— Для сирот, — поправила она. — Беспризорники, если спросите меня…
— Не спрошу, — перебил я её. Мария слегка удивлённо посмотрела на меня, но, увидев улыбку, тоже улыбнулась.
— Да ну вас, Эрнест. Вот не можете быть серьёзным ни капельки.
— Я всё время серьёзен, так что сегодня разгрузочный день. Не могу не порадовать свою душу и не подразнить вас.
— Ладно, если на вашей душе светлее от того, что вы дразните бедную юную монахиню, пусть будет так, — состроила она жалобное лицо. — Ведь некому защитить её.
— Так, не давите на мою бедную совесть и сердце. Так что вы говорили про приют?
— Я говорила, что «беспризорники» звучит грубо.
— Возможно… Вы тоже воспитываете сирот?
— По мере возможностей я прикладываю все свои силы, чтоб воспитать из этих детей божьих тех, кто будет излучать свет. Благопристойных молодых юношей и девушек, что смогут найти себя в этом непростом и иногда агрессивном мире.
— То есть вы их чему-то учите?
— Когда как, — покачала она головой. — Когда я их учу, когда просто провожу с ними время, чтоб они чувствовали, что не всем на них наплевать. Каждая из нас, прислужниц света, пытается показать им, что для нас они личности, те, кого мы любим.
— А вы их любите? — спросил я. — Только честно.
— Смотря что вы понимаете под словом «любовь». Я не могу заставить себя любить их как собственных детей, что очень жаль. Но я люблю их как личностей, как детей, на которых мне не всё равно. И стараюсь показывать это каждый раз.
— Каждый раз? У вас там смены?
— Смены, Эрнест, — вздохнула она. — Может звучит лицемерно, но от детей устаёшь, как бы ты их не любила. Это выматывает. Поэтому нам тоже нужен отдых.
— Понимаю, — кивнул я, вспоминая то, какие бессонные ночи устраивала мне иногда Эйко. Хотелось спрятать её в ящик и отнести на чердак, когда мы жили ещё в той квартире. Да и с Соней было не легче. Когда она постоянно под себя ходила.
Действительно, от этого устаёшь.
Так мы отобедали и дошли до десерта, где нам подали кремовый пирог. Было забавно наблюдать, как у правильной Марии был крем на носу, и она не могла понять, чего я смеюсь.
— Ну что? — она уже вся извилась, пытаясь понять причину. Не знаю, вроде просто нос испачкан, а смотришь на неё, и смех пробирает.
— Да у вас нос в крему. Вы похожи на ту, кто под шумок принял на душу.
— На носу? — её глаза скосились на кончике носа. — Ой, и вправду.
Что сделает нормальный человек? Сотрёт крем с носа салфеткой.
Что делает Мария? Пытается языком, скосив глаза, достать кончиком языка носа, чтоб слизнуть крем.
— Что такое? — поймала она мой удивлённый взгляд. — Салфеткой слишком просто.
— Ну вы и ребёнок, Мария, ей-богу.
— Видимо, пришла ваша очередь говорить это, — улыбнулась она и продолжила своё непростое занятие.
— Вы серьёзно можете дотянуться кончиком зыка до носа?
— Угу, — кивнула она, увлечённая своим невинным и бескультурным занятием.
И сидели двое молодых людей за столом — одна пытается слизнуть крем с собственного носа, другой её поддерживает. Детский сад. С другой стороны, как мне кажется, именно так и надо отдыхать: позабыть обо всех правилах, традициях и этикете, отдаваясь сиюминутным забавам, но не перегибая палку.
Так мы и баловались, веселя сами себя и друг друга. Она пыталась справиться с непосильной задачей, а я поддерживал.
— У вас почти получилось, — подался я вперёд, словно наблюдал интереснейший матч.
Мария покраснела от натуги, вытянув язык так далеко, как могла. Аж капельки пота появились.
— Ну! Ещё чуть-чуть! — поддерживал я её.
Она поднатужилась, словно сдерживала что-то внутри себя, и…
Победа!
В какой-то момент, когда я уже было думал, что всё кончено, Мария коснулась самым кончиком языка кусочка крема, подцепил его, и хоп! Всё, съела!
Крем успешно убран, хотя куда меньше времени заняло стереть его салфеткой. Но тем не менее что я, что Мария испытали явное душевное удовлетворение от этого.
