Из-за последнего вагона, перекрывая путь, навстречу шагнула темная фигура.
Димка мгновенно вскинул «Бизон», но Наташа тут же резко отвела его рукой в сторону. Искатель уже и сам увидел - Федор. Собственной персоной. Без рюкзака, но с загадочным стволом за плечами, в брезентовом чехле, и неизменной гладкостволкой в руках, наверняка снаряженной картечью - других зарядов старый приятель давно не признавал.
- Федь, какого черта ты тут делаешь? - прошипел Димка, рассерженный нежелательной заминкой.
- Я? - тоже шепотом ответил Кротов, в его глазах плясали насмешливые бесенята. - Да просто отлить отошел. А тут местечко как раз удачное - тихо, спокойно.
- Угу. Аж на другом конце станции. Ладно, как догадался, что мы собираемся свалить?
- Да у тебя все на морде лица написано, Димон. Никогда ты не умел скрывать своих намерений. А я тебя знаю гораздо лучше, чем всякие там Караваи с Солеными, не говоря уже об этих дуболомах от Шрама. Я и сам вам хотел подсказать, чтобы сваливали, да свидетелей многовато, а случая все никак не представлялось.
- Почему? - требовательно поинтересовалась Наташа. - Почему мы должны были уйти? Что ты от нас скрываешь?
- По дороге и объясню, - отмахнулся Фёдор. - Ну что, потопали?
- А свой рюкзак? Вот так здесь и бросишь?
- Чего не сделаешь ради конспирации. Пусть думают, что я действительно по нужде уперся. Какой нормальный челнок в здравом уме бросит свое барахло? Ладно, ладно, нечего на меня с таким недоверием глазеть. Не было в рюкзаке ничего ценного, тряпьем для отвода глаз набил.
- Федь, не стоит тебе идти с нами, - предостерег Димка с мрачным видом. - Не хочу тебя подставлять, да и не твоя эта проблема, не ввязывайся.
- Не моя, говоришь, - Кротов усмехнулся. - Ну уж нет, Димон, все, что касается тебя, касается и меня. Разговор у меня к вам обоим есть… Не при свидетелях. Так что мне с вами как раз по пути.
И Федор, развернувшись, двинулся в темноту первым.
Глава 9. Случайности не случайны
«Отсечка» в переходе между Новокузнецкой и северным залом Третьяковской представляла собой участок три на четыре метра, отделенный от общего коридора с двух сторон металлическими решётками.
Два охранника, с виду почти неотличимые друг от друга, азартно шлепали картами по приспособленной в качестве игрального стола крышке тумбочки. На стриженных под «ноль» головах игроков - засаленные кепки, на сутулых плечах - облезлые кожаные курки, на ногах - пузырящиеся в коленях хэбэшные штаны и стоптанные до дыр кирзачи. Сбоку тумбочки дремали прислонённые «калаши».
Хрипловатый тенор перемежался с зычным басом, разгоняя тягостную тишину:
- Вот тебе кудрявого!
- А я твоего кудрявого бабой!
- А козла бородатого сверху не хочешь? Лови! Гы-ы-ы!
- А на козырного чем ответишь?
- Погоди, щас отвечу, терпеть сил уже нет…
Штопор поднялся с табуретки, прервав любимое занятие. Ну а чем еще заняться на опостылевшем дежурстве? Карты рубашкой вверх хрястнул на тумбочку - чтобы напарник не подглядывал. Постанывая от удовольствия, потянулся всем телом - давно надо было размяться, а то засиделся так, что ноги затекли. Затем бросил хронически недовольный взгляд на лампадку, свисавшую на цепи с вбитого в стену крюка. Ее слабый огонек почти не разбавлял уже въевшийся в душу мрак, сочившийся со стороны жутковатой Третьяковской. Это еще хорошо, что внутри вдоль внешней решетки выложен барьер из мешков с песком - хоть какая-то видимость защиты от выродков, обитавших по ту сторону.
Впрочем, как ни крути, а все равно неуютно до дрожи, место такое - проклятое.
Зато пайка за дежурства верная, голодным не останешься, а если больше ничего в жизни не умеешь, то твой удел - прозябать охранником. Ничего, давно уже пообвыкли. Можно даже сказать, что работенка непыльная. Сутки отсидел, двое гуляешь. Штопор шагнул к промежутку в барьере - там находилась решетчатая дверца, поэтому мешки отсутствовали. Расстегнув ширинку, принялся мочиться сквозь прутья.
Оставшийся возле тумбочки Крендель поморщился:
- Слушай, хорош уже туда гадить. Я, мля, не токсикоман какой-нибудь! Вон ведро с крышкой есть, туда и фигачь.
- Ишь ты, нежный какой, - насмешливо пробасил Штопор. - Не нравится - Учителю идею подкинь, давно тут пора все заложить наглухо. А мне так вольготнее, чем в вонючую парашу.
