— Джесси, дорогая, — прошептал он, поворачиваясь и притягивая ее к себе. — У тебя слишком много причин плакать. Поэтому плачь, если иначе нельзя.
— Я думала, что ты умер. Или женился.
— Ни то и ни другое, — заверил он и, подхватив ее на руки, уселся и вновь притянул к себе. Теперь ее слезы падали на его шею и грудь. — Я ни за что не женился бы на такой безмозглой дурочке, как Абигейл. Мне нужна только самая лучшая!
Джессика заплакала еще горше.
Он гладил ее волосы, ласкал спину, и наконец его ладонь легла на ее бедро.
— И я не настолько глуп, чтобы позволить кому-то уговорить себя признаться, что спал с ней, когда ничего подобного в помине не было.
— Она любит его, — проронила Джесс. — Я ее видела.
— Ты видела Абигейл и Этана. Не меня.
Он принялся расстегивать ее рубашку.
— Мои руки были залиты кровью. Все твердили, что ты мертв. Алекс сказал, что ты, по всей вероятности, погиб.
Слезы полились сильнее.
— Откуда ему знать?
Он вытащил рубашку из ее штанов и расстегнул ремень.
— И вообще, почему ты так много времени проводишь с ним? Тот камзол, в котором он был сегодня, вреден для зрения. От него может приключиться косоглазие.
— Это все спирали, — шмыгнула она носом. — Знаешь, они сожгли мою лодку…
— Да, дорогая, — прошептал он, принимаясь стаскивать с нее широкие, свободные штаны. — А я не смог их остановить. Все случилось слишком быстро. Я слышал, ты провела ночь с Монтгомери.
Она отодвинулась, глядя в его глаза, таинственно посверкивающие за маской.
— Не в том смысле, какой ты подразумеваешь. Что это? — всполошилась она, оглядывая себя. Она не заметила, как осталась в одной сорочке. Брюки сползли до щиколоток и застряли на неснятых сапогах.
Мститель уложил ее на каменистый берег и одним молниеносным движением стащил с нее сапоги вместе со штанами.
Все еще всхлипывающая Джессика часто моргала, чтобы прояснить взгляд, но от изумления не могла пошевелиться.
Раздетый до пояса Мститель двинулся к ней на четвереньках, как черная пантера, и придавил ее к песку своим телом.
— Ах ты… — пробормотала она, ударив его кулаком в челюсть и проворно откатываясь подальше.
Но он схватил ее за щиколотку, притянул обратно и снова накрыл собой.
— Что это ты вытворяешь?
— Я?! — ахнула она. — Ты спятил, если воображаешь, что можешь обращаться со мной подобным образом! Ты…
Он поцеловал ее.
— Ты что, считаешь меня…
Он поцеловал ее.
— Я никогда не думала… — уже мягче сказала она, прежде чем он снова поцеловал ее.
— Джесси, — прошептал Мститель ей в губы, — ты сводишь меня с ума. Я каждую минуту думаю о тебе. Я люблю тебя, неужели не понимаешь? Давно люблю. И если бы мог, сделал бы предложение. Но больше я не в силах сдерживаться. Ты должна стать моей.
— Нет, я…
Он припал к ее губам.
— У тебя есть выбор. Мы будем любить друг друга на мягком прохладном песке, или я возьму тебя силой на острых камнях.
— Ты не посмеешь! — прошептала она.
— Говорю же, выбор за тобой. Лично мне нравится и то и другое, — широко улыбнулся он.
— Но… но какой же это выбор?
— Может, я начну с одного и кончу другим? Хотя я слышал, что насилие — весьма болезненная процедура для девушки. Однако некоторые мужчины обожают, когда женщина царапается и сопротивляется.
— Конечно, я девушка! — отрезала она.
— Я так и думал, — пробормотал он, принимаясь целовать ее шею. — Ну что, уже решила?
— Порядочная женщина должна спать только со своим мужем.
Ее глаза закрылись, когда его губы скользнули вниз.
— Может, ты выйдешь за меня, когда я больше не буду Мстителем?
— И где мы будем жить?
Хмыкнув, он зарылся лицом в ложбинку между ее грудями и принялся развязывать шнуровку зубами, поскольку при этом держал ее руки над головой.
— Будешь жить там, где мой дом. Джесси, Джесси, как ты прекрасна!
Его язык обводил округлость ее грудей.
— Так ты решила?
— Решила? — мечтательно повторила Джесс. — Да, я буду жить в твоем доме.
Он чуть нажал языком на ее сосок.
— Итак, любовь или насилие?
Она никак не могла сосредоточиться.
— Священник говорит, что я должна беречь в чистоте тело и душу.
— В таком случае считай, что тебя взяли силой.
Он выпустил ее руки.
— Джесси, как я тебя люблю!
Джессика окончательно потеряла голову, когда его руки проникли под сорочку, которая тут же куда-то подевалась. Ночной воздух ласкал ее обнаженную кожу. Его пальцы быль повсюду: на животе, груди, внутренней поверхности бедер. Пятками она ощутила шершавые волоски на его ногах и задохнулась от возбуждения. Как различны их тела!
У нее закружилась голова от предвкушения чего-то необыкновенного.
Он сжал ее груди и снова стал целовать, прокладывая языком дорожку к пупку.
Джессика застонала, когда Мститель лег на нее и наполнил своей плотью. Боль была такой острой, что она принялась вырываться. Но он обнимал ее, целуя медленно и нежно, пока она не расслабилась под ним. Ноги сами собой раздвинулись. Она открылась для него, как цветок.
— Не борись со мной, Джесси. Лучше люби меня, — попросил он, снова входя в нее. На этот раз боль ощущалась куда слабее. — Я… Джесси, ты мне нужна.
— Да, — прошептала она. — Я здесь.
Он постарался не причинять ей лишней боли. И после нескольких выпадов обмяк на ней, потный, обессиленный, удовлетворенный.
— Я люблю тебя, Джессика, — повторил он.
Джесс молча провела рукой по его волосам, чуть задержалась на завязках маски. По какой-то причине она не призналась ему в любви. Только обняла еще крепче.
Разум постепенно возвращался к ней. Только сейчас она осознала чудовищность того, что натворила. Теперь она связана с этим незнакомцем на всю жизнь.
Джесс чуть повернула голову, чтобы посмотреть на него, но уперлась взглядом в маску. Господи, она даже ни разу не видела лица человека, лишившего ее невинности!
— М-м, — промычал он, вглядываясь в ее лицо. — Сердишься из-за того, что я с тобой сделал?
— Кто ты? — хрипло прошептала она.
— Не могу тебе сказать, милая. Пока не имею права. Я сделал тебе больно?
— Ты ранишь меня сейчас, — пробормотала она, чувствуя, как слезы вновь жгут глаза.
Мститель, отодвинувшись, обнял ее и стал укачивать.
— Ты всю эту неделю говорила с людьми. О чем?
Слезы мгновенно высохли, а гнев вытеснил все остальные эмоции.
— О трусости.
— Чьей именно? Их? Твоей? Или моей?
— Об их трусости, разумеется. У меня подобного недостатка нет, да и у тебя, думаю, тоже.