В Средние века была очень сильна градация массогабаритных характеристик в зависимости от статуса. И, как следствие, от питания.
Воинское сословие и аристократия могли себе позволить кушать хорошо. Более того, относительно регулярно употреблять мясо или рыбу. То есть, получать белковую пищу – основной строительный материал для растущего организма. Да, бывало, что и поголодать приходилось. Но в целом для этой категории людей подобная проблема являлось не типичной.
Однако не нужно обольщаться.
До уровня хорошо развитых спортсменов XX–XXI веков им было как до Луны раком. И дело не в «химии». Дело в том, что никакой физкультуры, не говоря уже грамотных методик тренировок по развитию и укреплению тела не практиковалось. Так что, даже относительно хорошо кушая, они выглядели как обычные наши современники, а никак не воины или спортсмены наших дней. Понятно, встречались и исключения, но основной тренд был такой.
Махая килограммовой саблей, да еще и не регулярно, особо мускулатуру не разовьешь и не укрепишь. Впрочем, им хватало. Особенно если сравнивать ребят не с нашими современниками, а с податными сословиями эпохи.
Ярче всего контраст проявлялся на фоне крестьян. Так как они питались очень плохо, регулярно голодая и имея острейший дефицит богатой белком и железом еды. Из-за чего, в основной своей массе не блистали ни ростом[57], ни конституцией. И эта проблема сохранялась очень долго.
Проблемы продовольственного обеспечения не позволяли селянам полноценно развиваться в рамках своего генетического потенциала. Не только в физическом плане, кстати, но и в умственном. Что в XVI–XVIII веках порождало немало легенд о том, что аристократы и податные сословия – разные народы. И это находило, к примеру, очень большую популярность в Речи Посполитой. Да и вообще – немало бытовавшие по всей Европе.
У горожан кормовая ситуация выглядела получше, но не сильно. В отличие от купцов, которые наравне с высшей аристократией могли себе позволить СТОЛЬКО еды, чтобы обрастать жирком. И иной раз большим. Из-за чего в те годы диаметр человека и его рост были очень важными маркерами социального положения. Худоба и низкий рост выступали признаками бедности или болезненности.
Так вот.
Андрейка, обеспечив себе должный рацион и условия, рванул ввысь. Скакнул просто. Прибавив более десяти сантиметров и имел в свои пятнадцать лет около 160 см роста. Не много по меркам XXI века. Но очень подходяще по тем годам. Да и окреп он, нарастив какой-никакой, а объем мышц. Преимущественно в руках и плечах, отчего и в ширину раздался заметно…
– Молодой растущий организм, – пожал плечами Андрейка. – Ты зачем их привел? Мы разве о том договаривались?
– Прояви уважение, – нахмурился огненник, стоящий рядом со священником.
– А ты можешь идти к лодке. Я тебя не держу.
– Спокойно, – положив на руку огненника свою ладонь произнес Афанасий. Еще не хватало спровоцировать потасовку.
– Да, отче. – скрипнув зубами, произнес тот.
– А ты отколь броньку добыл?
– Татей пощипал. Али не слышал?
– Слышал, – кивнул Афанасий. – Но Ефрем сказывал, что ты к нему явился уже в броньке, а у разбойников не имелось своей.
– Разбойников много по округе бродит. Год ныне голодный. Волки, медведи, люди, алчущие поживы… и все ко мне в гости едут. Я же говорил – зима будет жаркой. Весна, видимо, тоже прохладой радовать не станет.
Афанасий усмехнулся. Он оценил намек Андрейки.
– Волки и медведи? – поинтересовался огненник.
– Шкуры содрал, туши под лед спустил. Есть побрезговал. Вот эта шкура, – кивнул он на свой плащ, – с вожака стаи снята.
– В дом не пригласишь? – спросил Афанасий.
– Зачем? Ты ведь не с добром пришел. Если хочешь силой дело решить, то чего тянуть?
– А не боишься такое говорить? – прищурился огенник.
Андрейка внимательно посмотрел на этого церковного воина. Чуть наклонил голову. Улыбнулся. И произнес:
– Два удара сердца.
– Что два удара сердца?
