разобранная нами родословная народов, то ее, по-видимому, следует отнести к одной из позднейших частей книги Бытия, входящих в состав так называемого «священнического кодекса» (Priesterkodex), выделяемого, как известно, современными исследователями из состава Пятикнижия в противоположность более ранним редакциям Иеговиста и Элогиста. За такое позднейшее происхождение помещенного в 10 главе книги Бытия родословия народов говорит как самый факт его составления и внесения в книгу Бытия (пристрастие к родословным типично именно для этого позднейшего времени, в особенности же для времени установления господства теократии, когда представители привилегированного священнического класса стремились доказать и сохранить чистоту своего происхождения), так и его сходство, доходящее частью до полного тождества, с аналогичной родословной, помещенной в первой книге Хроник (Паралипоменон), представляющих заведомую переработку истории израильского народа в священническом духе и вместе с этим, следовательно, одну из наиболее поздних редакций исторических книг Ветхого Завета.
Таким образом, если наше предположение относительно позднейшего происхождения 10 главы книги Бытия, содержащей в себе родословие народов, справедливо, а это, как видим, почти не подлежит сомнению, и родословная действительно принадлежит к позднейшим частям Библии, получившим окончательную редакцию в шестом или даже, что вероятнее, в пятом столетии, то констатированный нами на основании анализа приводимых в ней имен сыновей Павана факт малого знакомства ее авторов с народами и областями Запада представится в наших глазах особенно показательным. Представления и сведения иудеев относительно западных стран, и в частности прежде всего относительно Греции и греческих островов, и в это позднее время все еще, следовательно, продолжали оставаться крайне туманными и неопределенными, хотя, быть может, им и чаще приходилось слышать теперь если не о Греции, то хотя бы об отдельных островах греческого архипелага (в особенности ближайших к финикийскому побережью), которые частью, равным образом как и сама Иудея, входили в состав персидской монархии, частью приходили теперь в более непосредственное с ней соприкосновение, нежели ранее. Иудеям, рассеянным уже в это время по различным областям персидского царства, представлялось более случаев если и не ознакомиться ближе с «островами моря», то слышать имена отдельных местностей и островов, населенных греками. Так, как мы видели, им становятся в это время известны имена островов Крита и Родоса (?). Впрочем, и относительно этих островов сведения иудейских авторов персидской эпохи ограничиваются одним только их названием, относящиеся к этому времени ветхозаветные литературные произведения, по-видимому, знают о них не более, нежели об отдаленном и совершенно им малоизвестном, хотя и часто упоминаемом в Библии Тартессе.
Подводя итоги нашему обзору содержащихся в еврейской литературе сведений относительно чужеземных народов, в частности относительно Греции, мы можем, в сущности, повторить то же, что было сказано нами и в начале этого параграфа. Круг сношений и соприкосновений израильского народа с внешним миром, ограничивавшийся в начале Египтом и аравийскими племенами, захватывает затем со времени царей области, непосредственно граничившие с иудейским и израильским царствами с запада и севера; и только с того времени, как начинаются прямые агрессивные действия ассириян против израильского царства, включает в себя и этих последних. Во всю последующую эпоху, охватывающую время пророков, время падения обоих царств и время плена и послепленный период, географический кругозор израильского народа и круг его внешних сношений уже почти не расширялся более и до времени Александра Македонского и начала эллинистической эпохи ограничивался очерченными границами.
Что касается собственно западных областей, обозначаемых в Библии обычно названием «островов моря», то их иудеи знали, по-видимому, исключительно только понаслышке, преимущественно через финикийцев; несколько более близкие, хотя все же далеко неполные и несовершенные сведения имели они лишь относительно острова Кипра и, может быть, ближайшего к нему побережья Малой Азии. Из отдельных островов, помимо Кипра, им были известны (впрочем, только по названию), кажется, еще острова Родос и Крит, хотя этого нельзя считать вполне доказанным. «Дальние» же острова, равно как и Явана (Иония), в течение всех четырех столетий, протекших со времени пророческой деятельности Амоса и Осии, продолжали оставаться для евреев крайними и наиболее отдаленными известными им в западном направлении областями, которые, по словам Исайи второго (третьего?), не слышали о боге Израиля и не видели славы его. И недаром «острова моря» и Явана обычно сопоставляются в Библии с отдаленным Тартессом в качестве крайних пределов земли. Таким образом, в заключение мы можем констатировать, что еврейский народ знал, быть может, о греках еще менее, нежели эти последние о нем самом, и в то же время, и в еврейской литературе мы не встречаем никаких указаний относительно пребывания иудеев в собственно греческих областях, равным образом, как и в произведениях греческих авторов и в обширной эпиграфической литературе Греции.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Греки в Палестине
В древние времена у нас не было ничего, что могло бы служить поводом для сближения с греками, как, например, у египтян вывоз и привоз товаров, или у жителей финикийского побережья оживленная торговля и промышленная деятельность. Вообще все народы прибрежные, живущие к востоку и западу от моря, были более знакомы тем из греков, которые имели желание писать историю, тогда как народы, обитающие дальше от моря, остаются им, по большей части, неизвестными.
Иосиф Флавий
Оставаясь народом почти исключительно земледельческим и притом в послепленную эпоху в еще большей степени, нежели до того, во время первый царей и в эпоху раздельного существования царств, еврейский народ вел замкнутую жизнь, не пытаясь, за исключением отдельных немногих моментов своей истории, как, например, во все время царствования Соломона, проводить активную внешнюю политику и не вступая по собственной инициативе ни в какие отношения ни государственные, ни частные со сколько-нибудь отдаленными областями и странами. Вот почему и сфера общения и ознакомления его с внешним миром расширялась исключительно пассивно, в зависимости прежде всего от того, поскольку государства и народы, составлявшие этот внешний мир, сами приходили в столкновение с еврейским народом и оказывали при этом то или иное воздействие на его внутреннюю жизнь и развитие.
При таком пассивном характере, каким отличались прежде всего отношения иудеев с внешним миром вплоть до самого начала эллинистической эпохи, и отдельные представители иудейского народа могли попадать в чужеземные области, тем более в отдаленные, в большинстве случаев не по доброй воле, но по преимуществу либо в качестве военнопленных, либо в качестве рабов, либо, наконец, в исключительных обстоятельствах, заставлявших их покидать родину, например, после разрушения Иерусалима и гибели иудейского царства. Что же касается литературных и документальных данных, равно как и еврейских литературных памятников, туда они, по-видимому, не