Как, например, пирожки сейчас. С мясом, капустой и творогом.
— А я не с пустыми руками, — сообщаю, разуваясь. — Мама тут пирожков наготовила.
— Отлично, у нас будет длинный вечер, — с явной усмешкой повышает голос Давид, делая что-то шипящее.
Тоже улыбаюсь, уже проходя в квартиру, которая за последнее время стала для меня вторым домом. Тут всё такое родное… Как и сам Давид.
Здесь мы и тренировались немного, и вместе делали задания по разным предметам, и целовались, и спали в одной постели, и смотрели самые разные фильмы в обнимку, и разговаривали, и даже встречали рассвет на балконе под пледами. Эта квартира уже пропитана нами — воспоминаниями, оставленными тут мной случайно и не очень вещами, предвкушением от каждого захода сюда.
Приближаюсь к Давиду, помешивающему на сковородке овощи. Ммм, а пахнет вкусно. Этот парень явно знает, что делает. Даже не сомневаюсь, что не пережарит ничего.
Как я же я горжусь и восхищаюсь разными его талантами… И ведь он моими тоже. Учимся друг у друга. Но всё равно убеждена, что Давид у меня совершенно особенный. И почему раньше этого не замечала? Да по одним только глазам и так понятно было ведь. Теперь считаю, что гетерохромия — самое красивое из всех необычных явлений. Да и в целом из всех, наверное, тоже.
Неспешно подхожу к Давиду и мягко обнимаю его со спины.
— Настолько объедимся, что ни на что другое не будем способны? — спрашиваю с теплом, потёршись о его щёку носом.
Такая я ласковая стала, что сама себе поражаюсь, когда вспоминаю «до». А Давид уже привык. Причём довольно быстро.
— Ещё чего. Я так просто от тебя не отстану, — хмыкнув, усмехается он, продолжая размешивать овощи.
Я тут, пожалуй, узнаю только помидоры. И грибы ещё вроде бы вижу. В любом случае, пахнет офигительно.
А уж обещание Давида так вообще переполняет предвкушением. Невозможно не уловить, о чём речь. Тело тут же наполняется горячим томлением, только сильнее разгорающимся от того, что Давид не отвлекается от готовки.
— Можешь начать прямо сейчас, — шепчу, массируя пальцами его волосы на затылке, ногтями тоже чуть царапаю. Давиду так нравится.
Настолько, что тут же ко мне разворачивается, всё-таки оставив овощи в покое. Но перед этим бросив на них взгляд: видимо, чтобы убедиться, что обойдутся пока без его участия. Что за приправы он там использует, откуда такой офигенный запах?
Спросить не успеваю, потому что Давид не просто разворачивается, а тут же врывается языком в мой рот. Целует так жадно, будто мы не виделись несколько дней, а не часов.
Отвечаю со всем пылом, отводя его подальше от плиты. А то опасно, горячая… А между нами и без того много огня, так и пожар может быть.
Лучше к столу, там пока только контейнер с пирожками лежит.
— С чем пирожки? — спрашивает Давид, когда наши губы отрываются друг от друга.
Проголодался всё-таки. Смотрит в их сторону заинтересованно. На меня, впрочем, тоже.
— С пирожками, — скорее машинально выдавливаю, теряясь в потемневших таких разных и красивых глазах.
Только по смешку Давида понимаю, что ляпнула что-то не то. Качаю головой, посмеиваясь, а потом сообщаю про капусту, мясо и творог.
— А у тебя что готовится? — почти охрипшим голосом спрашиваю, пока Давид жадно проводит губами мне по шее, подключая и язык, слегка покусывая зубами, оттягивая кожу.
Он ещё и по телу мне настойчиво руками ведёт, гладит, сжимает, и я даже не сразу улавливаю, какой был ответ. Паста с морепродуктами… Овощи почти как в гриле… Звучит аппетитно, но учитывая рвение, с которым меня уже откровенно раздевают, это всё подождёт.
— Пожалуй, пока выключу, — хрипло подытоживает Давид, явно придя к тем же выводам. Мило, что всё равно контролирует ситуацию, не позволяет еде спалиться нафиг. Потому что явно не собирается отрываться от меня достаточно скоро, чтобы не случился пожар.
Впрочем, пожар в любом случае неизбежен: он между нами сейчас, сгораем в нём без оглядки. Когда приходим в себя, во дворе уже темно. Точно знаю это, потому что по итогу возвращаюсь в реальность в уже знакомой обстановке балкона. Хм… А вот так мы до него ещё не добирались. Только рассвет встречали как-то.
