Но вот мы уже подъезжаем и спешиваемся, снимая шлемы. Свежий утренний воздух тут же обдаёт мне лицо, а я автоматически ёжусь. Но не из-за того, а из-за взгляда бабушки, который остро чувствую прямо сейчас. Она ждала нас на улице недалеко от ресторана: там как раз лавочки рядом с парковкой.
Конечно, мы и так собирались оказаться замеченными, но получается, и стараться не пришлось. Бабушка поднимается с места, идя к нам навстречу, и Давид берёт за руку меня, тоже двигаясь к ней. Я, конечно, следом иду.
С одной стороны, мне почти спокойно, но с другой — удержать взгляд бабушки почему-то не могу. Слушаю, как они с Давидом здороваются между собой, улыбаюсь наверняка чуть нервно. Улавливаю её взгляд на мотоцикл недалеко от нас.
— А не жутко на такой махине ездить? — бабушка спрашивает настороженно, обращаясь к Давиду.
Подавляю в себе порыв вмешаться и ответить за него, начиная глупо уверять её, что всё в порядке и приводить все возможные аргументы, почему. Но Давид и сам не медлит, спокойно заявляя:
— Если уметь ею управлять, совсем нет. Я умею. И могу хоть вас научить, — улыбается, причём очень заразительно: бабушка тоже расплывается в улыбке.
Да и я расслабляюсь. Такая её реакция — уже хорошо, даже если недоверие к мотоциклам всё ещё проступает.
— Да меня не надо, — миролюбиво возражает бабушка. — А вот Вика наверняка хочет, — говорит вроде бы так же весело, но смотрит внимательно, серьёзно.
У меня аж дыхание сбивается. Мы вообще-то собирались сами к этому подводить, а тут она то ли предлагает, то ли подшучивает. Довольно быстро мы к этому приходим… Теперь даже не знаю, как реагировать.
Да и Давид молчит. То ли тоже не ожидал, то ли думает, что тут лучше не вмешиваться. А может, считает, что вот оно, проблема закрыта сама собой?
— С чего ты взяла? — да уж, и сама слышу, как чуть ли не робко звучит мой вопрос.
Бабушка по-доброму усмехается, окидывая меня взглядом.
— Я ведь приезжала к вам в гости, когда папа твой был жив. Помню, как вы застревали в гараже, то стреляли там, то ещё чем занимались.
Неловко улыбаюсь ей в ответ. Да уж, я, возможно, сама же создавала себе лишние проблемы своей щепетильностью. Да, бабушка действительно хотела привить мне более «девчачьи» интересы, но ведь никогда ни в чём не давила. Да и не такая уж чувствительная, чтобы испытывать сердечные приступы от моих увлечений. При жизни папы же не особо сопротивлялась нашему времяпрепровождению…
— Но ты не приветствовала, — всё-таки возражаю чуть тише.
— Потому что ты одна была, — вздыхает бабушка. — Всё сама, вся в себе. Вот я и думала, что если тебя заинтересовать чем-то более женским, то и парней будешь воспринимать иначе, захочешь присмотреться к кому-то. Всё-таки не стоит одной быть.
Ну офигеть просто. Так оказывается, всё дело в том, что моя ни разу не сводница бабушка хотела, чтобы я была посговорчивее с ребятами, которые звали меня на свидания? М-да, я даже не знаю, что обо всём этом думать. Зато Давид ухмыляется, приобнимая меня за талию. В другое время я бы уже негодовала от того, что он всё это слышал и так отреагировал, но вдруг и сама заражаюсь всеобщей лёгкостью. Ладно уж… С ним действительно всё совсем иначе, лучше гораздо. Вот и бабушка сговорчивее намного. Оглядывает мотоцикл скорее с интересом, чем с ужасом.
— Мотоцикл у тебя похож на тот, что как раз у них с отцом был, — обращается к Давиду.
Неужели не догадывается? Не думает ведь, что тот просто исчез.
Что ж… Всё равно пора сказать.
— И есть, — на этот раз мой голос звучит куда увереннее, чем я ожидала. А объятия Давида как будто теплее становятся. — Это мой байк.
Видимо, бабушка и вправду не догадывалась почему-то. Теряется какие-то мгновения, глядя то на меня, то на мотоцикл. Я уже мысленно подбираю аргументы, которые могут её успокоить, но Давид, подбадривая, сжимает мне талию. И улыбается, когда ловлю его взгляд. Держится так спокойно, уверенно, меня этим обволакивает.
— Вот как… — заговаривает бабушка. — И ты тоже на нём ездишь?
