Читать интересную книгу Спутники смерти - Гуннар Столесен

— Ну так и я последую твоему примеру. — Я махнул официанту.

— Как… — начали мы одновременно, и я закончил: — …дела?

— Ты о Силье?

— Да.

— Думаю, сравнительно хорошо. У нее хорошие родители. Или, вернее, приемные родители.

— Ты с ними знакома?

— Шапочно. Но имя Силье значится у меня в документах с самого моего появления в этих краях.

— И когда это было?

— Пять лет назад. В семьдесят девятом.

— А ты сама отсюда?

— А что, так заметен акцент? — легко улыбнулась она.

Подошел официант с нашими напитками. Мы чокнулись, выпили по глотку, и я ответил:

— Нет-нет. Но, когда ты разговариваешь с местными, переходишь на здешний диалект.

— У меня мать отсюда родом. Но мужа она нашла себе в Остланде, так что я всю жизнь прожила именно там, дольше всего в Эльверуме.

— Порядочная глушь этот Эльверум?

— Нет-нет. Есть города и похуже. Хватит обо мне, расскажи, что ты делал сегодня. Что в Йольстере?

Я поведал ей и об этом, и о поездке в Дале, пересказал содержание беседы с Лангеландом и Ховиком.

Она внимательно слушала, а когда я закончил, заметила:

— Насколько я понимаю, все идет к тому, что Яна Эгиля все-таки признают виновным.

— Большинство косвенных улик указывает на то, что именно он совершил убийство, — сказал я, — несмотря на то, что нам стало известно несколько любопытных фактов.

— Не знаю, говорила ли я тебе… Силье сегодня прошла медицинское освидетельствование.

— Что выяснили?

— Здорова как корова. Нигде ничего. Но… она рассталась с девственностью, выражаясь высоким слогом. Никаких следов изнасилования, по крайней мере, свежих, не обнаружено, о чем сообщили в Берген и мне.

— Ну что ж, так и запишем.

Она сосредоточенно разглядывала остатки джин-тоника в своем стакане.

— О чем ты думаешь? — поинтересовался я.

— Я думаю, останешься ли ты у меня сегодня, — подняв на меня глаза, честно ответила Грете.

— Ну, если ты пригласишь…

— Я хочу тебе кое-что показать, — сказала она с еще не покинувшим ее энтузиазмом новичка в профессии.

— Да, ты меня предупреждала.

И все же она не торопилась. Покончив с напитками, мы спустились в ночной клуб, где около часа танцевали, как бы случайно касаясь друг друга. От обсуждения проблем службы охраны детства мы перешли к более личным разговорам: у обоих в прошлом были распавшиеся браки, у нее — пятнадцатилетняя дочь, у меня — Томас, которому было тринадцать. Подходящие совпадения. Она рассказала, что раньше работала в администрации коммуны, а когда я спросил, в каком отделе, она слегка отстранилась от меня и сказала:

— Угадай!

Когда я предположил соцотдел, она усмехнулась, но промолчала. В конце вечера мы танцевали медленный танец. Она положила руки мне на плечи, я же одну прижал к ее спине между лопаток, а другой вел разведдеятельность в нижней части поясницы и был похож на начинающего массажиста на воскресном семинаре, рьяно улучшающего свою технику. Ее тело было горячим и податливым. Я почувствовал ее влажное дыхание у своего уха, она прошептала:

— Закажем машину?

— М-м-м… — ответил я куда-то ей в волосы, и рука об руку мы покинули танцпол.

Я поднялся в номер за пальто, а когда вернулся, она ждала меня у такси. Мы откинулись на заднее сиденье, и молчаливый шофер повез нас в поселок Хорннес, где она жила в новом доме, выстроенном на склоне, над дорогой на Наустдаль Флоре.

Когда мы вошли, ее дочь, которую звали Туре, смотрела телевизор в комнате цокольного этажа. Чуть позже она зашла поздороваться и немедленно отправилась к себе.

— Чем тебя угостить? — спросила Грете.

— Ты хотела мне что-то показать, — напомнил я.

— Может, бокал красного вина?

— От этого тоже не откажусь.

Она насмешливо выгнула бровь и вышла. Я сидел в кресле, бездумно смотрел телевизор, все тревоги и волнения покинули меня. Когда Грете вернулась с двумя бокалами и открытой бутылкой вина, она выключила телевизор и, пока я наполнял наши бокалы, достала пластинку и поставила на проигрыватель. Комнату заполнил голос Роджера Уайттекера, который наводил на мысли о просмоленных досках палубы и свежем морском ветре.

