глухих, дурных, отборных 
Безмолвных, чёрных, непокорных,
 Что если глаз не отведёшь,
 То всё нутро бросает в дрожь.
  А значит надо очень мирно
 Лежать в тиши по стойке смирно,
 И обнимать свою кровать.
 А глаз совсем не открывать.
    Я УМЕЮ
    Я умею буквы в строчки
 собирать
 и могу, как будто в сказке,
 написать
 море, лето, даль, печаль, луну,
 рассвет,
 или то, чего на свете
 вовсе нет.
 Можно даже воробьёв
 весёлый свист
 положить широким росчерком
 на лист
 и надеяться,
 средь серых будних дней
 эти буквы прозвучат
 в душе твоей.
     АХ, ЕСЛИ Б ЗНАТЬ
    Ах, если б знать,
 что это сласть —
 в объятья Музы
 страстной впасть.
   Ведь станет —
 ведьма! — диктовать
 о чём, когда и как
 писать.
   Что есть, что пить,
 чего носить,
 кого любить,
 кого хвалить,
 кому подарочки дарить,
 и что при этом
 говорить.
   И это б ладно,
 не беда,
 когда бы раз.
   Но навсегда?..
   И вот, дурак,
 пляши потом
 под Музы
 вечным каблуком.
     ГРЕХ
    Измерить рифмою одиночество
 Любви покинутой — это грех,
 Которым дарит его высочество,
 Господь, как милостью, но не всех,
   А только ближних, в печали горькой
 Молитвой долгой просили чтоб,
 В грядущем время скороговоркой
 Их чувства снова произнесло.
   И может быть, в окоёме звёздном,
 Где счастье живо, а даль чиста,
 Кому-то шепчет знакомый голос:
 — Я так любила. И так ждала.
     ЕСТЬ МЕСТО…
    Есть место на далёком берегу.
 Там осенью деревья конопаты,
 Мешает дед солёную уху,
 Табак в продмаг завозят к четвергу,
 Соседский конь пасётся на лугу,
 Поёт свирель, и запах свежей мяты
   Струится вдоль вечерней тишины
 Над грядками ухоженного сада.
 При свете народившейся луны
 Поблёскивает окнами фасада
   Домишко, что пыхтит печной трубой
 И мирно охраняет палисадник,
 В котором спит, тогда ещё живой,
 Усталой плетью зрелый виноградник.
   А в полночь крышу трогает звезда,
 Молочный путь гирляндами играет,
 И пышная, как тётка, лебеда
 Росу в ладони листьев собирает…
   И там во всём, куда ни кинешь взгляд,
 Отыщется видение былое,
 Как будто ангел много лет назад
 Навеял сон блаженства и покоя.
   Мне память машет ломаным крылом,
 Отчаянно кричит ночною птицей,
 Что редко вспоминаю этот дом,
 Хотя, быть может, думаю о том,
 Когда настанет время возвратиться.
   Он тих, родим, уютен, невысок,
 Осенним сквозняком слегка простужен,
 Но жив, как детства милый огонёк,
 И верит, что ещё кому-то нужен.
     НОЯБРЮ
    Глядит с небес какоето.
 Оно безмолвно и светло.
 Оно тихо, разумно, чутко
 И дай ему ещё минутку,
 Секунду дай — заговорит!
 И всё поймёт, зашелестит,
 Улыбкой нежной угостит,
 Обнимет, тихо скажет: — Да
 брось, какая ерунда.
 Дружок, у нас, какоетов,
 Бывал расклад и не таков.
 А я поверю, не шутя.
 Нельзя иначе! И не зря.
 Покуда верить нужно мне
 В ноябрьской серой маяте
 Какой-нибудь какоете.
     СЛУЖЕБНЫЙ РОМАН
    Быть может, это тяжкая обуза,
 А может быть совсем наоборот,
 Но каждый день меня терзает Муза,
 И даже в ночь покоя не даёт.
   Назойлива, как комнатная муха,
 Настойчива, как утренний комар,
 Что день за днём напискивает в ухо,
 Сюжетов и стихов репертуар.
   Размеры, ритм и рифмы предлагая,
 Мозги переплетая в макраме,
 Глядишь, и доведёт меня до края,
 Вот только жаль расстаться с реноме.
   С годами стало ясно в чём причина,
 И в общем-то банальная весьма:
 Я очень обаятельный мужчина,
 И дочь любви оставил без ума.
   Так может упираться и не стоит,
 Она ведь тоже девка хоть куда.
 Меня, сказать по правде, беспокоит,
 Что сам по ней давно схожу с ума.
     КАЗАЛОСЬ БЫ…
    Из каждой книжки, тв, блокнота,
 Гаджета, как пулемёта,
 Журнала, табло, газетки,
 Да что там, даже розетки
 В голову мысли сыплются,
 Бурной рекою льются,
 Даются кем-то, осознаются,
 Трутся, мнутся, передаются
 И продаются.
 Казалось бы, при таком изобилии
 Только крути-верти извилины,
 А уже через пару дней
 Эйнштейна будешь самого умней,
 Гегель покажется мальчиком,
 А Карл, он же Маркс, обманщиком,
 И станешь, как исполин,
 Воли своей господин.
 Но нет.
 Мы…
 Мы не становимся умней.
 Только стареем. Быстрей.
 И быстрей.
     ДИРИЖАБЛЬ
    Шутка. Исключительно
 для хорошего настроения.
   Мечтаю… в серый зимний день,
 Когда тоска и хмарь,
 Пусть в небесах над головой
 Повиснет дирижабль.
   Огромный чтоб ни дать, ни взять
 Не знаю почему,
 И слово «ЖОПА» написать.
 Красиво. На боку.
   Хочу, чтоб весь честной народ
 Словечко увидал,
 Глазел с утра разинув рот
 И в голос хохотал.
   «Смотрите, жопа в небесах!»
 Пусть каждый прокричит,
 И пусть она на всех парах
 Куда-то улетит.
   И станет жопа не страшна,