Читать интересную книгу Разрешение на жизнь - Михаил Климман

Когда Лена появилась в гостиной через пятнадцать минут, пока одна, без дочери, нужно же было проверить, не закурил ли кто-нибудь, там шел жаркий спор. Депутат Леха стоял у книжного шкафа, куда переехала та часть библиотеки Игоря, которая не поместилась в кабинете, и, тыча пальцами в корешки, кричал:

– Ты вот читать умеешь? Тут написано «Русская историческая библиография». А вот тут – «Русский биографический словарь». А это – «Русская энциклопедия». Понимаешь, мы с тобой в России, и нас должно интересовать – русское. А иначе грош нам цена.

– Да вы понимаете сами, что говорите? – наскакивала на него Настя, размахивая длинными руками. – Русская культура, как и любая другая, наполовину создана иностранцами. Даль был из датчан, Пушкин – эфиопом, Лермонтов – шотландцем, Фонвизин – немцем. Самый полный этимологический словарь русского языка составлен немцем Фасмером, а шедевр российской полиграфии «Византийские эмали» напечатан во Франкфурте-на-Майне. Точно так же Набоков, Шагал и Кандинский, будучи крупнейшими представителями американской, французской и немецкой культуры соответственно, не перестают быть русскими.

Она заметила Лену, подошла к ней и спросила совершенно спокойно:

– Кормить будут? А то мы с Альберто сегодня целый день визиты наносим и кофе пьем, а натура требует чего-нибудь посущественней.

Бедный итальянец сидел в стороне, переводя глаза с одного на другого и явно не понимая, что происходит. Брайловский стоял у красивой ампирной горки и разглядывал фигурки Императорского фарфорового завода, которые Лена недавно начала собирать и за год насобирала целых две.

– Где Сонечка? – обратился он к Андреевской. – Мы не затем сюда пришли, чтобы выслушивать всю эту галиматью, а чтобы ребенка посюськать.

– Ребенок, это хорошо, – мрачно сказал Пивоваров, – но вы мне ответьте, интеллигенция любимая, почему все время надо унижать Россию? Почему в ваших устах русские – обязательно дебилы, а немцы – умные? Что это за мода унижать свою страну, свой народ? У вас тут курят?

– Курить – на лестницу, – строго сказала Лена.

«Где же Дорин? – мелькнуло у нее в голове. – Давно пора ему отзвонить и доложиться».

Дверь открылась, и на пороге появилась Вера Васильевна с Сонечкой на руках. Девочка глядела на всех чуть выпученными глазенками, и трудно было понять, чью сторону в споре она поддерживает. Все, кроме Пивоварова, повскакали с мест и начали кружиться вокруг ребенка, строя ей «козу», щекотя пальцами животик и издавая тот набор бессмысленных звуков, с помощью которых любой взрослый пытается поиграть с чужим маленьким ребенком. Больше всех старались Настя и Брайловский. Альберто, закончив шевелить пальцами возле Сонечкиного живота, отступил на шаг и теперь с нескрываемым интересом следил за своей amicой.

– Я, наша партия, считаем, – вдруг затянул из своего угла депутат, – что все русское должно принадлежать русским. Вот ты, – он обратился к Гришке, – ты, хоть и еврей, ты – правильный, настоящий русский еврей. Я знаю, что ты разыскиваешь за границей и ввозишь сюда шедевры русского искусства, которые по тем или иным причинам там оказались. Я знаю, что этим занимаешься не только ты, многие, но у тебя это получается особенно успешно. За что тебе большая благодарность от всех истинно русских людей.

Он протянул Гришке руку, и тот, явно не понимая, похвалили его сейчас или предупредили о последствиях, пожал ее.

– И вот еще что, – добавил Пивоваров, – по моей информации скоро на рынке должны появиться часы. Очень любопытные и редкие часы. Они, правда, не русские, а швейцарские, но имеют непосредственное отношение к одному очень известному русскому человеку. Так вот, – депутат выразительно взглянул на Лену, – меня они очень интересуют.

«Ах вот зачем ты пришел, – догадалась Андреевская. – Почему-то решил, что часы эти будут в моем поле зрения, и решил обозначить свой интерес. Дорин, Дорин, тебе пора возвращаться».

И словно в ответ ее мыслям зазвенел телефонный звонок.

ГЛАВА 6

 5 апреля, среда

Гости были быстренько выдворены за дверь, потому что Дорин возвращался совершенно неожиданно на день раньше, и, главное, как он сказал, с новостями. Пришлось намекнуть, и все намек поняли, кроме Пивоварова, который и в прихожей все продолжал глупый спор, причем неизвестно с кем, потому что ему никто давно не возражал.

