Когда Захар с утра дома, он помогает, а когда на работе, приходится самой.
Дочке в животе это не особо нравится. Стоит пять минут полежать в такой позе, как она начинает нещадно сражаться с моим мочевым пузырём.
Кстати о последнем, такое ощущение, что он уменьшился до размеров напёрстка. Мне хочется в туалет так часто, что иногда я думаю, что и выходить из него не стоит.
Спина тоже напоминает о себе, и я всё чаще становлюсь в коленно-локтевую, чтобы снять напряжение с поясницы. А когда ещё и Захар при этом делает мягкий массаж спины, то вообще отлично.
Иногда я снимаю одежду и, оставшись в одном белье, кручусь у зеркала, рассматривая изменения в своём теле. Живот уже такой большой, что это вызывает трудности в некоторых гигиенических процедурах, но я всё же кое-как справляюсь.
Первые дни в декретном отпуске я пребываю будто не в своей тарелке. Странно, что никуда не нужно торопиться. Встаю поздно, сонная провожаю Захара на работу, пью чай, наблюдая в окно за уже во всю зеленеющей природой. Делаю лёгкие упражнения из йоги для беременных, принимаю душ. А потом иду на прогулку.
С каждым днём становится всё теплее. Приятно пройтись, глубоко вдыхая свежий воздух и подставляя весеннему солнцу лицо. Я позволяю себе это всего на пару минут, потому что читала, что может проявиться пигментная маска, обусловленная гормональной активностью, да и привычные веснушки потом замазывать. Но всего на несколько минут не могу отказать себе в удовольствии.
С каждой новой неделей меняется мой сон. То снятся яркие цветные сны, будто фильм смотрю какой-то, то вдруг просыпаюсь среди ночи и долго не могу уснуть. Малышка в животе повадилась ночью играть в футбол в моём животе, а вот днём не раз пугает меня, заставляя теребить Захара с просьбами послушать сердцебиение.
Зернов, кстати говоря, переехал ко мне, но мы условились, что после родов будем жить у него. И места больше, и для Полины есть отдельная комната, в которую она переедет со временем.
А ещё у меня начинается, как его называют, период гнездования. Это такое интересное состояние, когда хочется бесконечно создавать вокруг себя и близких уют. Я перестирываю и переглаживаю дома все шторы, убраюсь в шкафах и тумбочках, даже в тех, куда не заглядывала тысячу лет. И, конечно же, мы с Захаром делаем набег в детский магазин. Мне кажется, у меня трясутся руки, когда я прикасаюсь ко всем этим распашонкам, бодикам и крошечным носочкам. Да что там у меня — у Зернова тоже. Он едва ли не каждый день берёт в руки только что родившихся младенцев, но это другое. Это его дитя. И мне кажется, в этом магазинчике голову ему срывает даже больше, чем мне.
Вот я сижу среди кучи пакетов с разноцветными крошечными одёжками, рядом на полу две прозрачные сумки — в них я сложу всё, что мне понадобится в роддоме по списку. Детские вещи постираю, отутюжу, и Захар перевезёт в свою квартиру. Мы уже заказали кроватку и пеленальный столик, комод для вещей малышки.
Сегодня Захар уходит на суточное дежурство, и я иду провожать его. Он целует меня у двери и приобнимает.
— Я на завтра заказал столик в «Прибое». Подумай, что наденешь.
— Ух ты! А есть повод?
— Есть, — подмигивает. — Давно есть.
Он снова прижимается губами к моим, а потом уходит. Внутри меня поселяется щекочущее чувство. Не знаю, что он задумал, но уверена, что буду в восторге.
До конца дня я неспешно разбираю детские вещички, несколько раз складываю и раскладываю ярко-розовый с белыми рюшами конверт на выписку, представляя, как буду прижимать его к себе потяжелевший примерно килограмма на три с половиной. Ещё раз пробегаюсь по списку, пометив пункты, которые ещё необходимо приобрести. Восклицательным знаком отмечаю, что нужно не забыть в роддом зарядное устройство на телефон и резиновые тапочки. Остальное всё уже приготовила.
