:
– Тебе нужно связаться с королем. Расскажи ему, что затевается. Предупреди насчет Ганелона.
Хроудланд подошел ко мне и хлопнул по руке.
– Одноглазый, друг мой, я знаю, что сделать лучше. Я стану так сражаться в Испании, что у короля не возникнет сомнений в моей преданности.
– О чем ты? Будет война с Испанией?
И снова мужчина рассмеялся.
– Конечно!
– Но меня послали с Ганелоном и Герином выяснить, искренна ли просьба сарацин в военной помощи.
Граф нехорошо улыбнулся мне.
– Карл давно решил идти войной на Испанию, задолго до того, как сарацины явились просить помощи. Он послал тебя и двух других лишь для отвода глаз, чтобы скрыть свои намерения.
Откуда-то снаружи послышался звук рожка. Он звал гостей маркграфа занять свои места в зале. Я услышал, как кто-то еще поднимается по деревянным ступеням, и в комнату вошел Беренгер со словами:
– Пора собираться.
– Одноглазый, были еще какие-нибудь покушения? Кто-нибудь пытался тебя убить? – спросил Хроудланд.
Я бы предпочел, чтобы его вопрос прозвучал не так обыденно.
– Была попытка, когда я ехал через горы. – И я рассказал ему про васконского пращника.
– Звучит так, будто это дело рук Ганелона, – сказал Хроудланд. – Как думаешь, Беренгер?
– Похоже на него, – ответил тот, помогая надеть графу свежую рубашку.
– Ну, Одноглазый, – сказал мой друг, выбрав в алькове ремень, усыпанный полудрагоценными камнями, – на сегодняшнем пиру ты, по крайней мере, можешь не бояться быть отравленным. Повар и все поварята работают на меня.
Он застегнул ремень, выбрал короткую мантию из белого шелка с малиновым подбоем и перекинул через плечо. Пришло время спускаться и начинать пир.
* * *Я сидел на почетном месте по правую руку от графа, а Беренгер по левую. Остальные места за высоким столом занимали высшие лица из окружения Хроудланда. В некоторых из них я узнал участников тренировочного сражения, которое видел раньше. Женщин не было. Все мы сидели лицом к залу, так что гости могли видеть нас и своего сюзерена. Столы были украшены пестро, как и следовало ожидать от маркграфа, – тарелки и кувшины из серебра, приборы для питья из рога, оправленного в серебро или золото, или из цветного стекла, подсвечники, инкрустированные золотом или разукрашенные полудрагоценными камнями. Угощение же, в отличие от всего этого, разочаровало. Простая похлебка с какими-то комками и корнеплоды. Хлеб был грубый и черствый. Хроудланд жаловался, что местные крестьяне не могут выращивать хорошую пшеницу из-за климата и плохой земли. Он сильно пил, прямо с начала пиршества, и Беренгер с остальными не отставали от него. Когда было выпито изрядно вина и пива, их голоса зазвучали громче, и крикливая беседа свела на нет все усилия музыкантов, пытавшихся нас развлекать. Из заполненного зала перед нами, где невозмутимо поглощали пищу менее возбужденные гости маркграфа, слышался гул разговоров. Не раз я ловил себя на том, что подавляю зевоту.
И вдруг Хроудланд стукнул ручкой ножа по столу, так что подпрыгнули тарелки. Все сразу замолкли и посмотрели на него. Но граф был уже решительно и бесповоротно пьян.
– Я хочу представить вам всем моего хорошего, превосходного друга – Одноглазого, – объявил он заплетающимся языком.
Все за столом пьяно закивали головами. Один-два гостя потрезвее поймали мой взгляд и неуверенно улыбнулись мне.
– Некоторые из вас слышали, как он поправил королевского барда в Ахене и на пиру рассказал историю перед королем. – Граф возвысил голос, чтобы его слышали во всем зале. – Сегодня я пригласил одного из величайших бардов Бретани развлечь нас, чтобы Одноглазый знал: мы имеем рассказчиков не хуже других в королевстве.
Послышались разрозненные хлопки, и из-за грандиозных колонн вышел ссутуленный костлявый человек средних лет. Он был в простой коричневой рубахе и облегавшей голову шапочке. В одной руке он держал небольшую арфу, а вторая лежала на плече мальчика лет десяти. Они медленно вышли на открытое место перед высоким столом, и мальчик поставил на пол трехногую табуреточку, которую принес с собой. Бард сел, положил на колени арфу и приготовился начать.