— Да, — ещё и киваю, не только голосом подтверждаю. И, вздохнув, уточняю: — Вожу.
Собственные слова оглушительными кажутся, да и бабушка аж прищуривается, глядя на меня ещё более внимательно.
— И давно? — хмурится она, но хотя бы не осуждающе смотрит.
Да и удивлённой всё равно не кажется. Давид коротко целует меня в висок, безмолвно напоминая, что через этот разговор нам в любом случае пришлось бы пройти и лёгким он быть не обещал.
И даже хорошо, что веду его в основном именно я. Давид не вмешивается, наверное, понимая, что так будет лучше. От него, оказывается, одного только присутствия и безмолвной поддержки более чем достаточно.
— Через год после смерти папы села, — тихо признаюсь.
Получается, и в том, как много скрывала от бабушки. Она качает головой, снова смотрит на мотоцикл, но вздыхает скорее обречённо.
— Ты поосторожнее хоть, — только и говорит чуть настороженно.
И тут вмешивается Давид, а его слова звучат уверенным обещанием:
— Я буду следить за этим.
Бабушка улыбается ему, кивает. И подытоживает миролюбиво:
— Ну тогда я спокойна.
Офигеть. А что, так можно было?
Некоторое время замираю в ступоре, на что оба близких мне человека ухмыляются. Да, бабушка явно куда более современная, чем я привыкла считать.
— Блин… — тяну, уже и сама ухмыляясь. — И почему я не сказала тебе сразу?
— Потому что только со мной ты расслабилась, — довольно сообщает Давид.
И если в начале семестра я бы фыркнула на эти самоуверенные слова, ну или решила, что выпендривается так — то теперь мне даже нравится, каким тоном мой парень это говорит. Даже ловлю себя на чём-то вроде умиления. Вперемешку с воодушевлением, кстати.
— Спасибо тебе, — с теплом говорю, чем привожу его в замешательство на какие-то секунды. Готова поклясться, что чувствую, как сбивается его дыхание, пока мы смотрим друг другу в глаза.
А потом меня целуют: легонько, нежно, аккуратно даже. Сказала бы, что целомудренно, но даже самые невесомые поцелуи Давида такими назвать не могу. Даже при бабушке.
— И тебе, что доверилась, — слышу серьёзный шёпот.
Отвожу взгляд. Просто потому, что этот момент между нами кажется слишком интимным, чтобы быть на улице. Кстати, не пора ли зайти в ресторан?
— Кстати, Вик… — вздыхает бабушка. — Мама звонила. Хочет приехать.
Офигеть. Сегодняшний день что, претендует побить все рекорды по преодолению препятствий?
Что ж, ладно. Я готова. Хоть и мама почти полностью игнорировала меня, пока бабушка была в реанимации, о чём я сообщала. Поступок, слишком много говорящий для меня.
— Пускай. Увидимся, — сухо констатирую. Поговорить-то можно, всё-таки мать. И больно мне уже, наверное, не будет. Тем более если Давид будет рядом. — И познакомишься заодно, — обращаюсь к нему.
Он, конечно, не в курсе ситуации, но безошибочно определяет, когда нужен.
— Конечно. Буду рад.
Мы наконец заходим в ресторан. Красивое здание в красных тонах и с неоновой вывеской. Выбор Давида — я в таком ещё не была.
А ведь, пожалуй, стоило. И бабушке такое место в самый раз. Милая девушка-администратор встречает нас так тепло, что сразу задаёт отличный настрой, этим ещё и окончательно разряжая обстановку.
Нас провожают к столику, а я беглым взглядом оглядываю обстановку. Красивый зал, заполнен примерно наполовину, выдержан в едином стиле с преобладанием комфортных цветов вроде голубого и золотого. Приятная и медленная музыка расслабляет, а снующие с самыми разными вкусняшками на подносе официанты одним своим видом обещают приятное времяпрепровождение. Мне определённо нравится. Да и бабушке тоже.
И вот в этой обстановке как-то проще становится говорить обо всём, в том числе и о маме. Оказывается, она влипла в неприятности. У неё самой были серьёзные проблемы со здоровьем после выкидыша и как раз в момент, когда я звонила ей с новостями о бабушке. Мама не хотела говорить мне, предпочтя выглядеть в моих глазах излишне чёрствой. Но там реально вопрос чуть ли не выживания стоял. А теперь она выкарабкалась. И потеряв одного ребёнка — физически, несчастным случаем — испугалась лишиться и другого, меня. Разом поменяла все приоритеты. Теперь даже готова бросить своего мужа, если тот не согласится переехать в Россию. А пока едет сюда одна.