Читать интересную книгу Украина.точка.РУ - Михаил Белозёров

– Прийдуть, куди подінуться[174], – миролюбиво заверил его напарник.

На этой фразе Цветаев и заглянул в комнату. Тайсон стоял с рацией у разбитого окна, его напарник, который выглядывал в окно, высокий и ладно скроенный, ковырял пальцем рану в глазу человека, который был привязан к массивному креслу. Человек был без сознания, но в момент, когда человек надавил на его рану пальцем, застонал и попытался отстраниться.

– Ха-ха… – засмеялся высокий человек, выражение лица у него было такое, словно он изучал черепаху без панциря.

За этим занятием Цветаев и убил его, выстрелом из «Машки». Тяжелая пуля отбросило его на стену, и он оставил на ней красную полосу. Цветаев передёрнул затвор и выстрелил в Тайсона. Но у Тайсон оказалась великолепная реакция: он ушёл вправо, как уходит боксёр от бокового удара, сжался в комок и, из-за массивного стола, опрокидывая его, как пушинку, бросился на Цветаева. Однако Цветаев не дал ему ни единого шанса, а ударил на встречном движении прикладом в лоб, и этого оказалось достаточно. Тайсон рухнул, как подкошенный: ноги вперёд, голова – назад. Колени у него так и остались согнутыми, а глаза принялись изучать потолок.

– Развяжите меня, – попросил человек.

Цветаев, стараясь не глядеть на его правый глаз, который, похоже, был выбит, достал нож и перерезал «скотч». Человек, как большая кукла, опустился на пол и пополз, Цветаев не понял вначале, куда именно. Виданное ли дело, такая рана, а он шустрым оказался.

Человек полз и полз, целенаправленно миновал опрокинутый стол и, когда дополз, первым делом укусил Тайсона за ногу. Он рвал его, как собака кошку, с урчанием подбираясь всё выше и выше, пока не дотянулся до горла, а потом уселся и стал душить, однако у него не хватило сил, чтобы сомкнуть пальцы на бычьей шее Тайсона, и от этой возни он стал приходить в себя. Человек беспомощно оглянулся невидящим глазом.

– На, – Цветаев сложил в его руку пистолет. – Просто нажми на курок, – сказал он. – Так будет справедливо.

Человек выстрелил, голова у Тайсона дёрнулась, в ней появился третий глаз, но человеку этого было мало, он выстрелил ещё и ещё, а потом просто щелкал и щёлкал курком и принялся бить Тайсона уже мёртвого.

– Всё, хватит, хватит! – Цветаев оттащил его в сторону, достал промедол и сделал укол.

У человека случилась истерика, и он, захлебываясь слезам и кровью, стал рассказывать, что они пришли за его сыном – Серёжкой, а он им не дался. – Человек со странным выражением на лице замер, словно только сейчас сообразил, что произошло непоправимое, и посмотрел на окно.

Цветаев нашёл в баре водку, налил на два пальца в стакан и протянул человеку. Человек посмотрел одним глазом и не увидел его:

– Что это?!

– Водка! Пей! – приказал Цветаев и помнил о тех двоих, которые остались то ли на восьмом, то ли на девятом этаже.

– Тихо! – сказал он, услышав подозрительные звуки.

Но человек, не слушая его, повторял всё громче и громче:

– Они убили его просто так, даже не из-за денег! А просто так! Ради интереса! Убили! Убили! Убили! Что теперь будет?! Что?! Как жить?!

– Тихо! – приказал Цветаев и плеснул водку в лицо человеку.

Человека словно ударило током, он вздрогнул, осмысленно посмотрел на Цветаева и всё понял: там, наверху, закрывались двери лифта. Человек испугался:

– Дайте мне оружие! Дайте!

– Тихо! Тихо! – приказал Цветаев, подхватывая «Машку» и превращаясь в охотника.

О том, что по ту сторону опрокинутого стола, валяются два «калаша», он даже не подумал, как не подумал и о запасной обойме к пистолету, которая болталась у него в кармане и при каждом движении била по ноге.

Он передёрнул затвор, проскользнул в направлении фойе и встал прямо напротив лифта. Лифт наконец остановился, двери раздвинулись, и первого, кого увидел Цветаев, был бандерлог с женской головой в правой руке. Женщина явно была красавицей, если бы не гримаса ужаса, которая ещё не оставила её лица. У женщины были ярко-рыжие волосы, и за эти ярко-рыжие волосы бандерлог её и держал, намотав на кулак. Выражение лица у бандерлога было самым что ни наесть дебильным, дебильнее не бывает, подумал Цветаев.

Он поднял «Машку» и выстрелил ему в живот, передёрнул затвор и направил ствол на второго бандерлога, но от неожиданности замер: перед ним ни живой ни мёртвый стоял Лёха Бирсан.

* * *

Они даже не захватили оружие – торопились выслужиться перед Тайсоном, быстро и чётко, с рациональным подходом к делу.

