– А Гранит-Кэньон – самая высокая точка железной дороги? – спросила она с дрожью в голосе.
– Нет. Через тринадцать миль следует Шерман – самая высокая точка среди всех железных дорог мира.
Он обхватил губами один из ее сосков прямо через рубашку и втянул его в рот.
Рейчел резко дернулась навстречу ему, выкрикнув его имя.
Он бережно покатал ее сосок во рту, потом лизнул.
Рейчел застонала и начала извиваться под ним. Ей было не до вопросов.
Ловкие пальцы Лукаса занялись тем временем другой грудью.
Он ласкал ее языком, зубами и пальцами, заставляя искры желания разбегаться у нее по телу.
Рейчел плохо соображала.
Она не могла бы сказать, зачем дышит: ведь ее легкие существовали только для того, чтобы приподнимать ее груди ближе к его губам для новых прикосновений. Ее кожа пылала, потрескивая от мучительного томления, а внутри собиралось озерцо жидкого огня. Влага выступила у нее на бедрах.
Лукас прошептал ее имя, слегка коснувшись губами ее шеи.
Она приподнялась под ним, умоляя о новых прикосновениях, об утолении невероятно обострившегося желания.
Ее тело напряглось, жарко пульсируя от грудей до низа живота. Соски затвердели.
Рука Лукаса скользнула вверх по ее бедру и приласкала складки.
Блаженство было мучительно близким.
– Лукас, пожалуйста, сейчас, ну пожалуйста…
Он приподнял ее ногу и вошел в нее, ловко повернув бедра. Складки ее тайника, дивно зажатые между его жезлом и ее ногой, доставили ей наслаждение.
– Лукас, да!..
Он повернул ее лицом к себе, хотя она все еще была привязана к кровати, и начал двигаться в ней – медленно и размеренно. Лицо его было напряжено от желания.
Он был такой большой и такой восхитительный! Очередная горячая волна разлилась по ее телу.
Он ее муж, он станет отцом ее детей. Она даст ему все, что он пожелает. Она извивалась под ним, отчаянно стремясь к экстазу, требуя его семени.
Его жезл снова вошел в нее – бархатисто-нежный, обжигающе жаркий, гранитно-твердый. Ее жемчужину атаковало бесчисленное множество ощущений.
– Лукас!
Он двигался медленно, растягивая до невероятности движение внутрь и выходя до конца, чтобы тут же возвратиться обратно.
Ее дыхание совпадало с каждым его движением, сердце билось в такт его сердцу, бедра двигались в одном ритме.
Он вошел в нее еще глубже и дотронулся до жемчужины.
Рейчел сорвалась в вихрь экстаза, закружившись в тонкой паутине ослепительного света. Ее тело сжалось вокруг его плоти, ритмично пульсируя и вбирая его глубже.
Он зарычал и взорвался, излив в ее лоно горячее семя.
Когда все закончилось, он освободил ее руки от шарфа одним ловким движением и прижал к себе.
Рейчел положила голову ему на плечо и с трудом сдержала вздох. Ласки Лукаса – ласки мужчины, решившего никогда не открывать свое сердце. Ах, если бы это было не так!
* * *
Где-то должен был царить свет – яркий и солнечный, каким ему положено быть в полдень. Но не здесь, высоко в Черных горах, где снег шел с тех пор, как они выехали из Шайенна. Рейчел уже не могла видеть открытые равнины, протянувшиеся во всех направлениях, тем более когда поезд двигался среди бесконечных деревянных противоснежных ограждений. Казалось, они едут по крытому мосту, откуда лишь изредка удавалось мельком увидеть внешний мир. Черные сугробы нагромождались внутри и вне оград, пропитанные паровозной сажей. Даже обычные звуки поезда внутри казались приглушенными, так что звонкий стук колес по рельсам превратился в глухой рокот, а гудок напоминал свист ветра, а не громкий и переливистый вой. К тому же поезд трясло гораздо сильнее, чем на плоских прериях.
Даже заключение на Уступе Коллинза давалось ей легче. Там достаточно было посмотреть в окно, чтобы увидеть просторы Атлантического океана. Здесь мир был ограничен несколькими футами за стенами «Императрицы», в какую бы сторону она ни посмотрела, и становился все теснее, по мере того как снег скапливался рядом с путями внутри ограждения.
Шли разговоры о еще более сильных снегопадах в горах Юты, которые ждали их впереди, – достаточно сильных, чтобы замедлить движение составов, шедших накануне.
Лукас перешел в пульмановский вагон «Юнион Пасифик», сказав что-то насчет необходимости проверить все огнестрельное оружие. Хотя Элиас однажды показал Рейчел, как пользоваться его кавалерийским револьвером, у нее не было желания находиться в одной гостиной с мужчинами, решившими поиграть револьверами, кинжалами и винтовками.
Сейчас она уже почти жалела об этом и готова была отправиться к ним, если бы из-за погоды не было так трудно переходить из вагона в вагон.
Рейчел забарабанила пальцами по столу гостиной, глядя, как тусклый свет мелькает сквозь бревна ограды. Она непременно выйдет на улицу на следующей остановке для дозаправки водой, что бы Лукас ни говорил об опасности подхватить легочную лихорадку.
В «Императрице» нашлась небольшая библиотека, книги подбирались по красоте обложек, а не по литературным достоинствам. Возможно, если она займется чтением, ей удастся ускользнуть в объятия Морфея и перестать думать о снежных стенах, смыкавшихся вокруг нее.
Стены погреба оказались холодными как лед, темными и прочными, словно нутро бурана. Даже пол под нею был твердым, а потолок нависал над головой.
Рейчел вытянула перед собой руки, отчаянно пытаясь отыскать выход. Позади нее, слева или справа… Где-нибудь.
Мейтленд перебросил факел из одной руки в другую, и шипящее пламя отразилось в его налившихся кровью глазах.
– Ну же, беги! Ты же знаешь, как мне нравится, когда девицы бегут.
Она отшатнулась к стене, не сомневаясь в том, что существует другая возможность. И мгновенно влага проникла сквозь ее платье, коснувшись кожи.
Она вздрогнула.
Мейтленд захохотал и по широкой дуге повел факел к ней.
Рейчел закричала…
– Рейчел, милая! Дорогая, проснись, пожалуйста! Лукас осторожно тряс ее плечо. При свете одной неяркой лампы стало понятно, что они находятся в их купе, на кровати.
Рейчел приникла к нему.
Он удивленно хмыкнул, обнял ее и, укутав покрывалом, похлопал по спине.
Она тихо всхлипнула от облегчения и прижалась к нему теснее, шмыгая носом.
Слава Богу, его первым инстинктивным движением была нежность. Возможно, в качестве компенсации за его мучительное детство.
– Ты плачешь? – с ужасом спросил он.
Рейчел судорожно сглотнула:
– К-конечно, н-нет.
– Вот и хорошо. – Непохоже было, чтобы он ей поверил. Он отклонился от кровати, и она яростно в него вцепилась. – Успокойся, моя хорошая, успокойся. Я здесь, я тебя не оставлю.