Андрей прибыл с кругами под глазами, таким он, наверное, возвращался из своих рейсов, когда работал бортпроводником. Хотя сегодня Дорин как раз и выполнил норму, которая называлась на их профессиональном языке «разворот», то есть полет в какой-то город и сразу, без ночевки и отдыха, обратно.

Он ужинал и рассказывал Лене все то, что было изложено в предыдущих главах. Упомянул он и про брата Готфрида Циммерманна, банкира, у которого в одном из частных сейфов лежало то, что должно было быть получено за шахматы. Банкир в том же завещании Плантуро назначался душеприказчиком покойного, так что, как выяснилось, со смертью Готфрида ничего в ситуации с обменом не изменилось.

– Ты виделся с ним? – спросила Лена, ставя на стол большую кружку чая для мужа и стакан сока для себя.

– Нет, – покачал головой Дорин, – во-первых, его не было в Мюнхене, он где-то во Франции, во-вторых, шахматы же здесь, зачем идти разговаривать впустую? Я хочу завтра съездить в этот ювелирный салон к Эльвире, взять у нее чек на покупку, чтобы не было неприятностей на таможне, а потом улететь обратно в Мюнхен, чтобы с утра в пятницу встретиться с Циммерманном, он как раз завтра вечером возвращается, и закончить это дело.

– Почему ты не хочешь заняться этим в понедельник и не выматывать себя до последней степени? – спросила Лена, положив свою ладонь на руку Дорина. – Разве что-то горит?

– Какое число будет понедельник? – спросил он, улыбаясь.

– Не знаю.

– А я знаю – десятое…

– Ну и что? – не поняла Андреевская.

– А вторник, соответственно, одиннадцатое. – Он, все так же улыбаясь, смотрел на жену.

– Не понимаю.

– У меня в кабинете стоит компьютер, а в нем файл, а в файле сказано – «Срок исполнения одиннадцатое апреля подпись андреевская».

– Да ну тебя. – Она тоже улыбнулась. – Кстати, все равно успеваешь.

– А представь себе, что я приехал и нужно еще что-нибудь, справка какая-нибудь или свидетельство о рождении, а у меня с собой нет.

– Как хочешь, ты же – в командировке. – Она откинулась на стуле. – Кстати о компьютере. Посмотри, какую я замечательную статью сегодня нашла. Автор тот же – В. Леонидович, – она произнесла это слово с ударением на «и», – умнейший мужик, между прочим. Показать тебе?

– Лучше прочитать.

Лена принесла тетрадку, в которую по старой студенческой привычке выписывала все, что ей казалось достойным и интересным.

– Слушай. «Что отличает ребенка от детеныша животного, что делает его именно человеком?»

– А что наш детеныш? – прервал ее Андрей.

– Наш детеныш мне сегодня улыбнулся и протянул руку. Не перебивай, а слушай.

«Что же отличает ребенка от детеныша животного, что делает его именно человеком? Он ведь рождается даже "недоживотным". То есть любой щенок, котенок, цыпленок даст ему сто очков форы по части выживаемости и приспособляемости. Сравните их, играющих через неделю после рождения, и младенца только поворачиваться начинающего через несколько месяцев. Что же такое заложено в детях человеческих, что отличает их от животных и дает такое развитие, которое позволяет ему стать человеком? Смеем предположить, что здесь действуют два фактора. Во-первых, своеобразие рефлекторной системы. Человек – единственное существо, в котором многие рефлексы заложены парадоксально. Например, сосательный рефлекс удерживает младенца у материнской груди, а защитный – заставляет отвергать все, что прижимается к лицу. В результате маленький человек находится в напряженном поле противоречий, которое и создает возможность развития. Вторым фактором развития, по нашему мнению, является "спонтанное движение". Любые молодые родители знают, что их ребенок иногда вдруг неожиданно и беспричинно начинает двигать всем телом. Это свойственно только человеку, любое движение животного всегда детерминировано. Оно исполнено красоты и изящества, но всегда рефлекторно. А у младенца нет. По нашему мнению, "спонтанное движение" дано ребенку для того, чтобы младенец мог оказаться и оказывался в неожиданных для себя позах и ситуациях. Рефлекторное движение в корне своем механистично. Рука, защищающая лицо, движется по строгой траектории, и вся его (движения) палитра легко раскладывается просто на точки этой траектории. При "спонтанном движении" рука или любой другой орган оказываются в самых неожиданных местах, что придает объем не только движению, но и самому процессу познания и мышления – у него появляется предмет и тема. Нам трудно представить себе, как думает ребенок, но вполне возможно, что у него после спонтанного движения возникает мысль: "А что это там делает моя нога?" Таким образом, пробуя резюмировать и перевести язык движения в абстрактные…» И здесь, ты представляешь, рукопись обрывается, и я так и не узнаю никогда, какие из всего этого следуют выводы. То есть смысл понятен, но хочется прочитать, как сформулировал сам автор.