Выступили, значит? А теперь, вот этот рапорт старшего лейтенанта Швабрина по поводу вашего нетрезвого состояния в увольнении, что вы даже дойти не смогли и свалились в кусты. Каким-то образом у вас получилось обмануть всех, но не меня, — сказал Борщёв, встав со своего места и подойдя ко мне ближе.
— Подтверждаю, что этот рапорт был написан мною после моего дежурства в гарнизонном патруле, — сказал Швабрин.
— Везёт вам на Родина, да товарищ старший лейтенант? — съязвил Нестеров. — Я могу подтвердить, что курсант Родин не был пьян.
Среди собравшихся началось бурное обсуждение, пока Борщев смотрел мне в глаза и собирался что-то сказать.
— Есть кстати и выписной эпикриз из госпиталя. Начальник медицинской службы может это подтвердить, — услышал я слова Голубева.
— И не имеет это сейчас отношение к делу. Мы рассматриваем драку, а не случай с травмой, — сказал комбат Мацков.
Забрезжила небольшая надежда на то, что этот рапорт и случай с ударом по голове не будет сейчас влиять. Однако в глазах Борщёва я не увидел разочарования. Драки вполне хватит, чтобы меня выгнать. Ещё и пререкания припишут к этому.
— Ты хорошо подумал? У тебя ещё есть возможность принять моё предложение, — тихо спросил подошедший ко мне Борщёв, пока все были заняты обсуждением моего дела. — Это крайний раз, когда я предлагаю.
— Я своей совестью и честью не торгую, товарищ полковник.
Борщёв кивнул и направился на своё место. Что ж, похоже, Серёга, судьбу нельзя обмануть. В прошлый раз тебя в армии оставили, но «крылья» ты потерял. Теперь опять. Поедешь сейчас на срочку дослуживать, а потом снова попробуешь. Это же честно, когда хотел всё по справедливости, а получилось как всегда.
— Итак, в ситуации с алкоголем оставим всё на совести Родина. Однако, не отменяет это того факта, что вы нанесли телесные повреждения своему товарищу, к тому же, старшему по воинскому званию, — сказал Борщёв. — Я предлагаю вынести это дело на учёный совет, сразу после вашего освобождения из-под ареста. Свободны...
Именно в этот момент, когда Гурчик был уже практически на ногах, а Нестеров чуть было не порвал свою фуражку от услышанного вердикта, в кабинет постучались.
— Товарищ полковник, прошу прощения за опоздание. Разрешите войти? — прозвучал голос Граблина у меня за спиной.
Вид у него был несколько запыханный и растрёпанный. Фуражка выпала из рук, а кашне повисло поверх шинели. Борщёву это очень не понравилось, и он злобно взглянул на своего зятя.
— Товарищ полковник, есть вопрос, который стоит мне с вами обсудить..., — начал говорить Грабля, но Борщёв прервал его.
— Дмитрий Александрович, мы уже закончили. Зайдите ко мне в кабинет сейчас с дознавателем, — сказал он, забирая со стола моё личное дело и принимая от Швабрина папку с документами. — Майор Голубев, организуйте сопровождение курсанта Родина на гауптвахту. Пять суток будет достаточно и подготовьте все документы для учёного совета. Будете представлять нам этого курсанта.
В казарме меня подготовили к переходу на «губу». Голубев, был удивлён тому, что я знал все порядки в подобном заведении и без лишних слов переодевался в старую и затёртую форму. Часы я оставил Нестерову, чтобы он потом мне их отдал. На гауптвахте всё равно отберут, и могу их потом не увидеть.
Гауптвахта была небольшой, как и весь гарнизон Белогорска. Камер всего три, находившихся в большом подвальном помещении, и каждая для своей категории военнослужащих. Сейчас я был здесь один. Писарь «губы» сказал, что сегодня только троих выпустили, так что мне не повезло. Он то и проверял меня на предмет запрещённых вещей.
Запрещены были шнурки, хотя на сапогах их и не было, кокарды, эмблемы металлические и всё остальное, что могло привести к плачевным последствиям или суициду. Курево и неуставная одежда, в запрет входили обязательно.
Выводные, начальник и помощник начальника караула были не из нашего училища. Похоже, в этом месяце очередь была мотострелковой части ходить сюда в караул. А вот писарь «губы» из комендантской роты и тоже, как и караул, с красными погонами на плечах.
— Ты чё, сидел уже? — спросил у меня веснушчатый писарь.
— Ага, в прошлой жизни. Давайте уже в камеру. Раньше сяду — раньше выйду.
— Погоди. Сначала на строевую, — сказал один из выводных. — Помощник начкара проведёт.
Вот так, надо мной пролетали один за другим самолёты, выполняя разворот при полёте по кругу, а я продолжал топтать маленький внутренний плац. После пары часов занятий и быстрого ужина, меня отправили, наконец-то в камеру.
Конечно, условия «спартанские» — опускающиеся нары, рваный матрас и совершенно не отапливаемое посещение. Как бы после «губы» не попасть в лечебное учреждение с каким-нибудь бронхитом или пневмонией.
— Держи шинель, летун, — занёс мне в камеру верхнюю одежду один из выводных.
— Спасибо, — ответил я.
— Слух дошёл, что ты кого-то избил. Здесь такое не прокатит. Быстро на место поставим, — пригрозил он мне. — Ты отдохни, сегодня уже трогать не будем.
Под шинелью было гораздо теплее, так что стоит попытаться уснуть в этой новой для себя обстановке. Ранее на «губу» не попадал, только в наряды ходил.
В голове крутились мысли о будущем. Теперь предстоит поехать куда-то дослуживать, а потом вновь пытаться поступить.
Только как обо всём этом сказать своим старикам и Жене? И нужен ли я теперь ей? Блин, начинаю уже как подросток рассуждать. Один негатив на уме, хотя вариантов позитива нет и вовсе. В прошлый раз избил своего однокурсника, и вылетел. Теперь и вовсе сержанта!
Как представлю в очередной раз учёный совет училища, мурашки по коже. Плохо, что не дали высказаться другим парням. Хотя, всё было понятно на этом собрании. Решение там принимал только один человек. Вот если бы Граблин замолвил слово за меня… Но этот вариант даже не рассматривается. Нагадить Нестерову он всегда рад, а я лишь разменная монета.
Ещё и это предложение Борщёва «стучать». Конечно, это его работа обо всём и всех знать, но ему других, что ли не хватает? Уцепился же за меня. Теперь вот будет доводить дело до конца в вопросе отчисления. Может, всё-таки, что-нибудь придумает Николаевич? До Доброва дозвониться или ещё до каких-нибудь знакомых своих... кто-то же должен мне помочь, или опять «небо» меня оттолкнуло?
После подъёма начались главные мероприятия пребывания на «губе».
Занятия по Уставам ВС СССР, строевая