— Пожалуйста, поверь, я не планировал заранее того, что произошло между нами сегодня…
— Планировал или нет, дело уже сделано.
В ее голосе слышалось столько грусти, что, будь под рукой нож, Доминик готов был сам всадить его себе в сердце.
— Не могу выразить, как я… сожалею о том, что случилось.
Каро бросила на него пытливый взгляд, не зная, следует ли ей успокоиться после такого признания или почувствовать себя еще более оскорбленной. Конечно, их близость была ошибкой, огромной ошибкой с обеих сторон. Но, несмотря ни на что…
— Мне не верилось, что ты способен оскорбить меня еще больше, чем уже оскорбил; очевидно, я ошибалась. — Она отвернулась от него и устремила невидящий взгляд на окно. — Будь любезен, Доминик, распорядись, чтобы мне немедленно принесли горячей воды и налили ванну.
Несколько долгих секунд Доминик смотрел на нее. Потом нагнулся и подобрал с пола оставшуюся одежду.
— Во второй половине дня я заеду к тебе.
Она круто развернулась:
— С какой целью?
Сердце Доминика упало, когда он заметил ее настороженный, подозрительный взгляд.
— Убедиться в том, что ты не испытываешь никакого недомогания после утренних… действий.
Каро невесело усмехнулась:
— Насколько мне известно, сегодня утром мы не совершили ничего противоестественного!
Доминика обдало жаром.
— Конечно нет!
— Тогда не понимаю, почему ты считаешь, будто после… как ты это назвал… утренних действий… я должна испытывать недомогание?
— Черт побери, Каро…
— Может быть, по-твоему, мне следовало упасть в обморок или закатить истерику? — язвительно продолжала она. — Что ж, изволь, но только если ты считаешь такое поведение совершенно необходимым! — Она наморщила нос. — Лично я всегда считала, что женщины, которые чуть что заливаются слезами или закатывают истерику из-за всяких пустяков, полнейшие идиотки!
Несмотря на то что их положение казалось Доминику крайне неловким, он не мог не восхититься ее стойкостью. Такую женщину, как она, он в самом деле еще не встречал. То, что только что произошло между ними, едва ли можно назвать «пустяком». Более того, Доминику казалось, что большинство женщин в ее положении либо осыпали бы его руганью, либо, наоборот, стали бы требовать драгоценности и нарядные платья в виде компенсации за потерю невинности. Каро же попросила лишь приготовить ей ванну.
Он невесело улыбнулся.
— Я бы тоже предпочел, чтобы ты не падала в обморок и не закатывала истерику. — Улыбка увяла, и он окинул ее пытливым взглядом. — Неужели первый опыт в самом деле не повредил тебе?
Он помнил, в какую ярость пришел, вернувшись в Блэкстоун-Хаус и обнаружив, что Каро нет. Еще больше он разъярился, когда приехал в клуб «У Ника» и обнаружил там Каро, которая беззаботно болтала с Николасом Брауном, — даже теперь сердцебиение у Доминика учащалось, когда он представлял, что случилось бы с Каро, не окажись он рядом, когда ей хватило глупости пригласить Брауна на прогулку по парку! После всего Каро подлила масла в огонь, обвинив его в трусости и нерешительности… Видимо, у него просто не выдержали нервы.
И за его несдержанность Каро заплатила своей невинностью…
— Мне хорошо, как только можно ожидать при таких обстоятельствах. — Увидев недоверчивую гримасу на лице Доминика, Каро горделиво вскинула подбородок. Она поняла, что произошедшее куда больше задело ее гордость, чем тело.
Время от времени Каро украдкой смотрела на Доминика. Как он красив! Темные волосы взъерошены, рубашка расстегнута, из-под нее видна мускулистая грудь. Ей показалось, что она знакома с его телом лучше, чем с собственным…
Она решительно тряхнула головой:
— Мы оба ошибались, и покончим на этом!
Доминик еще несколько секунд продолжал пытливо смотреть на нее. Каро нарочно не отводила глаз в сторону. Ей не хотелось показывать ему своей тревоги. Она испугалась не их близости, что бы там ни думал Доминик. Гораздо больше страшили собственные чувства, которые и толкнули ее к нему навстречу, довели до их необузданной и чудесной близости.
Он нахмурился.
— Обещай, что будешь держаться подальше от Николаса Брауна!
— Уверяю тебя, в таком обещании нет никакой необходимости. — Каро раздраженно насупила брови. Неужели Доминик может подумать, что ей хочется повидаться с мерзавцем? Он ведь сам рассказал ей, что именно Браун велел головорезам избить лорда Торна и в конечном счете стал причиной ее заточения в этом доме!
Больше всего Доминику хотелось заключить Каро в объятия и стереть морщину с ее лба, убрать тени из глаз. И все же он приказал себе терпеть. Сейчас она, должно быть, испытывает боль после их близости. Кроме того, Доминик еще недостаточно овладел собой и понимал, что едва ли сможет остановиться. Стоит ему прикоснуться к ней, и он снова займется с ней любовью — на сей раз до самого конца.
Первый раз он переспал с женщиной в шестнадцать лет. Потом многие женщины дарили ему физическое наслаждение. Внутренне содрогнувшись, он понял: с Каро все совсем не так, как с другими, пусть даже их близость и оказалась прерванной. Рядом с ней он полностью забылся. И готов был получить еще не испытанное наслаждение…
— Каро…
— Доминик! — Глаза ее вспыхнули, когда она повернулась к нему лицом; видимо, она сдерживала свои эмоции из последних сил. — За прошедшие два дня мне пришлось пережить многое. Из-за меня вспыхнула драка, невинного человека избили чуть ли не до смерти, потом меня насильно увезли из дома, я пила чай с человеком, который, если верить тебе, приказал избить твоего друга. Затем ты уволок меня сюда, притащил, как вещь… и занялся со мной любовью. Должна тебя предупредить, я почти на грани. Если ты сию же минуту не уйдешь, я за себя не ручаюсь! — Голос ее дрожал; желая отвлечься, она позвонила, вызывая горничную.
Доминик все еще медлил.
— А еще дай мне слово, что никуда не уедешь одна, ведь теперь ты знаешь, какая угроза над тобой нависла!
Могла ли Каро дать Доминику такое обещание? Был ли у нее другой выход? Единственное место, куда ей сейчас хотелось попасть, — Шорли-Холл в Гэмпшире, где она могла побыть с сестрами и зализать раны. Но после знакомства с Николасом Брауном о возвращении домой не могло быть и речи. Она не имела права навлекать опасность на самых близких людей…
По правде говоря, больше всего Каро хотелось остаться одной и дать волю слезам. Плакать громко, навзрыд. А потом посидеть и подумать обо всем: и о потере невинности, и о собственной распущенности, какая неожиданно обнаружилась в ней утром в объятиях Доминика.