И, кажется, за одно это я готова была считать этот обед лучшим, среди всех прочих семейных трапез.
Нет, безусловно, я любила всех своих родственников, но разговоры Лонесии редко когда бывали в тему.
Десерт же и вовсе был идеален. Сладкий клюквенный пирог, щедро покрытый белым шоколадом. И без малейшего намёка на до упомрачения любимый Астерией вкус яблок в карамели с корицей, от которого меня уже воротить начинало. Воистину, этот обед обещал стать самым лучшим за последние пару лет.
— Что, маленькая, страшно?
Вопрос Лонесии отвлёк меня от смакования пирога.
— Лона! — гневный окрик отца.
А я подняла глаза на сестру, искренне непонимая, что её так внезапно развеселило. Ведь, если не считать всеобщего молчания, он ничем не отличался от всех прочих совместных трапез.
— Лонесия, не стоит, — Шона чопорно промокнула губы салфеткой.
Терион смотрел на сестру хмуро и с явным осуждением, но угрюмо молчал.
— О чём ты? — я отложила приборы.
— Ну как же. Остаться совсем одной…
— Лонесия! — в голосе отца отчётливо прозвенела сталь.
— Я не понимаю, о чём ты, — повторила я, покачав головой.
— О том, что не будет у тебя больше…
— Лонесия! — отец стукнул по столу, отчего его тарелка даже подскочила. — Это уже переходит все границы. Шонель — проследи, чтобы наказание было соразмерным проступку.
— Если ты настаиваешь, — тётя поморщилась, явно недовольная просьбой.
Я переводила взгляд с сестры, которая совершенно не выглядела расстроенной, а даже наоборот, улыбалась как будто победно, на отца, который сверлил Лону хмурым взглядом. Брат сидел с опущенными плечами, и выглядел отчего-то очень виноватым — словно это он является причиной подобных слов Лонесии.
Но возможности спросить что-то мне не дали — Шонель непривычно быстро поспешила увести Лону прочь из столовой.
— Отец, скажи… Лонесия… Она говорила про… Симону? — я нервно разгладила салфетку, не отрывая взгляда от отца.
Он молчал, глядя на меня задумчиво и, как мне казалось, с толикой сожаления.
— Отец. Симона… Она что-то натворила? В чём-то провинилась?..
Я запнулась, не зная, что сказать. Всё же не я любимая дочь, которой простят всё на свете и достанут даже луну с неба. И в другой ситуации я бы даже пытаться не стала. Но… Сима была единственным близким мне человеком. И каким бы ни был её проступок.
— Могу ли я как-то загладить вину Симоны? — голос охрип от волнения, но я всё равно продолжила. — Сделать что-то, чтобы… Не отлучать её от роли моей… Служанки.
— Боюсь, это невозможно, дочь, — король тягостно вздохнул, впервые за время обеда глядя мне прямо в глаза. — Прости, дочь. Симона… Умерла.
Глава 15
Разговоры живые… и не очень
— Прости, дочь. Симона… Умерла.
Слова отца эхом прозвучали в голове.
Я непонимающе моргнула, по-прежнему глядя на отца. Не слыша, не осознавая… Не веря в то, что он сказал! Это какая-то глупая шутка?..
Симона — мертва? Нет… Нет-нет-нет! Этого не может быть. Это просто невозможно. Это же Сима… Она просто не могла умереть!
Но отец смотрел с искренним сожалением и это лучше всяких слов сказало мне, что он не врёт.
Симоны в самом деле больше нет…
Медленно встав из-за стола, я механически изобразила положенный по этикету поклон.
— Благодарю за обед, — медленно произнесла, не поднимая глаз, и вышла из столовой, не став даже дожидаться разрешения.
Звук второго отодвигаемого стула я отметила краем сознания, так же как и хлопок двери, прозвучавший дважды.
Все мои мысли крутились вокруг Симоны. Вокруг незаменимой нянюшки… Нет. Давно уже не нянюшки. И даже слово дуэнья отдавало чем-то таким, неприятно формальным. Сима была скорее как любящая тётя. Ближе, чем родная тётя. Ближе, чем сёстры, чем отец. Наставница, подруга, и заботливая почти как мать.