- Довыеживаешься, Штопор. Нечего морлоков свежаком дразнить.
Крендель сплюнул на пол, покрытый такой толстой коркой грязи, что угадать под ним мрамор было нереально. В чем-то Штопор прав - нормальных посетителей, с которых можно взять мзду за пропуск, с той стороны не было уже давным-давно, а вот отгонять потерявшее всякий человеческий облик отродье приходилось нередко. Но на рожон все равно нечего лезть! Видно же, что приятель просто храбрится, а на самом деле поджилки трясутся, когда приближается к этой решетке. Собственно, потому и подходит - удаль показать, нервы пощекотать, себе и напарнику. Делает вид, что ему все малиново и фиолетово. Крендель неодобрительно покачал головой. Мужику уже тридцатник, а понятия о разумной осторожности никакого. Ничего, вот доживет до полтинника, как сам Крендель, может, поумнеет. Если успеет.
- Слышь, там вроде плещет опять. - Штопор настороженно замер у решетки, тщетно пялясь в кромешный мрак, в котором, как в бездонной пропасти, тонуло все, что находилось за эскалатором.
- Еще бы не плескало, баклан конченный! Ширинку-то застегни!
- Сам ты баклан! Я внизу что-то слышу, на станции! Как будто где-то льется и журчит!
- Так стекает же, губошлеп придурошный! По ступеням и стекает!
- Хорош на меня хавальник разевать, сам послушай!
- Гонишь ведь, - недоверчиво прищурился Крендель. - Опять покуражиться захотелось?
- Да ей богу не вру!
Это что-то новенькое, чтобы Штопор, да божился...
К решетке подходить близко не хотелось: на острые ощущения, в отличие от напарника, Крендель никогда не напрашивался. Хоть и заперта и на мощный засов, и на здоровенный навесной замок, но… Ведь там, внизу - Мертвый Перегон, непроходимая для живых ветка, соединявшая Марксистскую и Третьяковскую, гребаная Обитель Мертвых.
Кренделю вспомнилось, как один из бичей, еще не окончательно пропивший мозги, пытался ему объяснить «интеллигентно»: типа, это такая сверхъестественная пространственная аномалия из чистого зла, по каким-то необъяснимым причинам запертая в перегоне между станциями. Любой, кто туда попадет, будет схарчен заживо, и причем многократно, и мучения его будут длиться вечно в этом материализованном аду. Впрочем, Крендель не мог вспомнить желающих сунуться туда по доброй воле. Станцию именно из-за близости с Мертвым Перегоном и забросили, и как оказалось впоследствии - верное было решение, ох верное.
Какое-то время после ухода с Третьяковской-Северной, чтобы «оздоровить» население Новокузнецкой, туда волевым решением Учителя выпихивали спившихся до потери облика алкашей, нищую шваль, больных и уродов со всякими отклонениями. Да и просто сумасшедших. Поначалу казалось, что они просто исчезают в бездонной утробе тьмы проклятой станции. Но потом, к всеобщему ужасу выяснилось, что Мертвый Перегон по-своему позабавился с отверженными, и каким-то непостижимым образом появились страхолюдные морлоки - твари, лишь отдаленно напоминающие человеческое существо. Высылки на Третьяковскую решили прекратить, чтобы не подпитывать кошмарное «население» проклятой станции ни жратвой, ни новыми обитателями, но зло уже поселилось и обжилось. Теперь пугающее соседство с ним приходилось терпеть охранникам в отсечке, каждый день испытывая на прочность нервы. А время от времени - отгоняя особо назойливых «гостей» автоматным огнем.
И хорошо еще, что пока обходилось без людских потерь.
А тут еще эти скверные слухи - и все из-за Белого, болтливого недомерка из другой смены, большого любителя уходить в долгие запои… Ведь столько не зарабатывает, гад, чтобы упиваться до белой горячки, но как-то умудряется же. Вот после очередного бодуна, в такую же ночку ему и померещилось, что слышит какой-то плеск - так чуть в штаны не наложил и по всей станции «новость» разнес. Люди и так стараются не думать о заброшенной Третьяковской, проблем хватает без всяких Мертвых Перегонов. Есть, конечно, на Новокузнецкой народ зажиточный - из барыг или привилегированных блатных, эти-то живут припеваючи. Но большинству раз в день нормально пожрать - единственная радость. Если бы не Учитель, поддерживающий порядок железной рукой не хуже, чем воинствующие торгаши на расхваленной Ганзе, станция давно бы уже захлебнулась в кровавом и беспощадном бунте, когда все против всех, а правда только одна - у того, кто бьет на поражение первым.
Крендель вон сколько уже отдежурил, а никакого плеска не слышал. Поэтому в слухи не верил. А Белому как-то по пьяной лавочке здорово навалял - чтобы народ почем зря не будоражил, не пугал прорывом грунтовых вод и затоплением. Такими новостями панику поднять - раз плюнуть.