Читать интересную книгу Вопрос и ответ - Патрик Несс

Уилф мигом вскакивает из-за стола.

— Не торопись, поужинай, — пытается остановить его госпожа Койл. — Необязательно делать это прямо сейчас.

— Да я ж только рад! — Он стряхивает крошки со штанов и уходит.

— Кого взрываем сегодня? — спрашиваю я.

Госпожа Койл поджимает губы:

— Хватит, Виола!

— Я тоже хочу поехать. Если вы едете в город, я с вами!

— Терпение, дитя, — отвечает она. — Всему свое время.

— И когда наступит мое? — не унимаюсь я. — Когда?

Но госпожа Койл только повторяет:

— Терпение.

Надо сказать, тон у нее отнюдь не терпеливый.

С каждым днем темнеет все раньше и раньше. Я сижу на улице на груде камней, слежу за наступлением ночи: сегодняшние подрывники грузят на телеги мешки с неизвестно чем. У некоторых из них теперь есть Шум: лекарство приходится экономить, поскольку запасы его подходят к концу. Мужчины «Ответа» принимают уменьшенную дозу, только чтобы Шум не слишком выделялся из общего городского РЁВА, однако для допросов с пристрастием этого недостаточно. Риск очень велик, нашим мужчинам становится все опаснее появляться на улицах города, но ничего другого не остается.

А поскольку жители Нью-Прентисстауна ночью спят, их можно ограбить и взорвать.

— Привет! — Из темноты ко мне незаметно подходит Ли и садится рядом.

— Привет! — здороваюсь я.

— Все хорошо?

— А почему нет?

— Да так. — Он подбирает с земли камень и швыряет в ночь. — Действительно, чего это я.

На небе начинают появляться звезды. Мои корабли где-то там. А на их борту — люди, которые могли бы нам помочь, нет, которые помогли бы, если б только удалось с ними связаться… Симона Уоткин, Брэдли Тенч, славные, умные люди, которые прекратили бы весь этот бред, эти взрывы и…

У меня снова спирает грудь.

— Ты в самом деле убила человека? — спрашивает Ли, швырнув еще один камень.

— Да. — Я подтягиваю колени к груди.

Минуту-другую Ли молчит, а потом все-таки спрашивает:

— С Тоддом?

— Ради Тодда, — отвечаю я. — Чтобы спасти его. Вернее, нас обоих.

Солнце окончательно село, начинает быстро холодать. Я еще крепче прижимаю к себе колени.

— Знаешь, а она ведь тебя боится, — говорит Ли. — Ну, госпожа Койл. Думает, что ты очень сильная.

Я смотрю на него сквозь темноту, пытаясь разглядеть лицо.

— Глупости!

— Я случайно подслушал, что она сказала госпоже Брэтит: мол, ты могла бы вести в бой целые армии, если б захотела.

Я качаю головой, но он-то, конечно, не видит.

— Она меня не знает.

— Пусть так, но зато она очень умная.

— И все покорно идут за ней, как собачонки.

— Кроме тебя. — Он дружески пихает меня плечом. — Может, это она и хотела сказать.

Из пещер поднимается легкий гул: летучие мыши готовятся вылететь на охоту.

— А ты-то почему здесь? — спрашиваю я. — Почему пошел за ней?

Я уже задавала Ли этот вопрос, и он всякий раз менял тему.

Но сегодня будет по-другому. Я чувствую.

— Мой отец умер на войне со спэклами, — говорит Ли.

— У многих там отцы умерли…

Я вспоминаю Коринн. Где она, что с ней?..

— Я его почти не помню, — продолжает Ли. — Нас со старшей сестрой воспитывала мама. А сестра у меня… — он смеется, — тебе бы она понравилась. Такая боевая, язык что бритва. А какие у нас драки были, ты не поверишь! — Ли опять смеется, но уже тише. — Когда пришла армия, Шивон хотела сражаться, а мама нет. Я тоже хотел, но Шивон с мамой жутко повздорили: сестра готова была броситься в бой, — и нам пришлось чуть ли не силой держать ее дома.

Гул становится все громче: Шум мышей эхом отдается в стенах пещеры.

Лететь, лететь, говорят они.

— Но долго держать ее взаперти мама не могла, — продолжает Ли. — Армия вторглась в город, а на следующий день всех женщин свезли на восток города. Мама велела нам сотрудничать — «это только на время, пока мы не поймем, что происходит, может он и не злодей вовсе»… ну, все такое…

Я молчу и радуюсь, что он не видит моего лица.

— Шивон не могла сдаться без боя, понимаешь? Она орала на солдат, отказывалась идти с ними, а мама умоляла ее замолчать, не злить их, но Шивон… — Ли умолкает и цокает языком. — Шивон ударила первого же солдата, попытавшегося увести ее силой. — Он делает глубокий вдох. — А потом все смешалось. Я бросился в драку, но меня тут же уложили на лопатки, в ушах какой-то звон, солдат прижал меня коленом к земле, мама вопит, а от Шивон — ни звука… Я вырубился, а потом, когда очнулся, в доме никого, кроме меня, не было…

Лететь, лететь, говорят мыши в пещере. Прочь, прочь.

