Он мог.
Поэтому ее переклинило на словах, что ей стоит переехать из этого проклятого дома. Сработал мощный триггер, и ее понесло.
— Ляля! — Алиса смотрит на меня горящими паникой глазами. — Не позволяй ему… Ляля…
— Мам, тебе вколят успокоительных, — взгляд у Гордея полны темной печали и сожаления. Прикладывает к уху телефон. — Ты перенервничала и начинаешь уже придумывать небылицы.
— Твой отец бы не позволил…
— Алиса, тише, — моя мама поглаживает ее по спине. — А еще у тебя есть мы. Слышишь? — обхватывает ее лицо ладонями и вглядывается в глаза. — И мы рядом. Сколько лет ты нас знаешь? Мы же не станем тебя обманывать, да?
Папа накрывает рот ладонью и сглатывает.
— Иди к детям, — Гордей берет меня за руку, отводит к перекошенной двери и мягко выталкивает из уборной, — мы тут сами разберемся.
— Да, ты прав…
Через минуту я уже в гостиной. Правда, не совсем помню свой путь из уборной к Лёве и Яне, которые сидят на диване и смотрят на меня, не моргая.
На щеках слезы, а в глазах — испуг.
— Все в порядке, — стараюсь говорить спокойно и тихо, — бабушка просто перенервничала.
Сажусь между сыном и дочкой и беру их за руки. Ладошки — холодные и влажные.
— Бабушка кричала, что папа хочет ее выгнать и продать дом, — шепчет Яна, — но папа ведь не такой, — смотрит на меня. — Он не стал бы выгонять бабушку.
— Не стал бы, — киваю я, — но он действительно предложил бабушке съехать из этого дома.
— Зачем?
— Затем, что этот дом… — слабо улыбаюсь. — Яна… я не знаю, как все объяснить…
— Мне тоже никогда не нравился этот дом, — едва слышно отзывается Лев. — Тут не так, как дома. Не знаю. Не нравился и все.
— А где тогда бабушка будет жить? У нас? — спрашивает Яна.
— Я думаю, что ваш папа или купит для бабушки красивую квартиру или, может, дом подыщет поближе к нам, — уверенно отвечаю я. — Никто на улице бабушку не оставит.
— Да ее теперь вообще нельзя одну оставлять, — Левка переводит на меня испуганный взгляд. — Нельзя.
— А если бабушка сошла с ума?
— Да, мам, если она сошла с ума? — Лев поддерживает вопрос младшей сестры.
— Так, она не сошла с ума, — вздыхаю я. — Случился нервный срыв. Бабушке тяжело. И будет еще очень долго тяжело и сложно, потому что… потому что ее ждет жизнь без дедушки.
И эта жизнь без хитрого тихого манипулятора будет полна болезненных метаморфоз и жутких открытий.
Если Вячеслав давил сына, то и жену подавно. И к Алисе придет это осознание, потому что больше не будет подпитки ее наивных заблуждений от старого мерзавца-паука.
— Бабушка думает, что папа какой-то козел, — Левка очень возмущен. — ты ведь так не думаешь? Правда? Потому что… потому что ты тоже часто с ним не соглашалась.
— Я знаю.
Горько усмехаюсь. Что мне еще сказать детям? Прикинуться дурочкой? Это не сработает.
— Я знаю, — вновь повторяю я. — Да, я в последнее время была… сама не своя. И с папой у меня были сложности. Были, но мы постараемся все уладить, все обговорить и понять, что, — глубоко выдыхаю, — что любим друг друга.
Да, любим, но нас смогли обмануть, запутать и отвратить друг от друга.
— Ты любишь папу, да? — спрашивает с надеждой Яна, для которой моя нелюбовь к Гордею могла стать трагедией, как для дочери. — Любишь?
— Люблю, — касаюсь ее щеки и улыбаюсь. — Да, я чуть об этом не забыла, но вспомнила.
— Это хорошо…
Яна со всхлипами обнимает меня, уткнувшись в плечо заплаканным лицом:
— Это хорошо, что вы любите друг друга…
Левка тоже не выдерживает. Неуклюже и по-мальчишески обнимает меня и судорожно на грани слез выдыхает:
— Блин, Янка, чо творишь?
— Не специально, — опять всхлипывает она. — Ты же тоже боялся, что разведутся…
— Мы не разводимся, — тихим и виноватым шепотом отвечаю я. — Нет, не разводимся. Мы будем вместе, потому что врозь мы не сможем жить.
