Было уже за полночь, когда Саша услышал легкий скрип калитки. Человек шел, не скрываясь, по выложенной кирпичом дорожке.
— Павел Алексеевич, я здесь, — шепотом позвал Саша.
— Что интересного?
— Как только вы ушли, есаул проверил, есть ли перекрытие между ящиками комода, и замкнул полевую сумку во втором сверху ящике. Потом он долго сидел, пил, пел песни, а когда коньяк кончился, лег спать.
«А почему бы не ознакомиться с содержанием письма генерала Шатилова командующему Керченским укрепрайоном? — подумал Наумов. — Есаул сказал, что ничего секретного нет. Но разве значение документа определяется только степенью секретности? Все, что возможно знать, нужно знать».
— Саша, — тихо сказал Наумов, — пойди постой и послушай. Будет вставать — дашь знать.
Павел Алексеевич взял отвертку, снял сапоги и прошел в зал. Осторожно вынул верхний ящик, затем просунул отвертку между вторым ящиком и его перекрытием и приподнял это перекрытие так, чтобы стержень замка оказался ниже уровня гнезда. Ящик легко выдвинулся. Полевая сумка лежала сверху.
В летней кухне Наумов зажег лампу, вытащил из полевой сумки пакет и внимательно осмотрел его. Основания клапана были приклеены неплотно. Он взял карандаш, заостренным концом протолкнул в конверт и, медленно вращая, открыл его. В нем лежала оперативная карта. Наумов развернул ее — и ахнул. План десантной операции отряда особого назначения полковника Назарова на территорию Всевеликого войска Донского.
Группировка, боевой состав и предполагаемая высадка на Кривой косе западнее Таганрога, а также план боевых действий были разработаны с учетом возможного развертывания крупных сил.
Записать содержание плана было невозможно из-за его объема и сложности. «Надо снять копию», — решил Наумов.
Он наложил на карту чистый лист бумаги, пододвинул лампу, прибавил фитиль, но содержание карты не просматривалось. «Днем было бы проще, — подумал Наумов. — Приложил карту с бумагой к стеклу окна, и все видно». И вдруг у него мелькнула догадка. Он позвал ординарца, стоящего у дверей.
— Найди-ка мне, Сашок, постное масло.
Саша недоуменно пожал плечами.
— Постное масло? — переспросил он, но, не получив ответа, подошел к полке и взял обрезанную консервную банку, в которой хозяйка хранила постное масло и гусиное перо для смазки сковороды.
— Отлично, — обрадовался Наумов. — Снимай оконную раму.
Недоумение Саши возросло, но он быстро выполнил и это указание.
— А теперь сбегай в дом, возьми на письменном столе листы чистой бумаги, а в левом ящике — коробку цветных карандашей. Будь осторожен.
Пока Саша ходил, Павел Алексеевич отодвинул от окна стол и положил раму одним концом на подоконник, а другим на край стола. Принесенную бумагу смазал постным маслом. Она стала прозрачной. Затем он поставил лампу на пол так, чтобы свет падал на стекло снизу, положил карту на стекло, а на карту листы бумаги, предварительно вытерев их сухой тряпкой. Каждый элемент местности и боевых порядков четко просматривался.
Павел быстро, но твердо перенес цветными карандашами на бумагу район высадки, боевые порядки в период захвата плацдарма, направление наступления и группировку. В заключение нанес на кальку в двух местах перекрестие линий координатной сетки и два крупных населенных пункта.
— Вот и все, — облегченно сказал Павел. — Наши товарищи получат схему, наложат ее таким же образом на карту и увидят, где высаживается отряд полковника Назарова и что он намерен делать.
Саша восхищенно смотрел на Наумова:
— Ой, как это просто, а я бы не додумался.
— Повесь раму и поставь на место стол.
Уложив карту в конверт, Павел достал текст документов. В этот момент раздался характерный звук, по которому нетрудно было понять, что кто-то вышел по нужде на улицу, но не удосужился дойти до оборудованного для этого места.
«Сейчас увидит свет и может прийти сюда», — подумал Наумов. Быстро заклеив конверт, он положил его в сумку, дал ее Саше.
— Пошли. Я приведу его сюда, а ты обойди по-над забором и положи сумку обратно в комод. Потом принеси бутылку вина. Возьми отвертку.
Он вышел. Темень окружила его.
— Алим Ашахович, это вы? — крикнул Наумов.
— Э-гэ, — ответил Дариев.
— Прошу вас зайти ко мне в летницу.
— Иду-у… — протянул пьяным голосом Дариев.
Наумов поставил на стол стаканы, тарелки и, подождав, когда майор зайдет в кухню, сказал:
— Давайте-ка, Алим Ашахович, взбодримся с вами вином.
— Бр-раво, — приветствовал Дариев.
Напрягая зрение, он внимательно осмотрел стол, плиту и, не обнаружив вина, молча повернулся и пошел в дом.
— Алим Ашахович, — крикнул вслед Наумов, — ординарец сейчас принесет!
— Он пер-рнесет, я пер-рнесет… тр-ри будет.
Павел Алексеевич проверил пистолет и направился вслед за ним.
Из зала раздался свирепый крик Дариева:
— Что ты здесь делаешь?
Саша возился возле комода. Рядом стоял стул, а на нем стопка белья. Второй ящик был закрыт. Полевой сумки не видно. «Наверно, услышал шаги и куда-нибудь сунул», — решил Наумов.
Оттолкнув ординарца, Дариев снял с шеи цепочку с ключом. Торопливо отомкнул ящик, широко раскрыл его, вытащил свою сумку. И уже спокойнее спросил:
— Так что ты здесь делал?
— Ты свободен, Саша, — вмешался Наумов. — Когда нужно, я тебя позову. Я приказал ему взять чистую скатерть для стола. А в чем дело?
Дариев открыл сумку и, увидев что все на месте, успокоился:
— Ничего, все в порядке.
…На рассвете автомобиль был заправлен, и довольные друг другом полковник Наумов и есаул Дариев тепло простились.
После долгих раздумий Павел Алексеевич пришел к выводу, что на генерала Улагая, как командующего Керченским укрепленным районом, возложена важная задача. Он, видимо, должен обеспечить окончательную отмобилизованность отряда, подготовить десантные средства и осуществить их организованную отправку, накануне которой объявить полковнику Назарову боевой приказ.
Несколько позже мимо цирка Труцци прошел молодой солдат. Он спешил.
Перегоняя его, извозчик сбавил ход коня:
— Садись, служивый. Коли по пути — за так подвезу.
Саша вскочил в пролетку:
— В этом свертке, дядя Кирилыч, важные документы. Павел Алексеевич велел срочно передать. Так и сказал: срочно и осторожно.
— Хорошо. Эт я зараз доставлю. Только ты сам будь осторожен.
— Обо мне не беспокойтесь, дядя Кирилыч, я свое дело знаю.
— Знаешь, говоришь? А ты как счас шел? Как на параде: голова — будто на колу, а не на шее… Надобно настраивать себя на каждое дело.