— Это было непросто, — выдохнул я.
— Это да…
— Не думал, что в душе вы ребёнок, Мария, — усмехнулся я.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Все мы в душе немного дети, Эрнест. Иногда полезно дать себе волю, расслабиться и немного позаниматься ерундой. Это помогает отвлечься, поднять настроение и зарядиться позитивными эмоциями, — судя по улыбке, она зарядилась положительными эмоциями на месяц вперёд.
— Не вяжется это у меня с той девушкой, которую я встретил в храме.
— Я многогранная личность, — ответила с гордостью Мария, ни капельки не смутившись собственному хвастовству. — Я ещё и ушами шевелить умею.
— Да ладно, — удивился я.
— Ага. Смотрите.
Она аккуратно убрала свои волосы, показав уши, немного напряглась и… блин, действительно шевелит ими.
— С ума сойти.
— Вот-вот, — кивнула она. — Но только… — прислонила палец к губам, — тс-с-с, не выдавайте мой секрет, — и подмигнула.
— Боюсь, мне нечем похвастать. Ну… разве что я могу заполнять много бумажек и играть в города.
— Я тоже люблю играть в города, — заявила Мария.
— Сыграем? Спорю, что я вас обыграю.
— Зря вы так, — отложила она салфетку в сторону. — Я хорошо знаю географию. У вас слишком мало шансов, а мне не хочется разбивать столь молодую светлую душу её разгромным поражением.
— Вы не слышали, Мария, что гордыня и хвастовство до добра не доводят, — усмехнулся я.
— А это не хвастовство, — невозмутимо ответила она, хотя уголки губ то и дело пытались приподняться. — Это факт.
— Хорошо… Тогда начнём. Сильверсайд.
— Дшан.
— Нью-Йорк.
— Касунгу, — вздёрнула она носик.
— Вы не ищите лёгких путей, — усмехнулся я.
— А то! Свет — это воин на пути тьмы.
— А вы у нас… меченосцы.
— Верно.
— Ну ладно, ладно… Будем играть по жёсткому. Уттарадит.
— Тезпур.
— Рютовю.
Встретились два монстра. Называть обычные города? Нет, мы сразу пошли по самым заковыристым, пытаясь показать своё превосходство. Правда, сколько бы мы ни знали городов, правда в том, что все эти Рочедо и Энисно — лишь те города, о которых мы когда-то слышали, и у нас не справочники в головах, поэтому очень быстро мы перешли на Москву, Чинь-Жуй, Харбин — города, что знакомы каждому. Причём говорили мы очень быстро, будто играли в шахматы на время.
За каких-то десять минут мы опустошили свои запасы едва ли не полностью, от чего города начали повторяться. Приходилось следить за этим, так как мне показалось, что Мария — очень азартная личность. Чересчур азартная. Видно, что она пытается это скрыть, но слишком безуспешно.
А такие иногда могут и повториться «случайно».
Хотя к её чести, за ней я такого не заметил.
— Суздаль, — выдала Мария.
— Лидс, — ответил я.
— Созополь, — новая атака.
— Лас-Вегас, — ответка.
— Сиэтл.
Мы не чурались даже топить друг друга. Я её топил на буквы «С», а она меня на букву «Л». У неё прямо горели глаза от азарта и желания выиграть. Это просто уму непостижимо, насколько Мария изменилась.
— Мария, к слову. Вы азартны, вы знаете об этом?
Она заметно покраснела.
— Все мы не безгрешны, Эрнест. Есть такая слабость за мной, верх одерживать. По крайней мере, пытаться.
— Да, по тому, как вы пытались заставить меня уверовать и исповедаться, можно было догадаться сразу.
— Ну зачем вы, — смутилась Мария. — Я лишь хотела, чтобы вам стало легче. Вряд ли это можно отнести к тому, что я пыталась одержать верх.
— Но за свет вы и в пекло прыгните.
— Пекло — прародитель света, оно мне не страшно, — скромная улыбка. — К тому же, это игра. Вам было бы скучно, поддавайся я. В игре можно и немного дать себе воли. Так каков ваш ответ, Эрнест? Я победила? Есть ли слова на «Л»?
— Конечно, — я одарил её коварной улыбкой. — Леос.
— Это моя деревня! — мило возмутилась она. — Это нечестно!
— Да ладно, — всплеснул руками я. — Вы же сказали, что можно дать себе воли.