– Где сейчас моя преданная Мари, герцогиня де Шеврез? Ришелье отправил ее в ссылку, а муж ненавидит мою лучшую подругу так сильно, что запретил ей появляться во Франции до конца его дней. Маркиза де Сеннесе, моя бывшая гофмейстерина, и мадемуазель де Отфор в ссылке, мадемуазель де Ла Файетт вынудили принять постриг. Я так устала, Виолетта! – почти выкрикнула Анна, сорвавшись. – От одиночества, от лжи, от лицемерия. Незавидна участь королевы, для которой искренность смерти подобна, доверие к людям таит опасность, а любовь – преступление. Меня окружают лицемеры. Придворные подхалимы. При жизни Ришелье они плели интриги за моей спиной, угрожая мне опалой, разводом и монастырем, постоянно настраивали Людовика против меня, обвиняя меня попеременно то в супружеской, то в политической измене, теперь они же униженно добиваются моей благосклонности. А по ночам, когда лизоблюды разъезжаются по домам, я остаюсь одна. Совершенно одна, понимаешь? Даже родной брат теперь считает меня своим врагом. Даже дети… Мои дети мне не принадлежат. Они принадлежат Франции. И в любой момент их могут отобрать у меня по прихоти короля или в результате козней моих недоброжелателей. Эти люди не гнушаются ничем…
– Ваше величество! – сердце Виолетты разрывалось от сострадания.
Королева ласково провела ладонью по мягким локонам крестной.
– Иногда мне кажется, что Господь сжалился надо мной и послал мне ангела. Тебя, Виолетта. Но даже от ангела я не могу требовать подобного одолжения – преданности.
– Вам не нужно требовать, ваше величество, – щеки девушки вспыхнули, – того, что я готова отдать добровольно и по велению сердца. К тому же Господь в своей милосердной воле уже решил все за меня. Вот, возьмите!
Виолетта торопливо извлекла из-за корсажа заветное послание – письмо Филиппа Четвертого сестре – и дрожащей рукой протянула его королеве.
Если до сего момента девушка еще колебалась, раздумывая, как поступить с опасной бумагой, откровенность Анны Австрийской помогла маркизе д’Оди сделать свой нелегкий выбор.
– Что это? – Анна недоуменно повертела конверт в руках. – Какие-то пятна… Это следы крови? Бог мой…
Королева вздрогнула, разглядев, наконец, сургучную печать с гербом Габсбургов.
– Помните ту историю, ваше величество? – зашептала девушка. – Про несчастного, застреленного в Булонском лесу два дня назад? Я не сказала вам всей правды сразу, умоляю, простите меня за это!
Виолетта смиренно поцеловала руку королевы.
– Продолжайте, дитя мое. Говорите! – тоже шепотом потребовала Анна Австрийская. – Разумеется, я вас прощаю…
Сейчас королева готова была пообещать что угодно, только бы выяснить происхождение письма.
– Умирающий… Я пыталась помочь ему, но безуспешно… Он передал мне это послание, умоляя хранить тайну. Вашу тайну.
– И вы?
– Я дала слово. Видите, ваше величество, сам Господь этого хотел.
– Кто-нибудь еще знает… про письмо? Гвардейцы, которые спасли вас от волков?
– Нет, никто. Разве что только тот человек… убийца.
Королева нахмурилась. Торопливо развернула письмо и, кусая губы, пробежала его глазами.
– Вы его прочли, мадемуазель, не так ли? – спросила Анна строго. – Оно распечатано.
– Да, ваше величество, – выдохнула Виолетта. – Оно не было подписано. И я не была до конца уверена, что письмо действительно адресовано вам.
– Теперь уверены?
– Да.
– И уверены в том, что вам следовало передать его мне?
– Да.
– Филипп Испанский – мой брат, – пробормотала Анна, словно оправдываясь. – Но то, что он просит… Эта бумага, попади она в чужие руки, может меня погубить. Вы это понимаете?
– Да, но…
Ее величество быстро спрятала письмо в рукав и рассеянно поправила складки платья.
– Теперь вы, маркиза, наверное, думаете, что я никудышная королева, – голос женщины был тих и ровен. – Которая интригует против Франции в пользу Испании, да к тому же позволяет себе вольности с первым министром. Наверняка ваш отец говорил обо мне совсем другие вещи.
– Он почитает вас, словно святую…
– А я, на самом деле, лишь жалкая грешница, не так ли?
– Вам не в чем оправдываться передо мной, ваше величество. Вся Франция знает… знает, что король Людовик никогда не оказывал вам того почтения, которое вы заслуживаете. И никогда не любил вас…
– Вся Франция, говорите? – Анна горько усмехнулась. – Что за дело Франции до горестей чужестранки?
– Мой отец говорил также, что каждый человек имеет право любить и быть любимым. Особенно женщины, которых обстоятельства часто принуждают к браку по расчету. Он обещал, что, когда придет мое время, я выберу сама…
Королева ласково обняла крестницу за плечи.
– Вы счастливый ребенок, Виолетта. Увы, короли не могут позволить подобную щедрость в отношении собственных дочерей.
– Даже короли не в силах запретить любить. На все Божья воля… А господин Мазарини очень хорош собой. Намного приятнее де Бофора, – добавила девушка простодушно.
Ее величество рассмеялась.
– Герцог де Бофор – это всего лишь для отвода глаз. Можете смело забирать его себе, моя милая. Если вам того угодно. Я заметила, как Франсуа любовался вами вчера за карточным столом. А лучше оставьте его мадемуазель де Бофремон или госпоже де Монбазон. По правде говоря, Бофор, хоть и дьявольски обаятелен, при этом груб, жесток и самовлюблен, словно Нарцисс.
– Благодарю за совет, ваше величество.
Две женщины переглянулись с видом заговорщиц.
– Мы редко видимся… – грустно заметила Анна. Виолетта сразу поняла, что на этот раз речь идет не о Франсуа. – Вернее, часто видимся на людях. Но очень редко наедине. За последние пять лет… Только после смерти Ришелье я перестала чувствовать за спиной перешептывания его многочисленных шпионов. А теперь, когда Людовик болен… У Джулио много врагов. Ведь он чужак в этой стране, так же, как и я…
– Это очень печально, ваше величество.
– А мне так не хватает тепла его рук, его прикосновений, его голоса… Ты вряд ли понимаешь это, Виолетта. Ты еще ребенок. А мне… мне уже много лет. Перед тобой женщина, которую долгие годы лишали права чувствовать себя женщиной… Мадемуазель де Лажуа, будьте любезны, подайте мне лист бумаги.
По тому, как мгновенно королева сменила тему, Виолетта поняла, что они больше не одни в комнате – раньше, чем увидела мадемуазель де Бофремон.
– Ваше величество, епископ Бовезский нижайше просит принять его, – сообщила камер-фрейлина, опускаясь в почтительном реверансе.
– Хорошо, милая. Проводите преподобного сюда, в этот кабинет.
Маркиза д’Оди, пользуясь моментом, торопливо подобрала с пола книгу.