область Иудеи, равно как и вообще далее узкой береговой полосы финикийского и филистимского побережья. В противном случае оба народа обнаружили бы, несомненно, более близкое знакомство друг с другом и не хранили бы один о другом такого абсолютного молчания.
Но и обращаясь к результатам палестинских раскопок, мы находим, что они вовсе не предполагают непременно необходимости непосредственного соприкосновения греков с иудеями и самостоятельного появления их на иудейских и израильских рынках. Так, прежде всего, необходимо иметь в виду, что керамические изделия греческого образца, восходящие к более ранней эпохе, находимы были лишь в пунктах, расположенных близ самой западной границы иудейского и израильского царств, отделявшей их от Финикии и страны филистимлян, притом даже и из этих пограничных пунктов лишь в очень немногих. При раскопках на месте большей части других городов Иудеи найдены были лишь греческие вазы, относящиеся исключительно к эллинистической эпохе и по своему происхождению принадлежащие к ближайшим в отношении Иудеи центрам греческого вазового производства, преимущественно с островов Родоса и Книда. Далее, самое количество найденных в Иудее керамических греческих изделий доэллинистического периода относительно вовсе не так велико, в особенности же, по сравнению с количеством изделий, относящихся к позднейшему времени, в частности, к эпохе Хасмонеев. Конечно, греческие вазы, в отдельных случаях попадавшие и Иудею при посредстве финикийских торговцев, могли находить себе сбыт среди местного населения и даже, быть может, вызывать подражание со стороны туземных мастеров, однако факт влияния греческой керамики на иудейских мастеров, в таких широких размерах предполагаемый Vincent’ом, представляется, во всяком случае, спорным и недоказанным. Не говоря о Perrot et Chipier, авторах капитального, но успевшего уже частью устареть труда по истории искусства в древности (так, в частности в данном случае они не могли еще располагать данными последних раскопок, производившихся в Палестине в 90-х и 900-х годах), которые видят во всем гончарном производстве Иудеи исключительное подражание финикийским образцам и то же время совершенно не предполагают какого-либо греческого влияния, и позднейшие исследователи, принимавшие близкое и непосредственное участие в раскопках последнего времени, точно так же далеко не разделяют мнения Vincent’а относительно исключительного влияния греческого вазового производства на иудейскую керамику. Так, Sellin, подобно Perrot et Chipier, на первое место прежде всего выдвигает финикийское влияние в истории развития иудейской керамики. Biss и Macalister идут еще дальше и признают полную независимость иудейских керамических изделий не только от греческой керамики, но и вообще от влияния каких-либо иностранных образцов. Таким образом, Vincent со своим предположением относительно широкого распространения керамических изделий в Иудее и их исключительного влияния на местное производство, тем более относительно существования целого продолжительного периода в развитии иудейской керамики, обозначаемого им как эллинско-иудейской, остается, в сущности, почти совершенно одиноким, причем мнение его не находит ни поддержки в аналогичных взглядах других исследователей, ни, по-видимому, и в самых данных палестинских раскопок. Что касается его гипотезы относительно широкого влияния греческой керамики на иудейскую, то она, во всяком случае, представляется сильно преувеличенной, предполагаемые же им непосредственные торговые связи и отношения между иудеями и греками абсолютно недоказанными и, по-видимому, недоказуемыми.
Еще более проблематично другое высказанное тем же автором предположение относительно возможности возникновения в иудейских городах иноземных мастерских, выделывавших вазы по греческим образцам. Греческое вазовое производство, как нам хорошо известно, сосредоточивалось по преимуществу в определенных промышленных центрах, как Афины, Коринф, Милет, Родос и немногие другие, откуда вазы греческого производства и распространялись повсеместно по берегам Средиземного моря. Предполагать же существование мастерских, изготовлявших вазы греческого образца, в варварских, негреческих областях, тем более в такой отдаленной от Греции и совершенно неизвестной, как мы видели, самим грекам стране, как Иудея, мы не имеем никаких оснований.
Но если мы, таким образом, не можем предполагать ни появления греческих торговцев в области Иудеи, ни вообще существования каких-либо непосредственных торговых связей и отношений между греками и иудеями, ни тем более, с другой стороны, возникновения в иудейских городах греческих вазовых мастерских, то остается, в сущности, только два возможных объяснения обнаружения керамических изделий греческого образца при раскопках на месте древних иудейских городов: это, во-первых, прежде всего посредничество финикийских торговцев, привозивших греческие товары в пограничные города Иудеи; рядом с этим возможны также и более или менее удачные подражания со стороны туземных мастеров греческим образцам. Необходимо еще иметь в виду, что произведения греческой керамики получили лишь относительно незначительное распространение и притом не столько в собственно иудейских городах и местечках, сколько в немногих граничащих с Финикией пунктах, которые, по большей части, лишь временно находились под властью иудейских и израильских царей и среди населения которых евреи, по всей вероятности, далеко не состав ля ли преобладающей массы, и не проникали, по-видимому, далее этой узкой пограничной полосы вглубь собственно Иудеи с коренным иудейским населением.
Итак, резюмируя наше исследование сношений греков с иудеями и возможного появления их на родине этих последних, мы и по данному вопросу в конце концов приходим, таким образом, точно так же к отрицательному выводу, как и ранее по вопросу о случаях появления и пребывания иудеев в Греции. Греческая колонизация, захватившая собою все западное и юго-западное побережье малоазийского полуострова, остановилась в дальнейшем своем распространении, далеко не достигнув прибрежных местностей, смежных с Иудеей. Отдельные греческие торговцы, все же появлявшиеся в этой местности, ограничивались установлением более или менее постоянных торговых сношений с населением значительных приморских городов, которые и были поэтому лучше известны грекам, но не проникали на сколько-нибудь значительное расстояние внутрь страны. Вот почему внутренние области, расположенные даже на относительно недалеком расстоянии от морского берега, и между ними и область Иудеи и вообще все области, заселенные в древности израильским народом, оставались для них совершенно незнакомыми, относительно же населения всех этих областей если и имелись какие-либо сведения, то лишь самые общие и поверхностные. Правда, в некоторых пограничных с Финикией и областью филистимлян поселениях, принадлежавших к иудейскому и израильскому царствам (в позднейших областях собственной Иудеи и Галилеи), во время недавно производившихся там раскопок найдены были, между прочим, и произведения керамики, по-видимому, греческого происхождения или же исполненные по греческим образцам, однако, как мы только что имели возможность убедиться, это обстоятельство отнюдь не может служить доказательством присутствия греков и греческих купцов в древней Иудее или хотя бы временного их там появления. Греческие керамические изделия, находимые в немногих пограничных пунктах, попадали туда, по всей вероятности, при посредстве финикийских купцов, которые привозили их в числе других предметов роскоши и домашней утвари, и обстановки, служивших для украшения жилищ более состоятельных слоев