Читать интересную книгу Украина.точка.РУ - Михаил Белозёров

– Тебя подвезти? – спросил он, обескураженный твердостью её духа.

– Хочешь узнать, где я живу? – беззастенчиво уточнила она, и её серые глаза вспыхнули недобрым светом.

И Цветаев почему-то поостерёгся её ноготков. Откуда ему знать, какая она в гневе психопатка или истеричка? «Не приведи господи кому-нибудь увидеть меня в таком состоянии!» – вспомнил он слова одной известной актрисы, произнесенные на публике. Нашли чем гордиться! Дуры! Почему женщинам это нравится? – спросил он себя. Впрочем, это не моё дело, пусть Пророк мучается.

– Я бы мог проследить за тобой, – признался Цветаев. – Но видишь, я с тобой честен.

– Прекрасно, поехали, – казалось, произнесла она через силу, всё ещё взвешивая, как правильно поступить.

И тогда, глядя ей в лицо, он монотонно произнес:

– Орлов пропал.

– Как пропал?! – выдала она себя в головой.

Следующим естественным порывом должен был быть вопрос: «А я думаю, куда он делся?!»

– Как пропадают люди? – вернул он ей ответ. По её лицу пробежала тень. Цветаев был уверен, что она почти ненавидит его. – Пошёл по адресу, Северная, пятьдесят шесть, квартира восемьдесят девять, и пропал. Знаешь такой?

Имя Бурко он опустил чисто интуитивно, мало ли что. И по глазам Самохваловой увидел, что этот адрес ей ни о чём не говорит, но на всякий случай она его запомнила.

– Я передумала, – сказала она высокомерно и помолчала, казалось, целую минуту. – Дай мне твой телефон, я позвоню!

Гордость не дала ей говорить на равных. Вот ты и попалась, сообразил Цветаев, но злорадствовать не стал, а лишь отметил на будущее этот факт: не давай спуска таким девицам, как Самохвалова, они не меняются, и даже расставание с любимым на них не действует. Номер своего телефона он, конечно же, ей дал. Пусть звонит, если волнуется. Не будет же она справляться у Кубинского, что с Орловым. Это самоубийство, если, разумеется, она не собралась развестись с ним. Значит, подумает и позвонит, самодовольно решил он. Маленькая победа, завоёванная у первой красавицы школы, стоила ему очередного разочарования в жизни – женщины несовершенны точно так же, как и мужчины.

И они расстались.

– Я обязательно позвоню! – вдруг вскрикнула она и полетела прочь, но не в магазин «Чайная Роза», а совершенно в противоположную сторону, туда, где скопище крыш закрывало горизонт.

Цветаев посмотрел ей вслед и затосковал по жене Наташке. В жизни у них ещё ничего не было, кроме эрдельтерьера по кличке Африканец, и поэтому ему казалось, что у них всё впереди. Это ожидание лучшего было его опорой и придавало его жизни хоть какой-то смысл, иначе можно было волком выть. Сидел бы я тогда в этом задрипанном Киеве, думал он, направляясь к своему «бмв». У Африканца была привычка спать с ними в большой двуспальной постели. Обычно он выталкивал Цветаева на край постели, и под утро Цветаев просыпался, дрожащим от холода.

Разберусь с этим делом и уеду, решил он и понял, что ему не хватает смены впечатлений, а то одна война да война, утомиться можно.

* * *

И так ему расхотелось ехать на Подолье, так у него не лежало сердце к самому грязному району города -Оболони, что он едва не свернул в сторону логова длинноногой красавицы Татьяны Воронцовой, благо, что рядом, в паре кварталов, чтобы предаться пьянству и чревоугодию и чтобы хоть чуть-чуть подумать и найти правильное решение, однако, Пророк ждать не будет, и полетит в центр шифрограмма, что ты Цветаев, мол, предатель, Иуда, и ждёт тебя соответствующая кара и презрение товарищей. Даже отмыться не успеешь. А подумать надо было, стоило, проанализировать разговор с Иркой Самохваловой. Что-то его насторожило. Главное, что она собиралась позвонить, значит, зацепило. А до этого вообще хотела гордо сбежать. Узнала, что Гектор Орлов пропал, и заволновалась. Вот что главное. Значит, позвонит, обязательно позвонит. Старая любовь не ржавеет. А вдруг они действительно встречались под носом у Пророка? Цветаев представил себе это наяву. Нет, не может быть, на Самохвалову всё же не похоже, не дура она, хотя рога мужьям наставляют и самые верные праведницы.

Впервые он пренебрёг своим шестым чувством, и всё из-за спешки, из-за Орлова, Самохваловой и из-за Пророка, будь он неладен. А Саша Жаглин? Его честное лицо взывало к отмщению. Мог или не мог Жаглин предать? Не мог, подумал Цветаев, а с другой стороны, вполне мог, как говорит Пророк, быть засланным казачком. Правда, здесь есть одно «но», меня не тормознули ни на одном посту, значит, моя морда не засвечена. Если бы Саша был предателем, нас бы знала каждая собака, ляха бляха! Или бандерлоги настолько уверовали в победу, что разленились окончательно и бесповоротно? Но вместо плётки у них есть «чвашники», «пшеки» и другая западная шваль, уж они не допустили бы проколов, или я чего-то не понимаю? Значит, с Сашкой Жаглиным Пророк ошибся. Тогда кто? Орлов? Ерунда. Ему-то зачем? Месяц в плену. Пророк? Абсурд. Полный абсурд. И Цветаев запутался: думал, думал и ничего не путного придумал. Не хватало десятка полтора деталей, как в пазлах.

