Прижмет и попросим, и не откажут! Ты ведь не для себя мутишь, вон смотри, сколько железа везем, я смотрел — помимо оборудования там и пилы, и ломы с лопатами-топорами. Начнем, сказали же, что народ пригонят, только организовывай. Мы же вон, в гараже, как лихо всё обустроили! И спирт, и сахар, и отходами вся деревня питается! Скотину я имел в виду, — тут же поправился. — ты, главное Егор, не лезь в каждую дырку затычкой! Есть у тебя такое, в первых рядах с бревном бежать. Не забывай, что ты у нас бугор, держи дистанцию и авторитет.
— Ну ты загнул, Федус! — Развеселился Егор. — Нашел начальника! Не, так-то без балды, формально начальник, но вот хоть убей, нет у меня призвания и навыков в начальниках ходить…
— Ничо, в гараже же все наладили? Поставили дело и работает, и здесь по той же схеме. Ты чо прибедняешься, нам же несколько сараев для начала поставить надо?
— Сараи, это для сахара только, — задумался Егор. — лучше бы, конечно, капитальные строения сколотить, чтоб работать удобно было и комфортно. А так печей бы парочку ещё, уголь выжигать, продукты пиролиза древесины начать гнать. Я ведь это только в теории знаю, надо вживую смотреть, проверять. А в гараже, так там дома считай были, комп под рукой, производственный комплекс с его ништяками и специалистами рядом.
— Не еби мозг, Егор, вон у нас начальников сколько едет, тут тебе и бригадиры, и нарядчика определим. Ты главное общее направление давай, что надо и как, а все вместе обмозгуем и делать будет. А ты ходи с умной рожей, помнишь как у нас хозяин на проверках ходил? Без суеты и кипеша, как и положено начальнику! Ко мне ведь вчера Серёга твой приходил, за тебя беспокоился, ну и мне много чего сулил, чтоб тебе во всем помогал. Так что справимся, а не справимся — подмога приедет и все вместе навалимся!
Федус поднял воротник, закрываясь от и не думавшего утихать к утру ветерка, прикрикнул для порядка на кобылу и обоз втянулся в поселение, вскоре добравшись по сторожевого поста и почтовой станции. Там их уже поджидали казаки и крестьяне, приехавших звали в гостевой дом, испить чая с дороги и в дорогу. Егор, в памяти которого до сих пор стояла стена с ковром из тараканов — отказался: «Некогда чаи распивать, ехать надо! В Известковом попьем!»
Новую Пристань проехали уже засветло. «Всё, мужики, весной запахло!» — радостно объявил Андрюха-крокодил: «День то все больше и больше!» Егор, прибавления дня особо не ощущавший — лишь хмыкнул, но неподдельная радость в голосе Андрея и оптимизм оказались заразительными. К Известковому он уже подъезжал как начальник — с деловым и невозмутимым видом, с любопытством осматриваясь по сторонам…
Глава 16
Деревня Попадалово январь 1797 г.
— Ксю… Ой, извините Ксения Борисовна! Там Егор приехал и мужика с собой привез! Я их домой отправила, в баню, а то воняют! — Выпалив это, Маня прикрыла дверь и ускакала.
Первым порывом Ксюши было сорваться из-за учительского стола и бежать разбираться, но волевым усилием сдержала себя и продолжила обсуждение учебного плана с обновленным преподавательским составом. Кадровая и социальная политика, проводимая руководством — дала плоды и народ потянулся в интеллигенцию.
Нашлись и бухгалтера, и будущие учителя — опыт деревни с обучением детей крестьян и башкир из Верхних Тыгов было решено распространить на всю территорию округа. А бухгалтера требовались ещё вчера, так что учебный комплекс сейчас работал в три смены, не справляясь. Ксения как раз проводила инструктаж тех, кто со следующей недели отправлялся десантом в Новую Пристань и Троице-Саткинский завод.
— Ксения Борисовна! Мы всё поняли! — Зашумели сидящие за партами «ученики», чей средний возраст превышал Ксюшин раза в два. — Что мы, без вас учебные пособия не перепишем? Идите уж домой! Расскажете нам завтра, что за мужика Егор ваш привез!
Ксения Борисовна вспыхнула, сдержанно поблагодарила и не медля — отправилась разбираться. Ну и по мужу соскучилась: «Опять кого-то подобрал! Мужика в дом тащить, это перебор, конечно!» А тем временем Егор, затопив баню — метался по дому раненым тигром: «А меня то за что?» Докладная записка, переданная через возчиков Председателю — была им рассмотрена и претворена в жизнь, компьютера дома не было…
Привезенный мужик сидел у печки, отогревался и лупал глазами, не понимая, что так взбесило начальника. Вацлав, чем дальше его судьба забрасывала в самое сердце России — тем меньше понимал этих русских.
Всю свою жизнь, до двадцати лет, он прожил в местечке под Вильно, помогая отцу на собственной небольшой пивоварне, видя себя в дальнейшем продолжателем дела отца. Но человек предполагает, а весной 1794 года полыхнуло восстание польско-литовской шляхты. Мятежники провозгласили волю, но первым же делом, появившись в местечке — сожгли семейное предприятие отца Вацлава. За отказ посодействовать делу восстания накопленным капиталом. Отца Вацлава убили, его до беспамятства избили, а двух младших сестер — об их участи он предпочитал не вспоминать, настолько это было тяжело.
Самого Вацлава поставили под ружье, предоставив право выбора без выбора — или отправиться с ними, либо умереть изрубленным. Ненависть его к тому времени поутихла, наступило просветления, умирать ни за грош не хотелось и он согласился вступить в ряды восставших. Лелея планы мести, мечтая добраться в первую очередь до гонористого мелкого поместного шляхтича, в чей отряд он попал и который отдал приказ разорить их подворье.
Шляхтич держался настороже, не доверяя никому и возможности добраться до него не представлялось. Отомстили за отца и сестер русские солдаты, в короткой стычке наголову разбив отряд мятежников. Проредив сбившихся в кучу при виде регулярных войск восставших, русские солдаты деловито, как выполняя тяжелую, но необходимую работу — закололи штыками остальных, не успевших бросить оружие.
Вацлава, с немногими уцелевшими в том побоище счастливчиками, догадавшимися бросить оружие — для порядка избили и под конвоем отправили в Россию. Не веря в справедливость — Вацлав на допросе на своей невиновности не настаивал и покорясь судьбе, плыл по течению. После того вечера, когда сгорел их дом и пивоварня, умерли сестры и отец — в нём что-то надломилось. В бога он и до этого не особо верил, скорее подчинялся сложившимся традициям, теперь же разуверился окончательно.
Пока их гнали через всю страну — не искал общества соотечественников, держался наособицу и отстранено. Может это и стало причиной того, что разумеющего грамоту молодого поляка не погнали дальше в Сибирь