Лев?!
Лева Ашкенази? Просил Натку помалкивать?
Дмитрия от такой новости повело: вышел на улицу, попросил закурить, хоть и бросил давным-давно.
– Надо к нему, – жарко сказал сержант Ханык. – В Крепость.
– Он сейчас не в Крепости, а у себя, – вяло возразил Дмитрий.
– Тем лучше!
А правда, подумал капитан Глухарев. Салтан прав, чего стоим? Каждая секунда на счету… Ядовитая ненависть просачивалась в мозг, отравляя рассудок. Если они Натку… если они только посмеют… Он бросил сигарету:
– За мной.
– Мужики! – крикнул Салтан. – Командиру нужна поддержка!
Пошли все кто был. Вместе с главментом – пятеро. Половина личного состава. Вооружены были «макаровыми», лишь у Салтана был «калашников». Охранник при интернате тоже рвался в бой, приняв происходящее близко к сердцу, но пост оставить не имел никакого права. Остальным шестерым, рыскавшим по территории, Дмитрий дал сигнал на общий сбор возле Кунсткамеры. Но едва двинулись, подоспели очередные новости.
Сержант Смирнов нашел свидетеля. Женщина-агроном, возвращавшаяся с работы в саду Декабристов, видела троих на пересечении Малого проспекта и 8-й Линии. Так-то в сентябре по вечерам и по ночам – темень непроглядная, редкие окна слабо тлеют, но двенадцать основных перекрестков освещены, пусть и скудно. Этот перекресток – из списка. Характерная была троица: взрослый мужик, подросток спортивного вида и девчонка. Мужик держал девочку на руках. Подросток вежливо поздоровался, агроном ответила. Никаких знаков он не подал, во всяком случае, ниче го подозрительного она не заметила. Сержант показал женщине фото Василия и Наташи. Мальчика она узнала, а насчет девочки сомневалась, плохо запомнила, очень устала на работе. Что за мужик – неизвестно, раньше его не видела. И главное – двигалась эта троица по 8-й Линии в сторону Уральской улицы. То есть в сторону Голодая, на противоположный конец района.
Капитан Глухарев остановился, решая, что делать.
Теперь похищение стало очевидным. Вероятно, у похитителя был пистолет, если Василий вел себя так смирно. А Наташа – заложница. Мерзавец держал ее на руках… не от любви к детям, конечно. Страховался.
Одиночка? Или послан кем-то? Если одиночка, то Ашкенази тут ни при чем. Но как тогда понять имя Лев в записке? Получается, пока не разберусь с нашим вождем, не выберусь из тупика, подумал Дмитрий.
Двинулись дальше.
От бывшего метро Василеостровская к Стрелке дорога неблизкая, но Дмитр ий чуть ли не бежал. По пути к ним присоединялись еще люди, полные злой решимости, а на Университетской набережной уже ждало десятка два. Слух о том, что нашли того самого маньяка, распространился по острову стремительно и невесть каким манером. Кто-то побежал сообщать горячее известие родителям пропавших…
Лев Палыч Ашкенази жил в здании Кунсткамеры, в музее Ломоносова; такая вот причуда вождя. В некоторых вещах грозный комендант был экстравагантен. Шутил, мол, сбылась мечта всей его юности. С другой стороны, Кунсткамера пусть и расположена на территории Крепости, но на периферии, то есть не на виду, что Лев использовал для сборищ своего внутреннего круга, когда не хотел светиться. Во внутренний круг Дмитрий Глухарев не входил. Собирались они обычно в историческом круглом зале времен Екатерины, где заседали когда-то академики из первой в России Академии наук. За огромным круглым столом, покрытым ярко-зеленым сукном.
Сейчас самозванцев не было .
Охрану разоружили играючи; сначала внизу, потом на третьем этаже – перед подъемом в башню. Бунтов здесь явно не ждали, тем более, не собирались погибать от рук своих же. Парней связали и забрали у всех рации. «Ты чего, Димыч?» – изумлялись они. «Хочу с вашим боссом поговорить». «Ну так поговорил бы, кто тебе мешал…» Салтан вместо ответа заехал одному прикладом в зубы – легонько, символически. «Отставить!» – заорал капитан Глухарев.
Внизу оставил пост – не столько чтоб за связанными приглядывать, а чтоб толпу внутрь не пускать.
Поднялись на четвертый этаж, в обсерваторию. Потрясное по красоте помещение: круглой формы с окнами, с красно-зеленой каменной плиткой на полу, со здоровенным расписным плафоном (некто солнцеголовый управляет конной тройкой). Но безлюдное, без нового хозяина. Ау, хозяин! Позаглядывали в боковые комнаты с древними астрономическими приборами… Никого.
Лев Павлович нашелся на по следнем, на пятом. Туда вела винтовая лестница, спрятанная в цилиндрическим стенном выступе, а размещался там знаменитый Готторпский глобус диаметром три метра. Пока поднимались, были слышны голоса: Лев с кем-то совещался. Когда ввалилась шестерка хмурых гостей, стало тесно.
– Подождите внизу, – распорядился Дмитрий.
Остались он и Салтан. Горели две керосиновые лампы. Комендант лежал на скамье внутри глобуса, из дверцы торчали его ноги: человек отдыхал душой. В утробе огромного шара был устроен планетарий: красочная карта звездного неба с нарисованными мифологическими персонажами-созвездиями. Механизм, вращавший сооружение, не работал.
Здесь же, возле глобуса, стоял Таран. Похоже на прозвище, но это фамилия. Правая рука коменданта, начальник службы безопасности, местный КГБ. Неизвестно, кто из этих двоих на самом деле руководил островом, Дмитрий не взялся бы утверждать с уверенностью… Салтан прицелился в него и гаркнул:< br> – На колени! Руки за голову!
Лицо у сержанта было застывшим.
– За чью? – спросил Таран.
Сержант снял большим пальцем «калаш» с предохранителя. Щелчок показался оглушительным. Таран только усмехнулся.
– Тебя что, заклинило?! – Дмитрий отвел ствол. – Мы просто поговорим.
Наружу вылез Ашкенази и раздраженно сказал:
– Ого, государственный переворот. Караул устал.
– О чем совещались? – осведомился Дмитрий. – Кто первым трахает девочку?
Внутри у него закипало. А ведь меня тоже клинит, как и Салтана, осознал он. Не сорваться бы.
– Какую девочку?
– О чем совещались, я спросил.
– Митя, ты понимаешь, что делаешь?
– Вы решали, как быть с моей дочерью, я угадал? Не ожидали от меня такой прыти?
– Глухарев…
– Где моя дочь?! – взревел Дмитрий. – Кому и зачем вы приказали ее похитить?
Он схватил коменданта, опрокинул его на витрину с историей глобуса.
– Зачем тебе наши дети? Мальчики, девочки? Мало власти, совсем о…уел?
Таран с интересом наблюдал, не вмешиваясь.
– Задушишь, кретин… – прохрипел комендант. Был он маленький, крепенький, лысенький. Очень домашний. Ни за что не подумаешь, что если нужно было, например, кого-то расстрелять перед строем, он делал это лично, не перекладывая ответственность. Или если требовалось пытать собственную секретаршу, чтобы выяснить, где на территории Крепости она спрятала своего зараженного ребенка; а потом, когда ребенка находили, – обезглавливать его, пока не закончилась трансформация…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});