предпринимались ради столь никчёмного объекта»[135].
Едва закончилась Крымская война, как начались колониальные войны. В 1857 году вспыхнуло восстание сипаев в Индии, возник конфликт с Китаем. Дебаты по последнему вопросу привели к досрочным парламентским выборам, которые не дали перевеса тори. Против них по-прежнему выступала довольно пёстрая коалиция различных парламентских группировок. Главой их снова стал Палмерстон. Вскоре произошли события, приведшие Палмерстона к отставке. Во Франции на Наполеона III было совершено покушение. Нити заговора вели в Англию, где проживали многие недовольные режимом Второй империи французы и итальянцы. Премьер-министр, чтобы не ссориться с императором, попытался провести закон о высылке эмигрантов. Против него поднялись многие члены палаты общин и кабинет пал. Новое правительство сформировал лорд Дерби, в 1859 году прошли новые выборы, которые дали консерваторам лишь относительное большинство. В июне 1859 года тори потерпели поражение, и кабинет вновь сформировал Палмерстон.
Второй кабинет Палмерстона считается первым либеральным правительством. Рассел получил министерство иностранных дел, чтобы премьер мог по-прежнему управлять внешней политикой. Красноречивый Гладстон стал министром финансов и заместителем Палмерстона в палате общин. Были сделаны предложения радикальным депутатам Брайту и Кобдену, последний отказался, первый польстился на обещание реформ. Однако как раз реформ в правление Палмерстона не было. Когда один из депутатов заметил, что надо что-то делать для улучшения социального положения, премьер-министр ответил: «О, как раз здесь ничего не надо делать. Мы не можем пойти на внесение в Свод законов чего-то неопределённого»[136]. Его биограф характеризует это положение так: «Престиж его был столь высок, что либералы услужливо откладывал год от года избирательную реформу, чтобы не раздражать его, ибо он всегда оставался в глубине души тори»[137]. Словом, внутри страны царило полное затишье, и было ясно, что пока Пам жив, никаких изменений не произойдёт.
Иное дело внешняя политика. Здесь приходилось решать одну проблему за другой. Первой было объединение Италии. Ещё с начала своей карьеры Палмерстон был последовательным сторонником итальянского единства, сквозь пальцы смотрел на присутствие итальянских революционеров в Англии и негласно поддерживал силы объединения на Аппенинах. В конце 1850-х годов объединение Италии стало реальностью. Хотя Англия не воевала за объединение Италии как Франция, она сделала все, чтобы парализовать активность Австрии, которая препятствовала объединению и имела свои войска не только на севере Италии. Такая позиция раздражала королеву. Как отметил лорд Кларендон, её прежнее предубеждение против Палмерстона вернулось[138]. Тем не менее, премьер заявил, что единая Италия — лучший выход и для итальянцев, и для Европы. Палмерстон стремился сохранить хорошие отношения с Францией, хотя всячески препятствовал влиянию этой страны на Ближнем Востоке, как мог, тормозил строительство Суэцкого канала, считая, что он нанесёт непоправимый урон британской мощи на морях и в Индии.
Второй проблемой стали США и Гражданская война. Палмерстон не любил американцев: «Эти янки — самые неприятные парни… они тотально бессовестны»[139]. Война давала Англии возможность ослабить заметно укрепившуюся державу. С другой стороны, Юг был главным поставщиком хлопка для английской текстильной промышленности, поэтому даже многие либералы забыли про свои аболиционистские взгляды. Все четыре года войны Англия и США балансировали на грани вооруженного конфликта. Тема англо-американских отношений в этот период очень ёмкая, поэтому можно сказать лишь, что войны между этими странами удалось избежать с большим трудом.
Третья проблема возникла в связи с объединением Германии. Пруссия претендовала на южные герцогства Дании, Шлезвиг и Голштейн, населённые в основном немцами. Британия всеми силами пыталась этому помешать и предотвратить войну. Вопрос был очень сложный и запутанный. Сам Палмерстон говорил, что только три человека понимали его суть — один датский политик, принц Альберт и он сам. Принц Альберт умер, датчанин попал в сумасшедший дом, а он сам забыл, в чём там дело[140]. Когда же Бисмарк стал брать курс на военный конфликт, то Палмерстон пригрозил войной. Канцлер не испугался и послал ответную телеграмму из одного слова: «Воюй». Пам проворчал: «Бисмарк такой человек, с которым не знаешь как вести дела»[141].
Конечно, Англия, не располагавшая крупной армией, не стала воевать, её премьер-министр ограничился дипломатическими протестами. Он оказался не только в международной, но и во внутренней изоляции. Почти весь кабинет был против него, но это не смущало «вечно юного лорда», как его порой называли. Опасаясь отставки, кабинет одобрил политику своего лидера и Гладстон заявил: «Оппозиция не найдёт трещины в наших рядах»[142].
Лорд Палмерстон контролировал ситуацию до последнего вздоха. Дизраэли описывал его в начале 1860-х: «Полуслепой, совсем глухой, с редкими крашенными волосами и вставными челюстями, которые выпадают, когда он говорит». Однако несмотря на возраст премьер держался бодро, выезжал на верховые прогулки, посещал рауты и сам давал роскошные обеды[143]. Как уже упоминалось, его имя фигурировало не в одном судебном деле о разводе, в последний раз — незадолго до смерти. Он женился довольно поздно, в 52 года, на своей бывшей любовнице вдовствующей графине Купер, сестре лорда Мельбурна, и брак был в целом удачным. Первая помолвка в 1823 году была расторгнута[144]. Всю свою жизнь Палмерстон оставался в фаворе у женщин, за исключение королевы, за что и служил мишенью для насмешек и карикатур.
Генри Адамс, являвшийся секретарём своего отца, американского посланника в Англии, оставил нам любопытные впечатления о Палмерстоне в его последние годы. Он писал, что едва ли существовал другой премьер-министр, который внушал дипломатам так мало доверия. Если ему это было нужно, он мог очернить любого иностранного политика в парламенте, не задумываясь о судьбе жертвы. Его смех бывал громким, а самое интересное, что мускулы лица почти не двигались. И никто не мог дать ему достойной сдачи, даже королева, потому что, как сказал о нём русский посол Бруннов, «у него шкура как у носорога». Он пользовался репутацией великого интригана, а его жена — репутацией доброй и верной женщины.
Лорд Палмерстон умер от простуды в загородном доме. Он отправился на верховую прогулку и попал под дождь. Когда он вернулся домой, то с трудом смог спуститься с лошади и его подхватили дюжие служанки. «Как всегда, женщины носят меня на руках», — пошутил он. Простуда перешла в воспаление лёгких и спустя три дня лорд умер, не дожив двух дней до своего восемьдесят первого дня рождения. Пред самой смертью он читал правительственный документ и его последние слова были: «Это статья 98, переходим к следующей»[145].
Газеты поместили многочисленные некрологи. «Таймс» писала, что не было политика,