как… Ни до красот природы, ни до красот Кремля.
На его лице лежала усмешка от слов классика вперемешку с мыслями о нынешних Сеидах, когда он поймал на себе взгляд пожилой женщины, стоящей у стены. Погасил усмешку – мысли:
– Похож на сумасшедшего, наверно. – Это у них «играет гамма чувств».
Уже проходя мимо, услышал:
– Витя…
Быстро обернулся, посмотрел…
– Нина?!
Встали у стенки, рядом, полубоком – толпа валит несметная.
– Я смотрю – вроде ты. Идёшь, улыбаешься – не улыбаешься…
– Да, но… Как здесь ты?..
Она усмехнулась.
– В Москве проездом. А ты, сразу видно – москвич…
– Чепуха это всё. Хотя в Москве, действительно, уже тридцать два года. И вот встретились здесь.
– Да я по Кремлю гуляла, по Красной площади. В церкви зашла… На скамейке даже посидела. В прежние годы в Москве бывали часто, но всё бегом, бегом – сам, наверное, знаешь. ГУМ – ЦУМ, по магазинам. Или в Мавзолей целый день стояли, как дурачки… Нигде, кроме как на Красной площади, да вокруг, и не были ни разу. А тут погуляла, отдохнула, – она повертела в руке букет желтых листьев, – дай, думаю, по улице пройдусь. Памятник Пушкину увидела, пошла дальше – и не знала, что здесь так круто! Даже запыхалась. Стою – а тут и ты идёшь. Ну, постоим маленько, да иди – у тебя же, наверное, дела…
– Ничего срочного. Сорок лет не виделись! Сейчас я позвоню «по делам» – и зайдём куда-нибудь, посидим, поговорим.
Она легко согласилась.
– Давай, а то у меня в памяти магазины – да самые паршивые столовки у вокзала!
Он чуть отошел, коротко поговорил по мобильному – и вздохнул: ну, всё.
– Куда пойдём? Предлагаю немного в сторону – людей поменьше.
Она лукаво посмотрела на него –
– Жены боишься?..
У него слегка царапнуло в душе –
– Провинция…
Спохватился: а сам-то кто? И усмехнулся: теперь-то уж – всем москвичам москвич.
– Не боюсь. Держись под ручку.
Она привычно, ловким движением взяла его под руку – и держалась уверенно, с достоинством.
– Молодец, – подумал он, – замужем, давно. И муж хороший: начальник, офицер…
Зашли в небольшое кафе: чисто, тихо, тепло – как раз то, что надо. Принял у неё пальто, почувствовал хорошие духи, увидел подтянутую фигуру.
– Молодец, молодец, – подумал еще раз.
– С чего начнём? – произнёс он, когда официантка принесла заказ: кофе, соки, пирожное. – С того, на чем остановились?
– Интересно, ты о чем?
– Это мне интересно: почему тогда, когда уезжала, прощалась чуть не со всеми – а ко мне не постучала? Я все годы – нет-нет, да и вспомню…
– Вот тебе и здрасьте! Сейчас-то можно сказать: родители же мне оставили квартиру в расчете на то, что наш «роман» и дальше будет развиваться – хотя никакого романа, лишь самая завязка. Так и осталась одна завязочка… Хотя, если б ты за те месяцы пришел – под Новый год, скажем! – мы же оказались бы одни… Не пришел… Ни в Новый год, ни на 8-е Марта. О чем же говорить, Витя? Хотя ко мне и на работе уже подкатывались, и женатые даже, и начальник в секретарши звал… Да! – наш с тобой сосед, Гера, из Политеха, помнишь? – руку и сердце предлагал. С ходу! Вот бы ты удивился…
– Я так закрутился тогда…
– Пустяки это, Витя. Закрутился – не закрутился… Значит, и не думал обо мне. Нет, Витя, – она положила ему на руку ладонь, – это – судьба. А мне было тогда и непонятно, и обидно – я даже закомплексовала слегка: мужики, парни, вроде, пялятся; но так, чтобы – ах! – и сразу в сердце – никого… А Гера с предложением – это же его родители подначили, я знаю: смотри, дескать, молодая, симпатичная, с квартирой… Он и разбежался.
– Понятно…
– И мне тогда стало понятно: не судьба. А муж будущий, как посмотрел, как подошел – судьба!
Да, да… Расскажи – потом уж я.
– Расскажу. Офицер он был у меня, настоящий. Хотя и не полковник. Как говорится, подполковников много – полковников мало. Когда в запас отправили – тогда и подполковника дали. В начале 90-х… Ох, пропади они пропадом, эти «лихие 90-е». Везде было тяжко, и в армии тоже. Ведь сколько офицеров застрелились, не получая денег! Валера мой не такой, понимал: нельзя. Не хлебом единым жил, и не одной службой…
– Послушай… Он…
– Потом скажу. По-настоящему образованный был, и с характером, честный. Вот кому генералом быть! Но в генералы вышли другие… А мы всё мотались по стране, по военным городкам, и за границей служили – в ГДР. Я закончила педучилище, с малышами занималась, бывало – в библиотеке работала. Мотались, мотались по городам и весям – и осели в Туле. А тут и «перестройка», 90-е… Люди словно с ума посходили – сам знаешь, сколько было шума. Старики от телевизора оторваться не могли, кто посолиднее – газеты, журналы хватали. А потом за горло на митингах друг друга хватали! Один начитается «Аргументы и факты», «Известия» – другой – «Правду», «Советскую Россию»; один за демократию, другой – за коммунизм. И все полегли, можно сказать, в братской могиле.
А муж – телевизор не смотрел, газеты-журналы особо не читал. Посмотрит на всю картину, «окружающую действительность», и только одно слово произносит:
– Предательство… Предательство…
Он ведь очень широко на историю смотрел, и в политике, экономике разбирался. Может, еще и потому, что отец у него – доктор философских наук! Иногда, еще в советское время, такие неординарные взгляды высказывал! Один на один. Кстати, сильно возмущался, чуть не матом выражался, когда видел разницу, как живут простые люди за границей – и в Советском Союзе. Я сама иногда не понимала: как наши люди умудряются жить, когда в магазинах почти ничего нет?! А те, кто вокруг нас, только пыжились, что имеют возможность купить, привезти, достать…
И всё-таки надеялись на лучшее. Но когда началась «перестройка», мой Валера сразу сказал: предательство! Однако и представить не могли, что всё закончится таким позором… Коммунизм, «братских народов союз вековой», «народ и партия едины». А мы, армия – «на страже мирных завоеваний»… И такой позор…
Переживал… И в некоторые моменты говорил – вот сейчас достаточно одного решительного, умного генерала: положить кого надо мордой в пол, взять власть – и начать реальные преобразования, людям на пользу.
А то вот сегодня кричат: коррупция! коррупция! А кто породил эту коррупцию – причем сознательно?!
Виктор слушал молча, не перебивая. Видел её горячность, желание выговориться: не о политике – о