Читать интересную книгу Рука для босса (СИ) - "Воль"

Приехали, прибрались, установили некоторые вещи, пока Аркадий пыхтел наверху — на интимной части арендованного дома. А когда все оказалось готово, то они с удовольствием съели припасенную пиццу, сели в тачку и вернулись в столицу.

Хохочущая женщина, требующая динамики, быстрой смены локаций, ввалилась в дом и принялась раскладывать вещи в холодильник, осматривать дом, кивать, показывая, что ей по нраву выбранное место. Все внутри мужчины переворачивалось от слов похвалы, они сносили голову, заряжали энергикй и хотелось больше и больше одаривать свою женщину. Целовать, поднимать на барную стойку и снимать плотные колготки, под которыми его ждали чуть шершавые ножки. Лазерная эпиляция не спасала навечно, но ему было все равно. Оксана была прекрасна любой, в синих штанах, его футболке, без одежды и в слоях зимней одежды, под которой все преет, потеет и становится липким.

Он был готов взять ее сейчас, но понимал, что так они встретят Новый год в кровати и без чувств. Пришлось сдерживать себя, наблюдать, как Оксана ловко соскакивает со стойки и уносится наверх переодеваться с специальный теплый свитер, связанный еще бабой Светой, подходящий под уютную деревянную отделку дома и сигнализирующий Аркадию, что все будет хорошо.

Она вернулась через пятнадцать минуту, вымыла руки, накинула фартук и подняла средний нож с полной уверенностью, что сможет приготовить и порадовать своего кулинара, часто кормившего ее после работы, когда в услугах сиделки Оксана перестала нуждаться, а ночевать оставалась все чаще у Аркадия. На столе оказалась разделанная сырая курица, чеснок, специи и мешок для приготовления мяса. Мужчина выбирал музыку, стоя у музыкальной системы, с недовольством глядел, как женщина отрывалась от готовки; ее то и дело отвлекали звонками — бывшие коллеги, помнящие полную энергией и идей, звонили и поздравляли с праздником заранее. Из многих стран. Она же переключалась на английский, затем на уходила на «с», «ш», болтая на китайском, милела на корейском и кланялась, повторила «аригато». Тут же обсуждались сотрудничества, командировки, семьи, планы на будущее, свадьбы и поминки. Круговорот жизни на линии телефонных звонков. И все же ей удалось замариновать курицу, сложить в пакет и оставить мариноваться, чтобы к ночи поставить в духовой шкаф.

Пока расставлялись новогодние атрибуты, женщина прогуливалась и разглядывала елку, которую стоило украсить.

— Ты здесь уже был?

— Когда осматривал дом.

— Успел и елку поставить…

— Тебе не нравится?

— У меня никогда не было елок на Новый год, только на корпоративных вечерах, — счастливая, радостная, в душе Оксаны возрождался необласканный, ждущий чудо ребенок. Маленькая девочка, провожающая старый год в шкафу, с фонариком, с книгами по географии, выбирая таким образом место, где хочется жить, далеко-далеко от криков и злости, подальше от зависти и ненависти, конкуренции и болезненных ушибов… Смотрела картинки разных-разных странах, перелистывала страницы, находила графу «язык» и принималась узнавать его, чтобы научиться говорить, чтобы ее понимали, слышали и общались с ней. Такая мелочь как елка, о которой говорили другие дети, которую показывали в фильмах, пушистая елочка стояла рядом с ней; пахли ее иголки, ждущие, когда на их веточки повесят гирлянды и парочку небольших шаров.

Звучала новогодняя музыка, звучали корейские и китайские песни, возвращавшие воспоминаниями о чужбине, ставшей ей Родиной, чем вся России в то время. Такова была ее жизнь последние семнадцать лет.

— Теперь будет каждый год.

— Каждый? — с волнением прошептала Оксана, еще до конца осознавая его намерений, его фразы со словами «всегда», «каждый», «следующий». Продолжение, вечность, прочность. Мужчина — фундамент.

— Каждый, — с полностью уверенностью кивнул. На лице расцвела сама дивная улыбка, какую только он видел! Она поверила ему. Поверила в тепло, в прочность, в искренность. Лбом бодалась о его плечи, льня к его телу. Оказалась будто феей перед его взором, отвлекая от растопки камина. — Ты хотела еще салаты.