И, кстати, ведь холодно совсем не было. Наоборот, жарко. И дело не в том, что у Давида здесь уютно обустроено, даже мини-диванчик есть с пледами. И гантелями неподалёку. Забавное сочетание.
Дело как раз в нём, прижимающим меня к себе даже сейчас, когда пытается восстановить дыхание. Дело всегда в нём. С ним как угодно, но только не холодно.
— Кажется, пора вернуться к готовке, — со смешком замечает Давид, тоже посмотрев на обстановку за окном. И тут же сильнее стискивает меня, противореча собственным словам.
— Лааадно, но ещё чуть поваляемся… — лениво протягиваю и удобнее устраиваюсь у него на груди.
Хмыкнув, он целует меня коротким чмоком куда-то ближе ко лбу.
— Передай маме спасибо за пирожки, кстати, — вдруг вспоминает. — Это довольно мило.
Ммм, точно, кстати. Я ей пока ничего не написала, да и сейчас не могу: наши телефоны остались на кухне. Откуда мы переместились сначала в коридор, потом в комнату Давида, а оттуда на балкон.
— Она наверняка спросит, как тебе, — нахожусь с временной отмазкой: потом, конечно, передам, тем более, мама в восторге от Давида и ей будет приятно. — Так что сначала попробуешь.
— Уверен, что офигенно, — с предвкушением проговаривает Давид.— Когда я был в гостях, мне всё очень понравилось.
Улыбаюсь, вспоминая эти моменты. Мама тогда слегка удивилась тому, как они ладят с бабушкой, ведь та всегда казалась скорее консервативной, а разговаривала с моим парнем чуть ли не как ровесница. Поддерживала любые темы, смеялась шуткам, сама нас подкалывала…
Да, определённо было хорошей идеей в первый раз встретиться всем сразу. Мамин приезд случился как раз во время моих пар, и я не стала их пропускать, а пришла домой с Давидом. Мне кажется, родительница поняла, что это из-за неё: я тогда была не то что обижена, а скорее нуждалась в ком-то близком рядом при этой встрече. И одной бабушки уже не хватало. Но получилось очень мило и душевно.
С тех пор она постоянно вспоминает Давида, спрашивает, как у него дела, передаёт приветы. Теперь и пирожки.
— Скоро приедет отчим, — вспоминаю вслух. — Они с мамой переедут в отдельную квартиру, и наверняка встанет вопрос, меня к ним или к бабушке.
— А третьего варианта нет? — вкрадчиво спрашивает Давид, расположив меня так, чтобы мы видели лица друг друга. У него в глазах хитринка, намекающая на тот самый желаемый из всех вариантов. — Вообще тебе восемнадцать. Ты уже взрослая. И рано или поздно съехала бы.
Чуть ёрзаю на нём, чувствуя, как Давид напрягается. Даже после всего, что у нас сегодня было… Казалось бы, мог и устать. Я вот вообще почти без сил, но это приятное ощущение.
— Третий вариант есть, — тихо признаюсь, ведь и сама об этом думала. — Я бы хотела жить на три дома, но все наверняка поймут, что так будет трудновыполнимо. Я буду оставаться надолго то тут, то там, но с основными вещами логичнее осесть в одном месте. И логичнее с тобой, потому что мы и в универ ходим вместе и вообще… Вместе.
Говоря об этом, всё сильнее переполняюсь предвкушением. Я ведь только когда пришла сегодня в этот дом, особенно родным его почувствовала. И все эти счастливые моменты, которые здесь уже были, только преумножатся. Тем более с учётом, что и Давид этого хочет. Он ведь практически предлагает мне съехаться…
И я от этого неожиданно для себя чуть ли не плыву. Кажется, окончательно превращаюсь в ванильку.
— Логичнее, — хмыкнув, повторяет Давид. — Логичнее, — раскатывает чуть не по слогам. — Значит, дело в логике, да, романтичная ты моя?
Он говорит вроде бы с укором, но таким ласковым, что я вообще уже чуть не растекаюсь розовой лужицей. Тем более меня переворачивают так, чтобы нависнуть. Теперь мне не видно поздне-вечернее небо, а лишь он. Мой Давид…
И ведь прав. Хмыкнув, осмысливаю свои предыдущие слова и понимаю, что рассуждала почти без эмоций, скорее прагматично. Хотя на самом деле чуть ли не пищу от восторга и переполняющей любви где-то внутри.