тут же утопить ее в Тирренском море. Никто ей не поверил. Тем не менее Аркашу с Ирой обнадеживала мысль, что Наталью Михайловну всегда можно будет нагрузить заботой о детях, а когда о ком-то заботишься, свои проблемы отходят на второй план. Таким образом, все участники концессии сделали вид, что они настроены на самый лучший отдых и не намерены отступать от принятого решения. Правда, Аркадий на всякий случай подстраховался и, сделав нехарактерный для себя шаг, попросил отца Серафима помолиться, чтобы все прошло хорошо. Удивленный архимандрит с радостью и размахом выполнил возложенное на него поручение, вместе со всей подначальной братией отслужив молебен о призывании помощи Святого Духа перед началом всякого доброго дела.
И надо сказать, что либо молитвы святого отца, либо бесшабашное солнце Сицилии, либо общая усталость от негатива сделали свое дело! Отпуск прошел по большей части в сугубо положительном ключе. Наталья Михайловна, казалось, была никак не затронута свалившимся на нее горем, что, к несчастью для Аркадия, отразилось на материнской манере общения. Поскольку почтенная дама вновь вернулась к проверенной годами тактике и периодически покусывала сына. Делала она это скорее по инерции. Однако расшатанные нервы Кузнецова каждый раз заставляли его реагировать серьезно, парадоксальным образом предотвращая серьезную разборку. Хотя лучшим решением было бы попросту пропускать выпады матери мимо ушей. Поэтому периодически психолог ощущал себя на пороховой бочке и снижал накал страстей коварной прохладой алкогольных коктейлей. Тем не менее за время совместного отдыха никто не подрался. Дети так просто были счастливы, с искренней непосредственностью впитывая впечатления и ауру моря. Ирина сохраняла стоическое спокойствие.
Как это часто бывает, долгожданный отпуск пролетел моментально. Семья, дополненная теперь вечной заботой о бабушке, вернулась в Москву, а Кузнецов на работу. Столицу продолжало заливать всеми дождями мира (временами было странно, что она еще не уплыла в какой-нибудь океан). Воспоминания об отдыхе стремительно улетучивались.
В один из октябрьских дней, когда светлый образ итальянского побережья почти изгладился из воспоминаний Кузнецова, психолог получил неожиданную поддержку от своего постоянного клиента – в Первопрестольную вернулся Григорий, коему было что рассказать.
– Какие люди! – с искренней радостью закричал Аркадий, когда бывший наркоман вошел к нему в кабинет. – Можно подумать, что не видел вас целую вечность, Григорий. Надо сказать, что расцветаете на глазах! Боюсь, этак скоро вы перестанете ко мне ходить, – пошутил психолог.
– И не подумаю, Аркадий Аркадьевич, – парировал клиент.
– Что же вы так официально. Мы уже столько вместе, что пора начинать снижать количество Аркадиев, упоминаемых при произнесении моего имени, – сказал Кузнецов вслух.
А под нос пробормотал: «К тому же второй Аркадий конкретно облажался».
– Вы, по всей видимости, в игривом настроении?
– Не сказал бы. Просто действительно рад вас видеть. И до неприличия хочу послушать, как вы съездили. Мне интересно все! Так что сейчас будете рассказывать. Давайте только с напитками определимся. Вам же чай?
– Of course. Зеленый, без сахара.
– Хорошо. Сейчас сделаю. Располагайтесь пока.
Клиент не заставил себя долго упрашивать и вольготно развалился в знаменитом на всю Москву кресле. Лицо его выражало полнейшее спокойствие, что с удовольствием отметил Аркадий, помнивший совсем другое выражение на физиономии возрастного повесы. Благоприятная перемена делала честь профессиональным качествам Кузнецова. Правда, она же наталкивала на мысль о потенциальном завершении контракта, за счет которого психолог планировал еще какое-то время кормиться.
«Прозондирую-ка я почву», – подумал Аркадий, садясь напротив клиента.
– Григорий! На вас можно смотреть бесконечно! – начал он, преднамеренно выдержав небольшую паузу, потраченную на внимательное созерцание своего визави. – Если бы я не знал вас хорошо, то мог бы подумать, что разговариваю с незнакомцем.
– Аркадий, вы мне льстите. Я все такой же престарелый наркоман, как и два месяца назад. Хотя не буду отрицать, что отдых вместе с детьми пошел мне на пользу. Давно я так славно не перезагружался. А самое главное, полностью без использования допинга. Даже пива не пил.
– Вы, кстати, в каком составе в результате поехали?
– С дочкой и младшим сыном. Старшего бабушка отправила в какой-то прогрессивный лагерь в Штатах. Он бы и рад был рвануть со мной, но в нашей семье не принято перечить бабушке.
– И это можно понять.
– Да. Могут полностью измениться мода, технологии и даже архитектура, но принцип «кто платит, тот и музыку заказывает» будет вечен.
– Кстати, как поживает мама?
– Спасибо, вполне здорова. И совсем не устала от своей деятельности (мне бы такую выдержку). По крайней мере, на покой не собирается, хотя она уже давно в пенсионном возрасте.
– И неужели работодатель с этим мирится?
– Она же не совсем наемный работник, у нее миноритарный пакет. А кроме того, человека, который в уме может оперировать всеми счетами крупного банка и точно знать, где и какую дыру можно перекрыть максимально эффективным образом, найти не так просто.
– И что же, молодежь не пытается подобраться к ее креслу?
– Я вас умоляю! Маменька – бультерьер в платье от Chanel. Если бы это по-прежнему было комильфо, как когда-то, она бы курила «Беломор» и запивала его «Столичной», нисколько не пьянея.
– Сильно.
– Да. Поэтому на работе с ней никто не связывается, включая президента, и в семье тоже.
– Понимаю. Поэтому вы и поехали втроем, а не вчетвером. Как, кстати, мама вас отпустила? Без проблем?
– О! Она был очень даже рада. Сказала, что это отличная идея. Дескать, наконец-то я додумался до чего-то стоящего. И тут мне пришлось признаться, что авторство ваше. От этого ее слегка покоробило, но, надо отдать должное моей родительнице, потом она нашла в себе силы признать, что рада начинанию в любом случае, а я поступаю правильно, согласившись с вашим предложением. То есть полный легалайз! Еще и сумму на расходы выделила отменную. Зимбабве можно было бы накормить. Мы даже потратить ее не сумели, хотя ни в чем себе не отказывали.
– Бывает же.
– Сам удивился. Хотя и привычный.
– Ну и как вам Европа с детьми?
– Знаете? Сложный вопрос. Оказалось, что не все с ней просто. С Европой. И красивая она, и относительно свободная, и музеев полно, и кормят вкусно, и детей любят…
– Но?
– Но здесь у нас все равно лучше, – широко улыбнулся Григорий.
– Неужели вы заболели ностальгией, как Тургенев или Достоевский?
– Жесточайшей. Правда, для того чтобы ее почувствовать, мне потребовалась неделя-полторы.
– И как это было? Интересно узнать.
– Обыкновенно. Двигались мы не спеша. И к тому моменту добрались только до Копенгагена, посмотрели русалку, купили целый чемодан Lego, подурачившись от души у них в музее предварительно, потом сели в каком-то кафе, заказали целое ведро креветок.
– Все-таки с пивом?
– Обижаете,