— Побудешь моими руками?

— Болят?

— Нет, — помотала головой и растянулась в еще более широкой улыбке, — просто побудь. Хочу, чтобы ты управлял ладонями, как когда-то.

— Можно, — поднялся и зашагал на кухню. — Оливье. Греческий. И со стеклянной лапшой…

— Да… стеклянная… я ее просто объелась в Китае, — и начала рассказывать про свои гастрономические похождения на первую зарплату или как директор отдел дал своему помощнику карточку и сказал «обед за мой счет». — Это показывает расположение начальника. Для голодного вечного студента самое то, — они рвали листья салата, варили лапшу, чистили ингредиенты, резали, кромсали, переплетая руки, целуясь, пробуя с пальцев, облизывая их. Все это напоминало танго для пальцев, страстный простой танец, не оставляющий равнодушным никого. Их пальцы становились продолжением партнера, учились доверять, отдаваться во власть другого. Это было похоже на игру музыканта.

— Сыграешь мне когда-нибудь? Нужно знать, чем ты занимаешься на уроках.

— О, это ревность?

— Просто любопытство.

— Ну ладно. Когда-нибудь.

Курица запекалась. Салаты умещались в холодильнике и жаждали, когда окажутся на столе. Закуски перекладывались на сносные тарелки, которые входили в комплектацию дома. Сервировался стол. Плед уже лежал на диване готовый к использованию, а мужчина расставлял свечи наверху, с легким волнением готовил постель, держа при себе заветную коробочку, и мялся с ноги на ногу, пока его ни позвала Оксана украшать елку.

Глава 43

Глава 43

За городом быстро потемнело. Включились фонари. Несмотря на чернь, на гремящие с города салюты, в коттедже, стоящего почти у самого леса, было спокойно и тепло: по кружкам разливался черный чай с бергамотом, пахла запекающая курица, вился аромат мандаринов. В таком уюте не хотелось ни вин, ни шампанских, а только что-то теплое и приятного на вкус. На первом канале как всегда шел какой-то концерт, который слушали фоном, да и чтобы знать, когда наступит Новый год.

Аркадий отсчитывал часы до нового года, до дня рождения Оксаны и до момента, когда сделает ей предложение. Женщина надевала платье, чтобы выглядеть изящно и празднично, наносила полузаметный марафет, подчеркивая им глаза и губы, а он пил чай, сжимал коробочку в кармане и вслушивался в треск дров. «Может, дом построить? Как у бабы Любы, но где поменьше грядок… А то так хорошо… никто не достает», говорил про себя, вслушиваясь в прекрасные зимние звуки и скрипение досок под стопами Оксаны.

Простое голубое платье с пышной юбкой и легкий шарф на плечах, чтобы не замерзнуть. Она была прекрасна. Хороша, в своем прекрасном зрелом возрасте и обещала цвести долго; и плевать, что говорили сверстники на форумах. Плевать на кризис среднего возраста.

Пивного живота нет, лысины еще нет, так, может пару седых волосков, но что поделать? Возраст, нервы, переживание за сына, за Оксану, за себя. Не дурак. Не дурен. Успокаивал себя. И выглядит лучше, чем ровесники. И желание есть. И потенция пока не беспокоит.

Очень не хотелось думать о конкурентноспособности, в особенности с рядом цветущей женщиной, благоухающей морозным парфюмом, приятно щекочущим ноздри. Волосы были завиты в большую шишку, овитую чем-то простым, держащим форму, так что шея была полностью в его власти.

— И как я тебе?

— Хороша.

— И только?

— Хо-ро-ша.

— Мельчают комплименты, мельчают, — вздыхает театрально и позирует греческой статуей.

— Как я тебе?

— Хо-рош, — отвечает тем же. — Ладно… Мы будем пить глинтвейн? А что насчет курицы? Так аппетитно пахнет? — и побежала на кухню, оставляя ностальгирующего, вспоминающего лихую молодость человека. Раньше он не мог жить без компаний, вырывался вечно тусить, пить, сбивать кегли, орать на судей по футболу, а теперь в жизнь приходила особая неторопливость, желание уюта, полного дома, жену-красавицу-умницу, детей, дом, у которого будут расти высокие липы и клены. Как быстро летит жизнь. Как быстро сменяются ориентиры.