Потолок в комнате был низкий. Телевизор окружали книжные полки. На соседней стене висели пейзажи: картины, фотографии и графика. Я пересел на диван, она устроилась рядом, так что наши локти соприкасались. Мы потягивали вино, а немного погодя она обратила ко мне решительный взгляд и сказала:

— Поцелуй меня…

И я не нашел ни одной причины, которая бы мне помешала.

Когда моя ладонь заскользила ей под юбку, она накрыла ее своей рукой и шепнула:

— Погоди. Поднимемся в спальню.

Я и тут не стал протестовать.

Стоя посреди прохладной комнаты, мы медленно раздели друг друга и осторожно перешли к следующему пункту программы — перебрались в постель и трепыхались там в разных позах, пока наконец не завершили процесс в положении «дама безумствует сверху», изогнувшись одновременно с последним, сладостным всхлипом.

Влажная и горячая, она тяжело дышала у меня на груди, я же еле сдерживался, чтобы не рассмеяться.

— Так ты это хотела мне показать?

Она подняла голову и серьезно посмотрела на меня:

— Нет. Подожди…

Она соскользнула с кровати и голая прошлась по комнате. Ее тело было мягким и упругим, с маленькой грудью и небольшим животиком, на котором материнство оставило чуть заметный след. Вернувшись, она принесла большую книгу в кожаном переплете с золотым тиснением, зажгла лампу и забралась ко мне в постель, натянула на нас одеяло, осторожно открыла книгу и медленно перевернула первые тонкие страницы.

— Что это? Семейная Библия?

— Причем особенная, — с горячностью произнесла Грете. — Мне дала ее моя мать, когда я решила вернуться сюда. А она получила ее от своей матери. А особенной эту Библию делает то, что она сопровождала женщин нашего рода при совершенно определенных обстоятельствах. И мать, и бабушка были замужем, но и они поддержали несчастливую традицию, когда эту книгу получает дочь, рожденная вне брака.

— Она так и переходит от одной незаконнорожденной дочери к другой?

— В течение многих поколений, как наследство. Наверное, не так уж редко случается, когда одно зло порождает другое. Женщина, рожденная вне брака, в глазах окружающих стоит на самой нижней ступеньке социальной лестницы. Кто угодно может овладеть ею, и в этом мире опять появляются незаконнорожденные дети. К несчастью, в нашем роду всегда находилась девчонка, которая, родившись, получала эту книгу вместе с возмездием за грехи прошлых поколений.

Я погладил ее по волосам.

— Но ты-то прервала эту традицию…

Она отвернулась и искоса взглянула на меня:

— О! Ощущение греха мы несем в себе постоянно… — Лежа на животе, она ткнула пальцем в книгу. — Смотри, тут список всех владелиц. Первая, Марта, написала, что она родилась в тысяча семьсот девяносто девятом и получила Библию, когда прошла конфирмацию, в восемьсот шестнадцатом. Она вышла замуж за Ханса Улавссона в тысяча восемьсот девятнадцатом, а в двадцать третьем родила дочь Марию.

— А сыновей не было?

— Были. Но они и Марию не вписали. Видишь, написано другим почерком. Это Мария сама сделала запись о себе и дочери, которую она назвала Кристина. Родилась девочка вне брака в феврале тысяча восемьсот сорокового. Но об отце все же кое-что есть, вот тут: М. А.

— Ну и что?

— Это тебе ни о чем не говорит?

— Пока нет.

— Например, Мадс Андерсен.

— Ты имеешь в виду…

— Да! Трудальский Мадс. Посмотри на дату рождения. Отсчитай девять месяцев назад, и получится май тридцать девятого. Трудальское убийство, согласно источникам, произошло девятнадцатого июня того же года.

— Но… Раз какая-то там твоя далекая бабушка родила ребенка от Трудальского Мадса…

— Она моя прапрапрабабушка.

— И раз она родила от него ребенка…

— …то я его прямой потомок, да. Правда, нам так и не пришло в голову, так сказать, поместить в «Фирде» объявление об этом.

— Но М. А. может означать и другого человека, правда?

— Разумеется. Однако семейное предание говорит, что это был именно он. Моя мать, когда передавала мне книгу, сказала, что ее мать рассказала ей эту унаследованную со страшно сказать каких времен легенду и даже поклялась, положив руку на семейную Библию: мол, пусть Бог накажет меня, если я вру… Так и сказала.

— И о чем же эта история?

Она легла рядом, обняла меня за шею, крепко прижала к себе, а потом, отстранившись, заглянула в глаза:

— Пообещай мне, Варг: то, что я тебе расскажу, ты не откроешь ни единой живой душе!

Я стойко выдержал ее взгляд.

— Я, конечно, не буду клясться на Библии и призывать наказание за вранье, но… — Я положил руку на сердце. — Я клянусь всем, что для меня свято, что никому не расскажу. Все, что ты откроешь мне здесь и сейчас, навсегда останется между нами.