И тем страннее было осознавать, что у меня не болит в груди. Что тоска неожиданности расставания сжимает сердце гораздо сильнее, чем осознание что новой встречи никогда больше не будет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Никогда больше Симона не обнимет меня, утешая. Не поможет расплести волосы на ночь, не расскажет интересную, но и поучительную историю. Не порадуется моим успехам. Не выслушает, похвалит, не отругает, не…
Я сглотнула ком в горле и обернулась, услышав шаги.
Терион шёл рядом, отставая всего на пару шагов. Молчал, лишь смотрел виновато и грустно.
— Ты знал.
Он угрюмо кивнул. Но я и так знала ответ — всё поведение брата с утра стало понятным, и неприятно полоснуло ножом внутри, напоминая о том, насколько я на самом деле эгоистична и невнимательна к окружающим. Ведь я могла понять всё ещё тогда… Понять раньше, чем Лонесия с присущей ей бесцеремонностью обрушит на меня эту горькую правду, не давая возможности привыкнуть постепенно.
— Я не мог сказать, — Тери тяжко вздохнул. — Отец собирался сам… Хотел сделать это помягче, — он дёрнул плечом, выражая отношение к результатам подобного решения.
— Я весь день выглядела, как дура? — я грустно улыбнулась, глядя мимо брата.
— Вовсе нет! — он экспрессивно мотнул головой. — Все во дворце хотели оградить тебя. Хотели, чтобы эта новость оказалась не такой шокирующей, — он снова вздохнул. — Для многих во дворце её смерть…
— Не надо, Терион, — я качнула головой, останавливая объяснения, и повернулась к нему лицом. — Я не хочу сейчас об этом. Мне… Надо привыкнуть, — глухо закончила, опустив взгляд в пол.
— Да, разумеется, — брат осторожно погладил меня по плечу. — Просто знай, что если надо — я всегда готов тебя выслушать.
Он неуклюже обнял меня и, бросив взгляд в сторону окна, коротко поклонился, прежде чем уйти.
— Учитель?
Я даже не удивилась, обнаружив магистра Виарно около дверей своей комнаты. Он выглядел хмурым и встревоженным, но и на его лице не видно было тоски. Впрочем, здесь мы на равных — истинные чувства под замок, а внешне всё должно быть в пределах нормы. И меня ведь Сима учила тому же. Но я даже представить не могу, насколько сейчас тяжело ему.
— Доброго здравия, Ваше Высочество, — придворный маг коротко кивнул. — Извините, что сегодня наши занятия не состоялись, но…
— Я всё понимаю, — я тихонько вздохнула.
— Это вам, Ваше Высочество.
Виарно протянул мне запечатанное письмо, но не привычного белого, а синеватого оттенка.
Бумага была непривычно гладкой наощупь, и держала я его с опаской. Тем более, что никаких надписей на нём не было. Так же как и печатей или каких-то других пометок.
— Что это?
— Это письмо, — магистр замялся. — Для тебя. От Симоны. Прощальное.
До этого момента во мне ещё жила надежда, что магистр пришёл меня обнадёжить, сказать, что всё не то, чем кажется. Но теперь она растворилась, оставляя горькое послевкусие, что это не сон, а реальность. И, хочу я того или нет, мне придётся к ней привыкать.
— Спасибо, магистр, — я не удержала тяжёлого вздоха.
— Выше нос, Ваше Высочество. Пока мы живы — всё можно исправить.
— И то, что случилось с Симоной? — я покачала головой.
Магистр открыл рот, но закрыл его, очевидно не найдя подходящих слов. Да и что вообще можно сказать в подобной ситуации?
— Тем не менее, принцесса. Понимаю, что сейчас мои слова вам покажутся жестокими, — он вздохнул. — Но не вздумайте впадать в уныние! Симона бы не одобрила подобного.
— Я… Я учту, магистр.
Я поклонилась глубоко, искренне благодаря и за письмо, и за совет, и, особенно, за то, какими словами он был высказан. Я воочию услышала интонации Симы, говорящей эту фразу, и увидела, как осуждающе она качает головой.
— Завтра занятия будут, как и положено. Не откладывайте чтения письма, Ваше Высочество, — магистр глубоко поклонился, прежде чем уйти, оставив меня в одиночестве.
Комната встретила меня тишиной, которая теперь казалась тяжёлой и ощутимо давила на плечи. Ещё и письмо это в руках… Оно жгло руки и глаза, безмолвным напоминанием о случившемся.