За такими мыслями Цветаев пропустил поворот на явку к Татьяне Воронцовой и незаметно для себя очутился в Подолье. Не любил он этот район. Базы, заборы, автосалоны, шиномонтаж, и машины, машины, машины. Казалось, весь Киев съехался сюда, чтобы заправляться, приобретать машины и тут же ремонтировать их. Подолье заканчивалось тупиковым Оболонским районом. В нём даже центральная трасса имела вид эллипса. Пришлось ехать вдоль унылых спальных кварталов до концы, а потом свернуть направо, потом ещё направо, вдоль улицы Героев Сталинграда, переименованную в Героев Бандеровцев. Нужный дом с огромной свастикой на торце высился вдоль берега, а вокруг дома, пустыри, стоянки и огромный супермаркет «Амстор» на всех. От судьбы, как и от беды, не убежишь.

Цветаев подумал, что Орлов мог попасть сюда только на автомобиле. Мог, правда, и на метро, но насколько Цветаев знал друга, Гектор не тот человек, который зря говорит: «Я не буду стаптывать свои больные ножки». А месяц назад у них была неприметная «шестёрка» белого цвета, которую, кстати, пригнал Жаглин. Он ещё хвастался, что хозяин, мол, оказался лопухом, бросил не запертую машину и отправился за водкой.

Цветаев доехал до конца улицы и упёрся в середину «китайской стены». Куда ни глянь, а противоположный край терялся в голубоватой дымке. Цветаев почувствовал, что поступает неправильно, но в чём именно, сообразить было сложно. Надо представить себя маленьким, незаметным, решил он, припарковался и покинул машину.

Квартал был унылым и монотонным, как библия на тумбочке. Раскалённый ветер, дующий словно из пустыни, гнал по алее первые сухие листья, и Цветаев мгновенно взмок в своей куртке, и всё из-за кобуры под мышкой. Носить пистолет в открытую Цветаев не решился, чтобы не привлекать к себе внимания. И хотя время было военное, прохожие всё ещё пугались человека с оружием. Вас бы в нашу шкуру, злорадно думал Цветаев, вы под бомбежками и артобстрелами не бывали, у вас не прозябание, а малина, вы ещё растопыриваете пальцы и надуваетесь важно, вспоминая майдан, посмотрю я на вас, когда здесь засвистят осколки, а в стенах домов появятся дыры от мин. Тогда у вас живо мозги прочистятся и лицо опростятся до безобразия. Тогда вы будете кричать: «Ах, мы не хотели! Мы и думать не думали, что вас убьём!»

С первого раза он не нашёл квартиру номер восемьдесят девять. Не нашёл со второго и даже с третьего раза, хотя честно обежал соседние подъезды на всякий случай с первого по пятнадцатый этаж. Лифты нигде не работали. Безрезультатно, только взмок, как мышь в половодье. У Цветаева даже возникла дикая мысль, что номера в доме присваивались в случайном порядке и что это козни бандерлогов, которые знали, что однажды Цветаев будет искать в этом доме квартиру. Не было восемьдесят девятого номера, и всё тут! Можно было обратиться к первому попавшемуся дворнику, но Цветаев вовремя вспомнил, что дворники, официантки и швейцары, а также проститутки, секретарши и билетёрши на вокзалах – все, без исключения, агенты СБУ. Поэтому не стал рисковать, а в полном соответствии с намерениями в любом случае найти квартиру подался вдоль дома, изображая бандерлога. Для этого он снял куртку и вовсю демонстрировал оружие. Лавочки вдоль дома мгновенно опустели, а окна в доме стали демонстративно закрываться. Хорошее здесь место для десанта, думал Цветаев, берёг длинный, низкий, пригород сразу возьмём. Он всё ещё не верил, что Киев, полный отмороженных бандерлогов, никому не нужен. В голове не укладывалось, как можно оставить врагам колыбель славянской истории. Ан, судя по всему, придётся: не вывозить же бандерлогов, львонацистов, «пшеков» и прочую шваль эшелонами в Сибирь на перевоспитание, пусть варятся в собственном соку.

Следуя странной логике, а точнее, её полному отсутствию, Цветаев добрёл до противоположного края дома и в полном безнадежии сунулся в самый последний подъезд. В поту и уставший, как каторжник, он поднимался с этажа на этаж и к своему непомерному удивлению именно на седьмом этаже обнаружил нужную ему квартиру. Ляха бляха! – невольно вырывалось у него, и он рухнул на ступеньку, горько сожалея, что не курит, иначе бы точно закурил с горя.