Меня прошивает волнением. Кое-как встаю с дивана, завтракаю и собираюсь на учебу. Одеваюсь практично в джинсы и темно синюю блузку. На всякий случай кладу в кошелек побольше наличных. Вдруг Покровский выкинет какой-нибудь фортель?
По дороге на пары наконец-то связываюсь с Таней. Она сама звонит.
Взахлеб рассказывает, что вчера был полный абзац. Отец объявился и изъявил желание начать брать Гошу к себе на выходные. Родители чуть не подрались, Танька была буфером. Про Марта ни слова, оно и понятно. Не до него сейчас. Увы, на пары подруга сегодня не придет. Будет Гошу «сторожить», вдруг отцу взбредет в голову забрать его из сада. Её мама не хочет выносить сор из избы и предупреждать воспитателя о том, чтобы отцу ребенка не отдавали.
Сказать мне нечего, хотя и злость берет. Месяца не прошло, а у Тани уже прогулов выше крыши. Обещаю встретиться с Таниными одногруппниками сфотографировать лекции и взять задание для реферата, тему которого обещали выдать на сегодняшней паре.
На этой ноте прощаемся.
Под воздействием злости за подругу я ураганом врываюсь в университет. Плевать мне на редкие косые взгляды и доносящиеся шепотки. Успокаиваюсь только к середине второй пары. И время начинает тянуться бесконечно. В ожидании нервные клетки сгорают с космической скоростью. Я пытаюсь найти Покровского на обеде, разглядеть в толпе между пар. Зараза испарился.
К концу пар мозги кипят. Я готова сама поехать к Покровскому, только бы не мучиться дальше. А он говорил про вечер вроде как.
Не выдерживаю звоню ему.
- Демьян, во сколько конкретно мы встретимся?
- Не терпится? – хмыкает он, вызывая раздражение.
- Демьян! Я хочу поскорее со всем покончить!
- Ладно, приезжай к Марту и сразу иди на крышу.
Спросить ничего не успеваю. Телефон оповещает о завершении вызова.
Приказываю себе не разводить балаган в голове. Ещё немного и всё узнаю.
Вызываю такси, которое подъезжает через пару минут. Еду, нервно дергаясь, отчего таксист смотрит с опаской. Не суть. В крови цунами, в легких острая нехватка кислорода, а в голове единственная мысль.
Какие бы опасения не кружили вокруг, я уже отчасти доверяю Покровскому, если еду туда…
Приехав на место, чеканю огромные шаги. Двигаюсь строго к цели. Ни на что не отвлекаюсь.
На последнем шаге перед крышей останавливаюсь. Сердце резко увеличивается. Болезненно распирает ребра, передавливает легкие. Я не могу вдохнуть.
К черту!
Делаю этот шаг и от удивления роняю челюсть на пол. Множество проводов, стулья рядом со столом, ноутбук, а в центре – проктор на треноге. Демьяна не сразу замечаю. Он выходит из-за проктора, проводит ладонью по волосам и садится за ноутбук. На меня не смотрит, молча кивает на стул напротив. Занимаю место и смотрю на проектор.
Щелчок мышки и изображение на экране разносит меня вдребезги…
Мама. На меня смотрит моя мама. На фотографии ей лет двадцать. Она улыбается, закрывая один глаз рукой. Счастливая.
- Ч-что это? – задыхаюсь.
- Я не могу отмотать время, но могу показать тебе каким оно помнит твою маму, - говорит полушепотом.
Я опускаю веки. Мои слова…
В тот день, здесь же, я была в моменте. Дух захватывало от увиденного, и я отключила разум с ощущением реальности. Вспомнила ту фотографию на компьютере Покровского, посмотрела вокруг и захотелось остаться в моменте навсегда, стать его частью. Слова лились сами собой, казалось, Демьян должен меня понять.
Воспоминания выгорают. Я уже с трудом вспоминаю интерьер нашей первой съемной квартиры, лицо первой знакомой, с которой подружилось. Имена и названия есть, а остальное становится блеклым. И мамино лицо тоже, несмотря на фотографии. Я помню, что она мне сказала перед первым классом, но не помню, что на ней было надето. А для меня это важно. Я хочу помнить как можно больше, а время беспощадно.
Я открываю глаза, и Демьян запускает видео. Неизвестные мне фотографии сменяют друг друга. Мама на паре, в каком-то кафе, на пикнике с друзьями. Некоторых я знаю, они дружили с родителями.
- Останови, - прошу шепотом.
На экране застывает изображение, где мама стоит в кругу друзей и пьет шампанское из горла.
- Она не пила, - качаю головой, стирая слезы с щек.
- Они отмечали «экватор», выбрались к кому-то на дачу, кружки не нашли, стаканов не захватили и пили из горла. Фотограф поймал хороший кадр, - Демьян говорит чарующе тихо.
- А ты откуда знаешь? Как ты получил фотографии? – зуб на зуб не попадает.
- Вытряс из Олежки контакты, имена, даты и… - сбивается, надсадно выдыхая, - нашел в социальных сетях кого смог, созвонился, списался и попросил фотографии. Видео не до конца смонтировано. Ты поторопилась. Там ещё нарезка из обрезков видосов планировалась, - объясняет Демьян и отводит взгляд.
Каждое его слово бьёт в центр груди. Точные попадания. Разрывает на ошметки, не зная жалости.
Дрожь сотрясает всё тело, я хватаюсь за край стола. Мне нужно что-то осязаемое. Демьян накрывает мою руку горячей ладонью. Сжимает, давая мне нужное как воздух ощущение…
- Некоторые не знали, что твоя мама умерла… - выпускает порывы воздуха в небо, – кто-то плакал во время разговоров. Все, кто пошел на контакт, тепло отзывались. Думаю, захотят с тобой пообщаться, рассказать истории, которые рассказывали мне… - Демьян осторожно нанизывает слова, как бусины на леску.
Меня штормит: пол качается, стол уплывает вдаль. Всё происходит не со мной. Это сон. Только огонь ладони Покровского реален. Прибирающий естество взгляд реален.
- Дем…- хриплю, глотая слезы.
- Я доделаю и скину тебе исходники и готовый вариант. Если дашь гитару, то я нашел мастера, - он продолжает бомбить по мне. Хочется прокричать, чтобы остановился хоть на минуту. Моё сердце больше разогнаться не сможет…
Нахожу силы для кивка и концентрируюсь на экране. Смотрю сквозь пелену слез и тону в солнечном тепле. Покровский им затапливает. Он - человек крайностей. Его кидает из стороны в сторону. То выжигает клеймо ненависти, то плавит нежностью… Пускай это не вернет гитаре первозданный вид, но Демьян дал другое. О чем я не просила и не думала.
Я готова дать ему шанс.
23 Первый настоящий
23 Первый настоящий
- И что теперь? – спрашиваю у Демьяна, когда у на экране замирает последний кадр. На нем мама смеётся, прижимая