— Я вернусь, — сказал он, сжав руку брата, и побежал к незнакомцу.
Когда он подошел к нему, дым расступился, открыв зрелище столь величественное, что Ампелос ахнул. Рядом с краем разлома стоял Ангел. Он был облачен в позолоченные доспехи, а за спиной его были сложены чистые белые крылья. Лицо Ангела было обращено к небесам, будто в молитве. Прекрасные черты его омывал дьявольский кровавый свет Ваала, но казалось, что злоба Сгнившего моря не в состоянии коснуться столь идеального создания. На отполированных доспехах не было ни капли грязи, ни следов воздействия кислоты, а совершенное алебастровое лицо лучилось здоровьем и чистотой.
При звуке шагов Ампелоса Ангел повернулся и поглядел на него сверху вниз. В руке он держал меч с золотистой рукоятью. Когда же Ангел шагнул к нему сквозь летящие частицы пепла, юноша яснее увидел его лицо.
В тот же миг живот скрутило, а рот наполнился желчью. Ампелос понял: что-то не так. Лицо незнакомца было прекрасным, но… неправильным. Он не знал почему, но чувствовал, что Ангела не должно было быть здесь. Вся эта сцена словно произошла давным-давно, и память подсказывала ему, что все было иначе. Лицо Ангела, столь невероятное, великолепное, но столь неправильное, ошеломило Ампелоса настолько, что он едва мог говорить. Он лишь выдавил: «Подожди!»
— Ты человек? — Ложный ангел улыбнулся. Голос его был безмятежен, глаза — безупречны.
— Я — Ампелос, — выдохнул он, откинув дыхательный аппарат и с трудом втянув воздух. — Из племени Круор. — Его кожа тут же вздулась, и он быстро накинул обратно капюшон, но Ангел увидел достаточно и улыбнулся еще шире.
— Что за глупцы идут по Сгнившему морю? — спросил Ангел с добродушным выражением.
Ампелосу хотелось бежать, но, ошеломленный и измотанный, он застонал от боли и рухнул на колени.
— Глупцы вроде моего брата, — выдавил он, с трудом показав рукой на разбитую машину позади. — Я должен освободить его.
— Должен ли? — Ангел изобразил притворное беспокойство и протянул руку, чтобы помочь юноше подняться.
Ампелос взял руку, не осмелившись оттолкнуть, и, поднявшись, сумел рассмотреть лицо Ангела вблизи. Оно было таким неправильным, что разум юноши, казалось, готов распасться на части. Каждая частица его естества кричала от ужаса и отвращения.
— Да, — выдохнул Ампелос, обращаясь скорее к себе, чем к незнакомцу. — Конечно. Нам предначертано стать Ангелами.
— Не похоже, что твой друг преуспеет в месте проведения состязаний, Ампелос. Тебе следует пойти к нему. — Ангел сочувственно улыбнулся. — Пламя почти добралось до топливных баков. Ты должен освободить его. Если только… — Он пожал плечами. — Если ты не увидел иное будущее.
— О чем ты? — Ампелос отшатнулся, чувствуя себя виноватым.
Ангел вновь улыбнулся, расправив за спиной лучезарные крылья, мерцающие в радиоактивной дымке.
— Ты ведь видел судьбу. Ты знаешь, что лишь один из вас добьется славы. Поэтому ты ушел. Если брат умрет, Ангелом станешь ты.
Ампелос горько рассмеялся при мысли о том, что он намеренно оставит брата умирать. Но при взгляде на Ангела оправдания застыли на его губах. Он знал, что этот миг должен быть другим, — он и был другим. Здесь не должно было быть Ангела, сомневавшегося в его решениях.
— Ты — иллюзия! — закричал Ампелос. — Тебя здесь нет!
Гнев вспыхнул в глазах чужака и исчез так же быстро, как появился, но этого хватило, чтобы пробудить в Ампелосе память о чем- то утраченном. Эта мысль росла в его голове, и внезапно ему показалось крайне важным вспомнить, о чем же напомнила ему ярость незнакомца.
Лжеангел заметил его колебания и вновь вспыхнул гневом.
Ампелос нахмурился и произнес одно слово, само пришедшее на ум. «Рацел?» И с этим словом в его разум ворвался поток образов.
Ангел отпрянул с разочарованным воем, поглощенный вихрем ворвавшихся образов, и Антрос вспомнил свое истинное имя — имя Кровавого Ангела. Чувствуя, что одержал какую-то победу, Антрос нырнул следом за Ангелом.