Платье для ресторана выбираю тёмно-зелёное, красиво подчёркивающее живот. Ткань лёгкая, приятная, и мне очень идёт такой цвет. Волосы подбирать не буду, Захару нравится, когда я распускаю их по плечам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Ночью спиться мне неважно. Без Захара всегда так. В его объятиях уснуть намного проще. Кажется, будто даже малышка быстрее успокаивается, когда он кладёт свою широкую тёплую ладонь на мой живот, обнимая меня и утыкаясь носом в шею. Но он занят важным делом, это его работа. И мы с Полиной это понимаем, хоть и очень скучаем.
Утром жарю гренки в ожидании, когда Зернов вернётся. Позавтракает и ляжет спать, а к половине шестого за нами заедет такси. Мне же есть чем заняться, пока он будет отдыхать после суток. Планирую съездить к маме, а потом на маникюр.
Но Захар задерживается. Такое бывает, может, у кого роды сложные под утро или даже операция. Детишкам неизвестно, что у врача смена заканчивается, они на это не ориентируются.
Когда я уже собираюсь написать ему сообщение, он звонит.
— Вик, не знаю, когда вернусь. Ресторан под вопросом. У нас ребёнок с серьёзной патологией, нужна срочная операция, а наш хирург на больничном. Сейчас ждём с Жестяковым санитарную авиацию, будем транспортировать ребёнка и мать в краевой перинатальный в Краснодар. Я отзвонюсь, как прилетим обратно.
— Поняла тебя. Пусть всё пройдёт хорошо!
Внутри клубится тревога. Я сама скоро стану мамой, и подобные ситуации цепляют меня. Невольно просыпается эмпатия и кажется, будто я чувствую тот кошмар, который переживает сейчас мать этого малыша. Знаю, что в мире бывает всякое, и через себя пропускать не следует всё, но это получается самопроизвольно.
Глубоко вздыхаю и ставлю эмоциональный блок. Всё будет хорошо. Захар и Жестяков справятся. Они, конечно, не очень ладят, но в команде работать умеют.
Малышка в животе начинает вертеться слишком активно, и мне даже приходится ненадолго прилечь, подождать, пока она немного успокоится.
На маникюр я успеваю, хотя расслабиться и получить удовольствие от ухода за собой не получается. Привычная болтовня с мастером сегодня совершенно не клеится, и я просто смотрю какой-то сериал по телевизору, хотя уже через пять минут не могу вспомнить о чём он и кто главные герои.
А вот к маме заехать не получится. Звонят с работы. Парень, который остался работать на моём месте, запутался, и ему требуется помощь. Он очень просит приехать.
Да я и сама планировала заехать на днях в офис — надо забрать из кабинета кое-какие вещи личные.
За руль я последние две недели уже не сажусь, поэтому вызываю такси и еду. То и дело поглядываю на телефон, хотя прекрасно знаю, что такое быстро не делается, и уж точно не собираюсь отвлекать Захара.
В офисе с моим заместителем разбираемся достаточно быстро. Он благодарит меня и предлагает угостить чаем в кафетерии. Я сперва отказываюсь, но потом оказывается, что дело было не только в работе. Девчонки попросили его подстроить встречу и решили поздравить меня. Они говорят много приятных слов и дарят детские пинетки и полотенце для малыша со смешными ушками и вышивкой, а потом мы все вместе спускаемся в кафетерий.
Садимся как раз в углу под большим телевизором на стойке. Лена приносит на всех чай и несколько тарелочек с пирожными. Мы болтаем, шутим над моим животом. Но вдруг что-то цепляет моё внимание.
И не только моё. На экран телевизора смотрят почти все присутствующие, хотя сейчас народу немного. Девушка с раздатки пультом включает звук новостного канала.
— …данные о причинах крушения санитарного вертолёта над рекой Кубань уточняются. Повторюсь, что производилась транспортировка глубоко недоношенного новорождённого из роддома номер два в краевой перинатальный центр в город Краснодар. На обратном пути произошло возгорание, пилот потерял управление, и вертолёт рухнул в реку. Один врач второго роддома и пилот находятся в реанимации, второй медик, по предварительным данным, погиб, но его тело ещё не обнаружено. Работают водолазы и…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Она ещё что-то говорит, кадры поисков мелькают на экране, но я уже ничего не вижу и не слышу. Реальность заволакивает густым душным туманом, и я проваливаюсь в темноту.