Стоило с одной стороны надуться, как тут же и со второй то же самое выскочило! Представляешь, Элечка?
– Покажи, – я присела на корточки.
– Не могу! – помотал головой хитрец. – Это глубоко личное!
– Личное, как же! – фыркнула я. – Признавайся – орехов наворовал?
– Просто угостился, – пробормотал Хохотундель. – Чуть-чуть совсем.
– Ага, так, что голову едва поднять можешь.
– Так я еще и женушке с детками захватил немного. Какой же папашка домой без вкуснях заявляется? Их ведь десять у меня. Или двенадцать? – пошевелил ушками, припоминая. – Короче, много пострелят. Не принесу вкусного – меня самого сожрут! К тому же, знал же, что ты не будешь против, Элечка, ты же добрая!
– Подхалим, – я прошла в амбар и тут же простонала, увидев, что все яблоки, опять же по чуть-чуть, погрызаны с бочков, – Хохотушечка, зачем?! Ну съел бы пару – килограммов. Но все-то зачем надкусывать?!
– Я, это, увлекся малость, – признался он. – Но зато теперь точно могу посоветовать, какие вкусные, а какие так, не очень. Ценная информация, правда?
– Которая уже не имеет значения, – я вздохнула.
Ясно, в ближайшее время будем питаться одной шарлоткой! А зимой придется скушать много, очень много яблочного варенья и джема!
– Так, хома, – я посмотрела на присмиревшего хулигана, – в наказание назначающую тебя лучшим другом вот этой юной леди! – указала на Адель. – Присматривай, развлекай, расскажи, что тут как устроено. Ясно?
– Это не слишком жестоко? – пробормотал Хохотундель, косясь на дите, которое от счастья, похоже, перестало дышать.
– Нисколечки! – я покачала головой. – Самое то!
– Точно-точно? – уточнил наш оптимист-рецедивист, надеясь, видимо, на снисхождение суда.
– Точнее только в аптеке.
– Жизнь – боль, – констатировал Хохотундель.
– Мы протестуем, мы протестуем, да-да-да-да-да! – к нам подскочили морские свинки. – Мы против угнетения хомяков, они наши ближайшие родственники!
– Ай, как нехорошо получилось, – сдержав улыбку, повинилась я. – Может, часть тех надкусанных яблок, – указала на амбар, – загладят нанесенный ущерб? А заодно и ослабят родственные чувства, как думаете?
– Можно попробовать! – свинки переглянулись и дружной ордой сыпанули в амбар.
Через пару минут фруктов стало значительно меньше, а желающих протестовать и вовсе не наблюдалось. И да, мне немного стыдно за эту своеобразную взятку, но только чуть-чуть!
– Продажные свиньи! – крикнул им вслед Хохотундель.
– Жизнь – боль, сам говорил, – напомнила я. – И еще вот Пима узнает про твои разбойничьи набеги на наши запасы, обидится, возьмет веник и достанется тебе, – кивнула на его набитые щеки, – на орехи!
– Многовато для такого маленького хомячка, – он протяжно выдохнул. – Мир и без того жесток!
– Не ной! – отрезала я. – Сумел понадкусывать, сумей и по заднице получить!
– Эх…
– Эх еще и не начиналось, – я коварно улыбнулась. – Адель, знакомься со своим новым другом – хомяком Хохотунделем! Теперь все проблемы, вопросы, проказы – это к нему, он твой главный куратор! Учти, главное правило – не давать ему семечки, иначе будет Апокалипсис!
– Правда?.. А можно его погладить? – девочка просияла улыбкой и шагнула к грызуну, до которого начало доходить, в какую глобальную проблему он угодил.
– Конечно, можно, – щедро разрешила я и бессовестно соврала, – этот грызун обожает, когда его гладят, тискают и целуют! Приступай!
– Ура! – глазки Адель засверкали.
– Ой, мамочки! – взвизгнул хомка и пустился наутек – прыжками, которым позавидовал бы даже самый резвый гепард.
– Отличная идея, Хохушечка! – крикнула я вслед, – начните с догонялок! Потом, если выживешь, в прятки поиграете!
Мои мужчины расхохотались, глядя на эту парочку, несущуюся по полю.
– Уже и забыл, как у вас тут весело, – сказал Анри, качая головой.
– Кажется, сейчас станет еще веселее, – пробормотала я, вглядываясь во всадника, который во весь опор мчался к нам.
Раз холм, и он пропал. Снова появился. И снова пропал. А когда салочки с холмами прекратились, ветер сдернул капюшон с головы гостя, и я увидела ярко сияющие на солнце розовые волосы.
– Катта! – потрясенно выкрикнула я и бросилась ей навстречу.
Она соскочила с коня, мы обнялись, смеясь и что-то говоря, перебивая друг друга.
– Вот теперь все точно хорошо! – широко улыбнувшись, я поблагодарила высшие силы. – Все мои любимые рядом!
– Боюсь, я с плохими известиями, Эля, – фея помрачнела.
– Что случилось?
– Я отказалась выходить за этого гада замуж! – выпалила подруга. – Он наврал, что у него с той эльфийкой все кончено. Слово мне давал, клялся честью своей. А на самом деле его любовница ушла от мужа, и они с моим бывшим женихом купили особняк в соседнем городе, представляешь? Этот подонок хотел жить на два дома!
– Каков мерзавец!
– Вот именно! Я прилюдно разорвала помолвку, и его отец выгнал этого гада, как позор семьи! Пусть теперь живет, как хочет! Я его еще отфеячила по-полной – тем, что под руку попалось, так что явится к своей остроухой с фингалом!
– Ты у меня умница!
– Папа так не думает, – Катта сникла. – Он меня из дома выставил прочь, Эля. Сказал, что я тоже семью опозорила, а такая дочь ему не нужна. Просто на улицу выставил, представляешь? – голос задрожал. – В чем была. Вот только лошадь и успела со двора увести. Куда идти, не придумала. Ничего, что я к тебе нагрянула?
– Как раз очень хорошо сделала! – я обняла подругу, готовую расплакаться, и сама шмыгнула носом. – Ты вообще все правильно сделала!
– Как теперь жить, не представляю, – прошептала она. – У меня же ничего нет.
– Зато у тебя есть я! – заглянув в ее лицо, ободряюще улыбнулась. – А вместе мы всех расфеячим, моя хорошая, можешь быть уверена!
Глава 23. Затишье перед бурей
– Ааааа! – Кактус Валерьяныч пронесся мимо меня ураганом, удирая от несущейся за ним мыши.
– Как дети, честное слово! – пробурчал, топая по лестнице, ежик в неизменных бигуди. – Ай! – проделав остаток пути, пересчитывая ступеньки колючей попой, он шлепнулся на коврик и уставился на меня, хихикнувшую. – Смешно?
– Немного, – призналась честно.
– Никакого уважения, – обиженно фыркнул колючий. – Заняться тебе нечем, над ежиками ржать! Ты лучше вон занавеску у жирафы отбери!
А ведь Бигудюшка прав! Я вытянула шею, сама став похожей на нашу воровку, которая преспокойно засунула голову в окно и срывала с карниза очередную «фату».
– Что же ты творишь, проказница! – Пима подскочила к ней и едва успела ухватить за конец занавески, которая почти исчезла в окне. – Ай!
В воздухе сверкнули ноги нашей бессменной поварихи, и если бы Анри не ухватился за то их место, которое при обычных условиях ему трогать не было бы позволено, Пима порхала бы, как птичка, на уровне второго этажа, или оказалась верхом на жирафе.
– Ты в порядке, Пимочка? – заволновался