Кавказе, но и в Москве. С каждым днем обстановка становилась всё напряжённей. И тут отец Миши вызвал Болотаева:
– Тота, ты друг моего сына, поэтому хочу сказать, как старший и повидавший многое человек. В стране смутные времена, а здесь и вовсе будет бардак. Я уже вышел на пенсию, мы здесь почти всё продали и уезжаем в другую страну. И тебе советую, уезжай вместе с матерью.
– Это наша Родина, и нам некуда и незачем уезжать, – заявила мать категорично. – Вольному – воля, кто хочет, пусть уезжает.
– Нана, а эти митинги?! – озабочен Тота.
– А что митинги? Власть и свобода просто так не даются. Мы об этом мечтали. Год назад тебя, как чеченца, близко бы к «Грознефти» не подпустили, а теперь одни чеченцы работают.
Последнее утверждение, конечно, неверно, и там, где условия труда во всех отношениях достойные, во все времена – конкуренция. И даже поэтому Болотаеву очень приятно, что за столь короткий промежуток времени работы – всего полгода – ему вдруг предложили высокую должность – замдиректора по экономике.
Скорее всего, это случилось по рекомендации уехавшего Хазина, но и Болотаев показал себя ответственным, трудолюбивым работником. Хотя, по правде говоря, все показатели шли резко вниз, но все понимают, что рушится вся система огромной страны и пощады для таких стратегически важных организаций не будет и не может быть, потому что «Грознефть» – это, пожалуй, единственное объединение, которое ещё функционирует и где ещё есть деньги, даже валюта и нефть. И поэтому, как только те силы, так называемые революционеры, которые с помощью митингов и демонстраций, а также при поддержке новой власти в Москве и в Грозном взяли верх, первым делом пошли захватывать, как учил ещё Ленин, не почту, телеграф, вокзал и банк, а именно объединение «Грознефть». И самым поразительным было то, что все правоохранительные органы никак не реагировали на весь этот беспредел.
Толпа вооруженных, грубых, бородатых и наглых мужчин с криками вломились в головное здание объединения. Испуганных сотрудников собрали в актовом зале, и тут, почему-то в грязных сапогах да на столе стоит чернобородый чеченец-здоровяк с пулеметом наперевес и на хорошо поставленном русском языке объявляет:
– Отныне власть принадлежит народу! Это всем понятно? Или у кого-то есть вопросы?
Если бы этот «революционер» был не чеченец, то Тота, скорее всего, постарался быть вне этой вакханалии, но, как говорится, за народ обидно, и он сказал:
– А разве не с 1917 года власть принадлежит народу?
– Что ты сказал? – грозно глянул сверху вниз здоровяк. – А ну повтори!
– Повторять нечего, а вот вопрос есть, – в тон ему ответил Болотаев.
– Какой у тебя вопрос? – перешел на чеченский «революционер».
Тота тоже перешел на чеченский:
– А ты у себя дома тоже, как свинья, по столам в грязных сапогах ходишь?
…Очнулся Тота в больнице. Рядом сидела мать. Плакала и поносила всех этих мерзавцев и бандитов, то есть «революционеров». Тота отделался легко, могло быть и хуже. Врачи рекомендовали пару дней отлежаться, отдохнуть и вообще сменить обстановку, климат, то есть уехать куда-нибудь подальше из республики. На что мать твердо сказала:
– Нет! На старости лет мой единственный сын должен быть рядом со мной… И прежде всего должен жениться. А от этой работы и этой нефти до сих пор пользы не было и впредь не будет.
Решение матери для Тоты – закон. Пошёл он в «Грознефть» трудовую книжку забрать, а там словно ничего и не было, всё как прежде, и даже усиленной охраны нет, и Болотаеву объяснили:
– Был звонок из Москвы, чтобы никто к нефти не подходил. Так что эти уроды, поджав хвосты, убрались восвояси.
Таким образом в объединении «Грознефть» образовался некий оазис, где очень спокойно, всё функционирует и высокая зарплата есть, а вот вне объединения – анархия и хаос.
…Не один раз, как обычные студенты в СССР, а два раза в разных вузах Болотаев сдавал экзамен по истории КПСС и поэтому прекрасно знал, к чему привела революция в России 1917 года, – это был переворот, репрессии, убийства и война. И Болотаев понимает, что если не найдутся какие-то здоровые силы, то будет катастрофа, которая сметет всё на своем пути – и «Грознефть», и его самого. Однако Болотаев верит в здравый смысл человечества, к тому же его благосостояние улучшается: на работе по госцене, а это, считай, копейки, он приобрел цветной немецкий телевизор «Грюндик». Правда, это из Восточной Германии, то есть ГДР, но всё равно – это мечта и особенно рада мать. А вот у Болотаева своя радость – уезжали навсегда из страны знакомые евреи и почти даром продали японский стереомагнитофон и в придачу кассеты с записями. Так что Тота каждый день торопится домой. А дни стали короткие, а уличное освещение, тем более в далеком от центра микрорайоне, начали отключать, мрак наступает во всех отношениях. И даже Болотаев, в самом зрелом возрасте здоровый человек, по вечерам с оглядкой к дому торопится, и тут доносится женский крик из тупика:
– Люди, помогите, спасите, убивают!
Болотаев бросился на крик, женщину он спас, но и ему досталось; побитого и окровавленного притащили его к квартире прохожие.
– Всё! Уезжай! Хоть куда уезжай! – плакала мать.
– Ну куда я уеду? – с перевязанной головой, слабо возражал Тота.
– В Москву!
– Тут работа, дом…А там что? Кто меня в Москве ждёт? И тебя я здесь одну не оставлю.
– Не спорь и не перечь матери! – был вердикт. – И мне будет спокойнее… А я, сам знаешь, без моего театра и сцены не смогу… Да и перебесятся скоро изверги, тогда и вернешься. Всё!
* * *
Когда человек попадает в