— Я искал их, когда режим немного смягчили, но так и не нашел. В каждую хижину, в каждое общежитие заглянул, обошел все лечебные дома. А в последнем, доме госпожи Койл, нашел «Ответ». — Он умолкает и поднимает голову. — Смотри, полетели.

Из пещер вырываются огромные стаи летучих мышей: как будто мир перевернули вверх дном, и из дырок хлынула чернота, затопляющая синее ночное небо. Вокруг стоит такой грохот, что разговаривать невозможно. Мы сидим и молча наблюдаем.

Размах крыльев у летучей мыши — минимум два метра, сами крылья мохнатые, уши короткие и щетинистые, а на кончике каждого расправленного крыла ярко зеленеют фосфоресцирующие пятна: благодаря им они сбивают с толку свою добычу, мошек и жуков. Эти пятна светятся в темноте, и нас на какое-то время словно накрывает покрывалом из мерцающих зеленоватых звезд. Трепещущий воздух полон тонкого писка: Лететь, лететь, прочь, прочь

Через пять минут они исчезают в лесу и не вернутся до самого рассвета.

— Что-то готовится, — говорит Ли в наступившей тишине. — Ты прекрасно знаешь, я не могу сказать тебе что именно, однако я пойду со всеми — это шанс отыскать мою мать и сестру.

— Тогда я тоже пойду, — говорю я.

— Она тебе не позволит. — Он оборачивается ко мне. — Обещаю, я постараюсь найти Тодда. Я буду искать его так же, как Шивон и маму, клянусь.

Над лагерем раздается звон колокола, означающий, что все рейдерские группы отправились в город, а всем остальным пора укладываться спать. Мы с Ли ненадолго остаемся в темноте и сидим, касаясь друг друга плечами.

24

ТЮРЕМНЫЕ СТЕНЫ

[Тодд]

— Неплохо, — говорит мэр, сидя верхом на Морпете, — особенно для неквалифицированной рабочей силы.

— Мы бы еще больше успели, — говорит Дейви, — если бы не дождь и грязь.

— Нет-нет, — успокаивает его мэр, окидывая взглядом участки, — вы прекрасно справились, вы оба. Столько всего сделали за какой-то месяц!

Мы дружно смотрим на то, с чем так прекрасно справились за месяц: полностью заложили фундамент для одного длинного здания, подготовили опалубку для остальных, а местами даже начали засыпать ее камнями из разобранных монастырских стен. Из брезента получилось что-то вроде крыши — наше творение уже похоже на настоящую постройку.

Он прав, мы прекрасно справились.

Мы и тысяча сто пятьдесят спэклов.

— Да, — кивает мэр, — я весьма рад.

Шум Дейви приобретает розоватое сияние — смотреть противно, ей-богу!

— Так что это такое? — спрашиваю я.

Мэр удивленно смотрит на меня:

— Что именно?

— Ну, все это. — Я показываю на здание. — Что мы строим?

— Как закончишь стройку, Тодд, я непременно приглашу тебя на торжественное открытие.

— Но ведь это не для спэклов?

Мэр хмурится:

— Нет, Тодд, не для спэклов.

Я тру лицо тыльной стороной ладони и слышу какой-то лязг в Шуме Дейви — лязг этот станет еще громче, если я окончательно испоганю ему момент славы.

— Да просто… морозы уже три ночи подряд бьют, и зима на носу.

Мэр разворачивает ко мне морду Морпета. Жеребенок думает тот. Жеребенок отходит.

Я пячусь, даже не задумываясь.

Мэр вскидывает брови:

— Ты просишь поставить обогреватели для рабочих?

— Ну… — Потупившись, я смотрю на землю, а потом на здание и спэклов, которые забились в самый дальний угол, насколько это вапще возможно в такой тесноте. — Может пойти снег. Я не знаю, выживут ли они.

— О, спэклы куда живучее, чем ты думаешь. — Голос у мэра тихий и полный какого-то неуловимого чувства. — Куда живучее.

Я снова опускаю глаза:

— Ну да. Наверно.

— Я попрошу рядового Фарроу привезти сюда маленькие ядерные обогреватели, если тебе станет от этого легче.

Я удивленно моргаю:

— Правда?

— Правда?! — вторит мне Дейви.

— Они хорошо поработали, — говорит мэр. — Под вашим руководством, конечно. Ты проявил настоящее усердие, Тодд. Настоящие лидерские качества. — Он улыбается — почти тепло. — Я знаю, как ты не любишь видеть страдания других. — Он все смотрит мне в глаза, прямо-таки подбивая меня нарушить зрительный контакт. — Твоя нежность похвальна.