– Выходи! – приказал Цветаев и добавил на невольно брошенный Лёхой Бирсаном взгляд в сторону распахнутой двери. – Нет твоего Тайсона. Убил я его и второго – тоже.

Этим он дал понять, что шансов нет и не предвидятся; и голос его прозвучал, как приговор.

– Только не стреляй… – попросил Лёха Бирсан враз побледневшими губами.

Ему даже не пришло в голову нажать на кнопку лифта, потому что он увидел, что сделала пуля «Машки» с его напарником. Он был словно парализован её огромным зрачком, и тонкие его губы заметно побелели.

Красив был Лёха Бирсан. Мачо в блондинистом исполнении. Война придала ему мужественности, только это мужество стало порочным. Бабы млеют от таких мужиков. Светлые кудри обрамляли высокий, сократовский лоб, а голубые глаза, обычно смотрящие весело и небрежно, на этот раз были смертельно испуганными.

– Не стреляй, – метнулись глаза Лёха Бирсан, – я сдаюсь… – добавил он, поднимая руки, – я тебе всё объясню…

И Цветаев, глядя ему в честные-пречестные глаза, едва им не поверил, если бы в следующее мгновение не обратил внимание, что руки-то у Лёхи Бирсана, что называется, по локоть в крови, и он совершенно не торопится их вытереть.

– А это не я… – вообще посерел Лёха Бирсан, заметив его взгляд, – это он, – и качнул головой в сторону напарника, который хрипел и пускал кровавые пузыри, а двери лифта сходились и расходились из-за его ног, торчащих из кабины.

– Ну допустим… – произнёс Цветаев, которому хотелось верить во всё хорошее всех своих школьных друзей, как хотелось верить, что вернётся довоенная жизнь и всё будет классно, как прежде, без взрывов и без бомб, без грязи и вшей.

– Я у него на подхвате.

– На подхвате? – сурово переспросил Цветаев и аж задохнулся, взглянув на женскую голову в кабине лифта. Один её глаз неподвижно смотрел ему прямо в лицо, казалось, она задумалась, и гневная морщинка между глаз уже пропала. Таких женщин надо любить нежно, страстно всю жизнь, заниматься с ними любовью и холить, а не отрезать им головы.

И вдруг Лёха Бирсан подал ему стародавний и потому очень знакомый знак. Этот знак был знаком их юности. Цветаев забыл его, а теперь вспомнил. Они пользовались им в школе, когда им нужно было объединить усилия; этот знак знали все: и Пророк, то бишь Антон Кубинский, и Гектор Орлов. Цветаев подозревал, что его знает даже Ирочка Самохвалова, потом что она периодически попадала в их компанию до тех пор, пока Гектор Орлов не женился на ней и не начал ото всех прятать; из-за этого они, собственно, и сбежала. Знак был ключом к взаимопониманию, и Цветаев опустил винтовку – не стрелять же в своё прошлое.

– Не верьте ему! – Услышал он голос человека за спиной. – Умоляю, не верьте! Это он мне глаз выколол!

Цветаев удивленно посмотрел на Лёху Бирсана. Подобное заявление могло относиться к кому угодно, только не к Лёхе, первому бабнику, пьянице, сволочи, но не садисту и не убийце.

– Это правда?

Лёха Бирсан молчал целую вечность, а потом, не шевеля губами, прошептал:

– Правда…

– Зачем?! – удивился Цветаев. – Зачем? Объясни мне?!

Перед его внутренним взором пронеслось почти всё, что объединяло их: школа, глупости, которые они совершали коллективно, училки, которых мысленно раздевали, первая водка, которую попробовали за углом на танцульках, девчонки, в которых безумно влюблялись, и ещё много и многое другое: походы, песни у костра, звездное небо и чьи-то стихи. Блин, ужаснулся он, как давно всё это было!

Лёха Бирсан закрыл свои голубые глаза и покачал головой, чтобы Цветаев не подумал о нём плохо.

– Я не знаю… всё так запуталось. Я ничего не знаю.

И Цветаев испытал злорадство – первый красавчик в мире, до которого надо было тянуться и тянуться, перед которым любая девчонка в школе готова была снять трусики, которому всё давалось легко и естественно, несовершенен, как любой майданутый! Нет, подумал он, ошарашенно, не может быть, в этом мире так не бывает. Майдан – это майдан, а Лёха Бирсан – это Лёха Бирсан, пускай он и предал Пророка, но он не убийца!

– Как же так? – спросил он, – я же знаю тебя сто лет. Мы за одной партой с первого класса сидели.

Лёха Бирсан глядел на него во все глаза, в них была просьбы не убивать, не стрелять в своё прошлое. Цветаев вдруг сам для себя нашёл ужасный ответ: друзья совсем другие, не те, какими ты их представлял десять лет назад, а совсем другие, как чужой человек, которому ты благодарен за то, что он не напал на тебя в тёмном переулке.