– Я убью тебя быстрее, чем сердце ударит два раза. Видишь – я опираюсь на копье. Мне его нужно только наклонить и ткнуть в шею. Ты даже саблю выхватить не успеешь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Повисла пауза.
Тяжелая такая пауза.
– Андрей, я не ругаться с тобой приехал. – после доброй минуты тишины тихо произнес Афанасий. – Давай отойдем.
Отошли.
– Я был о тебе лучшего мнения, отче, – мрачно заметил парень. – Или думаешь, случайно лампу тебе показал. А ты?..
– Андрей, – вновь обратился священник к парню с лестью, завышая его статус, – я не смог договориться.
– Церковь желает ограбить сироту?
– Церковь желает тебе помочь.
– Преставиться поскорее? А то я никак в толк не возьму зачем тебе еще понадобились эти головорезы.
– Если мы дадим тебе то, что ты просишь, то ты и года не проживешь. Тебя свои же и ограбят.
– Поэтому ограбить меня хотите вы?
– Не ограбить. Митрополит сделал щедрое предложение. Он даст тебе за эту лампу сто рублей.
– За лампу, которая за ближайшие лет десять принесет десятки, а то и сотни тысяч рублей чистого дохода? О да! Я потрясен его щедростью.
– Ты ведь все понимаешь… зачем противишься?
– Вот говорил мне отец – лучше жить дураком. Спокойнее. С дурака какой спрос? А как станешь умным – последние подштанники снимут.
– Сто рублей, это большие деньги. Ты сможешь купить коней. Пройти верстание. И спокойно служить.
– Доверился Матери-церкви и вот результат. Живодеры копытом бьют, а ты отче, уговариваешь меня смиренно принять свою судьбу. А я ведь могу взбрыкнуть.
– Андрей, я тебя прошу – не делай глупостей.
– Сам не хочу… – развел руками Андрейка. – Я соглашусь на предложение митрополита, но при двух условиях. Первое – на каждой лампе, что вы станете делать, будет написано: «удумана Андреем Прохора сыном в лето 7060 от сотворения мира». Второе же еще проще. Я хочу, чтобы те сто рублей, что ты привез, оставил при себе и купил на них шесть хороших меринов со сбруей военной. А потом прилюдно наградил меня ими от Матери-церкви.
– Про надпись – не могу ничего ответить. А вот про лошадей – сделаю.
– Хорошо. А теперь уезжайте.
– Как уезжайте?
– Я не могу пустить в свой дом убийц. – произнес Андрейка, кивнув на огненников. – Лампу я привезу в Тулу. А ты, отче, пока узнай про надпись. И подготовь на двух пергаментах грамотки. Одну церкви, другую мне. И чтобы там было все оговорено.
– А очаг бездымный?
– Сначала давай порешим все о лампе. Ты, конечно, можешь, силой вопрос решить. Но Бог его знает, куда эта кривая выведет.
Священник с минуту подумал. Потом кивнул. Попрощался. И отправился к лодке.
– Мы уходим?
– Он сам лампу в Тулу привезет.
– Отче?! – удивился глава огненников такому его решению.
– Я не хочу просто так лить христианскую кровь. Тем более, что он согласился. Но вас в своем доме видеть не желает, считая, что вы пришли его убивать.
– Ты мнишь, что мы с ним не совладаем?
– Я мню, что если бы начался бой, то не все из вас вернулись бы живыми. А если и не так, то все одно – незачем отрока губить…
На самом деле священнику очень понравилась идея Андрейки с публичным награждением от церкви. Дескать, сделал доброе дело и Мать-церковь этого не забыла. Отрок очень интересно мыслил. И многие из этих рассуждений шли на пользу церкви. А значит не ошибся он в своих ожиданиях. И этого волчонка нужно постараться приручить.
А надпись… да… она смущала. Но он все одно отпишет митрополиту, в надежде что удастся договориться. В конце концов в такой надписи нет ничего зазорного. Особенно если ее сделать мелкой или небрежно, едва читаемой. Если же Москва откажет, то и не беда. Отроку все равно отступать некуда… Он явно дал понять, что хочет служить, хочет пойти по пути отца своего и жаждет, как и все юные создания, славы. Ради шести меринов со сбруей да торжественного их вручения он уступит. Не может не уступить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})