– Скажи нам, какую сказку ты собираешься спеть, – крикнул Хроудланд.
Ребенок наклонился и что-то тихо сказал певцу. Скальд был не только слеп, но и не говорил по-франкски.
Мальчик поднял голову и тонким голосом проговорил:
– С вашего позволения, мой господин, отец поведает вам местную историю, легенду об Ивэйне.
Мой сосед справа, приземистый крепкий франк, от которого несло элем, наклонился ко мне и прошептал на ухо:
– Будем надеяться, это продлится недолго.
– Подойди сюда, – подозвал ребенка Хроудланд. – Я хочу, чтобы ты переводил гостям.
Как ни в чем не бывало, мальчик поднялся на возвышение, обошел стол и встал позади графа, рядом со мной.
Без всякой преамбулы слепой рассказчик издал ноту на арфе и начал рассказ на языке, который я счел бретонским. У него был красивый, сильный выразительный голос. За высоким столом все окружение графа одолела скука, но слушатели в зале затихли, то ли из вежливости, то ли из страха вызвать неудовольствие хозяина.
Мальчик оказался умелым толмачом. Бард делал паузу после каждого стиха, и он быстро излагал мне на ухо краткое содержание по-франкски.
Сама легенда была странная: Ивэйн, благородный рыцарь, покидает двор своего короля и отправляется на поиски волшебного родника, находящегося в глухом лесу. Возле родника стоит валун, усыпанный драгоценными камнями, а на дереве рядом висит золотой кубок. Направленный в это место страшным великаном, мужчина льет воду из кубка на валун. И тут же поднимается великая буря, срывая с деревьев листья. Когда буря утихает, с неба спускаются стаи птиц, они садятся на ветки и поют. И тут появляется вооруженный воин на коне и заявляет, что он страж родника. Они бьются, и рыцарь ранит таинственного незнакомца. Тот поворачивает коня и спасается бегством, а Ивэйн преследует его.
– Конечно же, Ивэйн взял с собой золотой кубок? Это же его награда, – грубо крикнул Хроудланд.
До того я не сознавал, как он напился.
Скальд прервал повествование, обиженный, что ему помешали.
Хроудланд с раскрасневшимся лицом повернулся ко мне.
– Ведь так и произошло при осаде Трои, верно, Одноглазый? Добыча победителя.
– Это легенда, выдумка, – сказал я, пытаясь ублажить и успокоить его.
– Нет, мой господин, все так и было, – проговорил мальчик у нас за спиной.
Удивленный дерзостью, я повернулся, чтобы рассмотреть его. Ребенок стоял, сцепив руки, бледный и взволнованный.
– Чепуха, – выпалил Хроудланд. Он уже приготовился спорить, даже с этим юнцом. – Вся история – выдумка.
– Родник существует. Вы можете сами его увидеть. В Барентоне, в Бросельяндском лесу, – настаивал мальчик.
Я боялся, что Хроудланд до того напился, что сейчас ударит малыша, и махнул тому, чтобы уходил. Он повернулся и пошел к отцу, сердито выпрямив спину.
Настроение Хроудланда резко испортилось. Он стал агрессивным и диким. Нетвердой рукой взяв кубок, граф с мычанием осушил его. Вино потекло по подбородку. Потом он с силой бросил кубок на пол и свирепо проговорил заплетающимся языком:
– Одноглазый, завтра мы с тобой найдем этот родник и докажем, что никакой он не волшебный.
Краем глаза я заметил, как бард поднялся со своего табурета и вместе с сыном вышел из зала. Его песня не имела успеха.
* * *Я надеялся, что на следующее утро Хроудланд забудет об этом, но в гостевую палату, где я ночевал, сразу после рассвета пришел слуга и разбудил меня, сказав, что маркграф ждет в конюшне. Оставив одолженные наряды, я надел свой походный костюм и отправился к приятелю. На нем, похоже, не сказалась вечерняя попойка, и я удивился: неужели он так привык к регулярному пьянству, что уже не страдает от похмелья.
– Одноглазый, мне сказали, что волшебный родник не более чем в трех часах езды отсюда, – оживленно проговорил граф. – Мы можем съездить туда и вернуться засветло.
- Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах - Дзиро Осараги - Историческая проза
- Жена изменника - Кэтлин Кент - Историческая проза
- Падение короля - Йоханнес Йенсен - Историческая проза
- Искры - Раффи - Историческая проза
- Михайлик - Мария Дмитренко - Историческая проза