Когда тот пронесся сквозь ворох воспоминаний о местах и людях, его золотые доспехи расплылись полосами цвета и света; свет омывал лицо Антроса, ослепляя его. Лексиканий выкрикивал имя Рацела со все возрастающей убежденностью, и, когда очертания закружились вокруг него, перед Антросом возник эпистолярий, сорвавший с себя ненастоящую личину и прыгнувший в водоворот света и красок. Антрос бросился за ним, схватил за ногу и потащил к самому яркому из огней, подчиняясь необъяснимому инстинкту.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Они вновь оказались во дворе перед трапезной. Все было так же, как когда Антрос только опустился на плиты двора. Рацел все так же сжимал меч, сиявший от ярящихся энергий эмпиреев. Антрос поднялся и отступил на шаг, размышляя, не собирается ли эпистолярий убить его. Но тот лишь глядел на него синими глазами. Затем он закрыл их и опустил меч, лязгнувший о каменные плитки. Радел так и стоял, не глядя на него, погруженный в сосредоточение, пока Антрос не заговорил:
— Мой господин, я прошел испытание?
— Ты бросил брата умирать?
Худшие страхи Антроса оказались явью. Явившийся в его воспоминания ложный Ангел был Рацелом. Ветеран проник в его прошлое и видел смерть Рамиэля.
— Нет, — пылко ответил он. — Я искал помощь. Я отошел лишь на мгновение.
— Но затем помедлил? — Рацел все так же пристально глядел на него.
— Возможно, на миг… — Антрос отвернулся. — Но я ничего не мог сделать, не мог спасти его.
— Для меня это неважно, неофит, но, похоже, важно для тебя. — Эпистолярий пожал плечами. — Ты взвалил на себя огромную вину, а она может затуманить рассудок. — Он подался вперед. — Я всегда чувствовал в тебе жажду, желание преуспеть. И теперь я знаю, что ее питает. Ты хочешь проявить себя. Доказать себе, что смерть брата была предначертана, а не произошла по твоей вине. Ведь так?
Антрос ничего не ответил и продолжал смотреть в землю.
— Я видел эту тень в твоей душе и полагал, что ее отбрасывает нечто худшее. — Рацел кивнул, — Мы можем завершить твое обучение, Антрос, но знай, что я всегда буду наблюдать за тобой. Теперь я тебя знаю.
Антрос кивнул в ответ. Он не сомневался в этом ни на миг.
— Не хочешь ли ты рассказать мне о чем-нибудь еще? — спокойно спросил эпистолярий.
Что-то побудило Антроса заговорить более открыто, чем он осмеливался прежде.
— Что вы знаете о «даре» Мефистона? О его происхождении, я имею в виду. Вы когда-нибудь спрашивали его, что он на самом деле видел в улье Гадес? Что не дало ему умереть тогда под развалинами?
На лице Рацела отразились подозрение и гнев. Потом он вздохнул и кивнул, а его лицо приняло более нейтральное выражение.
— Разумный вопрос. Калистарий пережил тот день и возродился как Мефистон, потому что Сангвиний увидел, что его самый способный сын умирает, и не позволил ему пасть. Он усмотрел в Калистарии надежду. Увидел душу, столь похожую на него самого, что она была способна выдержать силу примарха. — Он взглянул на небо. — Дар Мефистона есть мощь Ангела.
— Откуда вы это знаете?
— Знаю, потому что верю. Моя вера в Мефистона абсолютна. Я без промедления последую за ним даже за врата ада. — Рацел приблизился и сверкнул сапфировыми глазами. — Ибо он спасет всех нас.
Эпистолярий говорил с такой убежденностью, что Антросу стало стыдно за свои сомнения насчет старшего библиария. Он лишь смиренно кивнул в ответ на пылкую речь учителя. Тот, в свою очередь, молчал, ожидая, задаст ли Луций еще вопрос на эту тему. Затем Рацел поднял порфировую шкатулку с золотой каймой, прикованную цепью к его доспеху, и с помощью золотого ключа, также закрепленного на поясе, отпер ее и вытащил небольшую книгу в кожаном переплете.
— Читай со мной, лексиканий, — сказал он, впервые обращаясь к Антросу по званию. — И, Трона ради, сосредоточься. В книге немного слов, однако ты можешь читать ее десятилетиями и так и не постичь их истинного смысла. — Он окинул ученика суровым взглядом. — И знай: чем бы ты ни руководствовался, к истинному знанию нет коротких путей. Этот текст требует усердного и самоотверженного изучения. Если на то будет воля Императора и ты сможешь ненадолго забыть о своем мертвом брате, то мы узнаем, как на самом деле велик твой талант.