— Твой отец знал, какой ты! — доносится крик Алисы. — Бессовестный! Отца довел до смерти, теперь за меня взялся? Сгноишь в психушке? Такая у тебя благодарность?!
Улавливаю в голосе свекрови те нотки, которые пробивались и в моих претензиях к Гордею и криках. Холодок пробегает по спине.
— Почему она так говорит? — сипит Яна.
Крепко обнимаю ее и Левку:
— Сейчас надо быть терпеливыми, милые. Это не ее слова, не ее мысли, не ее чувства… Не ее, но она должна прожить их, выплеснуть и найти себя.
— А чьи тогда? — спрашивает Лев.
— Вашего, — закрываю глаза, — дедушки.
Глава 58. Ты и я
Мои мама и папа предлагают остаться с Алисой после приезда скорой и укольчика успокоительного.
Они понимают, что нам с Гордеем после всей правды не стоит находиться в доме Вячеслава, где даже стены, кажется, пропитались его сладковатыми миазмами контроля, слежки и давления.
Дышать тяжело.
Пока Гордей возится с вещами детей у машины, я поднимаюсь к Алисе в комнату в желании попрощаться и хоть как-то убедить в том, что никто не хочет от нее избавиться.
— Ну, Лиса, — вздыхает мама. — Милая моя. Полежишь, мы потом чай попьем, посидим в саду… Пусть дети едут домой. Куда ты?
Замираю у приоткрытой двери.
— Может, на них тень какая, — шепчет моя свекровь. — Да и я сама эту тень чувствую. Очиститься надо.
— Хорошо, поехали в храм, помолимся, — неуверенно и немного удивленно отвечает мама, не понимая о какой тени идет речь.
— Нет… Тут нужен другой человек. Другой, — голос у Алисы дрожит. — Надо было его на похороны пригласить… Надо было, но я подумала, что вы ведь не поймете. Какая я дура. И Гордей такой не просто так… С ним же все было хорошо, а тут как с цепи сорвался… Это духи…Темные духи…
— Алиса, ты меня пугаешь. Какие, духи? Ты чего?
— Он и Лялю почистит. Мы со Славой раз в месяц у него чистили себя… И все было хорошо…
— У кого? — я решительно распахиваю дверь и захожу в спальню.
Алиса подрывается с кровати и кидается ко мне. Мама, которая стоит у комода, напряженно поджимает губы. Боится, что подруга могла сойти с ума.
— Лялечка, — Алиса берет меня за руки, — поехали, а? Уговори и Гордея, а? Поедем сейчас к шаману. Он поможет. Надо очистить семью от смерти. Очистить Гордея.
Я могу в шоке только недоуменно моргать.
Алиса знала о шамане?
Так она вместе с мужем поехала крышей?
— Алиса, какие шаманы? — мама не выдерживает и повышает голос. — Ты же взрослая здравомыслящая тетка. Да, Слава умер. Да, люди умирают.
— Твой муж живой! — Алиса оглядывается. — Да что ты знаешь? Вот умрет твой…
А после срывается в слезы:
— Прости, Господи, прости… Я не хотела… — накрывает лицо ладонями и всхлипывает, — я и к шаману этому хочу… просто Слава всегда к нему тащил… Я не знаю, что со мной… Не знаю…
Мама возвращает ее в кровать. Накрывает одеялом и ложится рядом. Обнимает и вздыхает:
— Лиса, ты же во все это не верила никогда.
— Не верила, — закрывает глаза и складывает руки на груди. — Слава увлекся, а я… я просто за компанию. Перетерпеть часок, пока этот болезный пляшет и песни поет и домой. Славе скучно было. А, может… — задерживает дыхание и торопливо шепчет, — может, из-за близости смерти уже был не в себе… а я не поняла…
О, вы многое не знали и не понимали. И не подозревали.
— Отпускаем детей? — спрашивает мама, поглаживая Алису по плечу. — Пусть едут. А мы тут, как взрослые, повеселимся.
— Шаман… — прячу руки за спину. — Что за шаман? И где его искать?
— Ляля, — мама приподнимается, — прекращай. Ты, что, сама собралась к шаману? Что за бред, блин?
Я перевожу на маму твердый взгляд, по которому она должна понять, что я не из-за любви к шарлатанам спрашиваю, где можно найти этого чертового шамана.
— Заедем с Гордеем и попросим, чтобы он для Вячеслава… ммм… спел и станцевал, — лгу без зазрения совести. — Если он верил, то пусть это будет последней данью уважения. И забудем.