не происходит… 
Видно, ёжик не выходит.
   НОСТАЛЬГИЯ
    Исчезла, будто навсегда,
 Дождей холодная вода,
 И желтизна сырой листвы,
 И терпкий запах красоты,
 В котором царствовала осень,
 И стал чертовски несерьёзен
 Бесцветьем крашеный пейзаж,
 Что так томил характер наш
 Хандрой и грустью безнадёжной,
 А ныне скрыт и невозможен
 В просторах вечной белизны.
 По нём порой скучаем мы.
   Когда, скажите мне на милость,
 Вернёт пленительную сырость
 Дождливых слёз на небосводы
 Каприз изменчивой природы?
     ЁЖИК, БЛИН!
    Вышел ёжик из тумана, а за ним
 Появился неприятный господин
 В шляпе, белых шароварах на ремне,
 И с трёхствольною берданкою в руке.
 Тут же, тенью с господинова плеча
 Мигом выпорхнул, противно гогоча,
 Жёлтый, очень одноглазый попугай,
 И давай орать ужасное: «Бонзай!»
 Вышел пьяный незадачливый мужик,
 Вынул нож-тесак и старый дробовик,
 Вышли двое подозрительных парней…
   Ежик, блин, вернись в туман скорей!
     О ПОЭЗИИ
    Бог призвал к себе поэта.
 — Ты какого, твою мать!
 Где баллады и сонеты,
 Чтобы душу развлекать?
 Я тебе, блин, ежедневно
 Жизнь роскошную дарю.
 Будь добёр, и непременно
 Строго по календарю
 Написать стихов чудесных
 Штуки три, а лучше пять,
 Чтобы я в тиши небесной
 Мог поэзию вкушать.
   Хмуро глянул глаз поэта.
 — Стих — не стельки для штиблет.
 Ты прости, господь, за это,
 Но во мне порыва нет.
 Тут бы каплю вдохновенья,
 Чтоб не лаптем щи хлебать.
 Чувство — редкое мгновенье.
 Надо всё же понимать.
 — Ладно, — молвил тот с усмешкой, —
 Сын возлюбленный Адам.
 Вдохновение? Конечно.
 Мне, надеюсь, по зубам.
   Р-раз! — и сердце человека
 Вмиг забилось горячо:
 Дева (словно ипотека!)
 Пала грудью на плечо.
 Встрепенулась жизнь, как в сказке,
 Ночью — секас, днём — сонет.
 Вечер — ласки, танцы-пляски,
 Утром — пламенный сюжет.
 Рифмотворчество людское
 Женский, стало быть, подвох.
 Бог — случается ж такое! —
 Еву создал для стихов.
     ХВАТИТ КИСНУТЬ
    Хватит киснуть, чахнуть и грустить.
 Новый год бушует на дворе.
 Радуйся. Танцуй и веселись.
 Тридцать дней осталось в декабре.
   Вкусности замешивай в салат,
 Пол помой, почисти мандарин,
 Фрак возьми для форса напрокат,
 Ёлку ставь и вешай серпантин.
   Выброси всю дурь из головы.
 Старую. Немедля. Насовсем.
 Чтоб ни капли мелких, бытовых
 Глупых и надуманных проблем.
   Любишь если — так и говори!
 Если нет — не время горевать.
 Жги огонь страстей в своей груди,
 А потухнет… ну и наплевать.
   Эти дни — для счастья и чудес.
 Время перешагивать черту.
 Взмыть душой и сердцем до небес,
 И поймать заветную мечту.
     ПОМИЛУЙТЕ, КОЛЛЕГИ!
    Из каждого стишонка и рассказа,
 А хлеще — из романов и новелл,
 Дожди и слёзы льются безотказно,
 Да так, что я тихонько о… фигел!
   Помилуйте, коллеги, и окститесь.
 Уже не счесть немереный объём
 Тоски, что был в стихи до края вылит
 А мы всё льём и льём, и льём, и льём…
   Да ладно бы в стихи, в сухую прозу
 Закачаны несметные моря
 Дождя, и, надо думать, эта доза
 Сомкнулась над макушкой сентября.
   Алисе было за год не наплакать,
 А осени и четверть не пролить
 Того, что расплескали бедолаги.
 Коллеги, это надо прекратить!
   Приход зимы теперь уже не шутка,
 А чистое спасенье как пить дать,
 Ведь если слёзы лить ещё минуту,
 Уже и кошке негде будет… лечь.
     ТЕПЛО ПРИКОСНОВЕНИЙ
    В судьбе, как видно, что-то не сошлось,
 Но нет ни слёз, ни долгих ожиданий,
 Ведь всё конечно было не всерьёз,
 А так, всего лишь парочка свиданий,
   Объятий, нежных слов, и нет беды,
 Что не сумели стать незаменимы,
 И волею насмешницы судьбы
 Поныне одиночеством любимы.
   Одним теперь душа ещё болит
 Среди давно исчезнувших мгновений:
 Твоя ладонь отчаянно дрожит
 В моей теплом былых прикосновений.
     СЕЛЁДКА СМОТРИТ СИРОТЛИВО
    Селёдка смотрит сиротливо,
 И хвост еёйный недвижим.
 Она теперь — закуска к пиву,
 А я — несчастный пилигрим,
   Как колобок, ушёл от многих,
 Скупой судьбы своей страшась,
 А ныне, жалкий и убогий,
 Засох, что вяленый карась.
   У рыбы то же, нафиг, горе.
 Блестя в прозрачной чешуе,
 Плескала брюхо в синем море,
 Теперь — зажата в пятерне.
   Едина цель, одно везенье,
 Мы разорвали жизни нить,
 Я — чтобы выхлебать похмелье,
 Она — чтоб зелье закусить.
   Хребет объеденный — в корзину!
 Но мой конец ещё страшней:
 Жевать тоскливую рутину
 Под горький привкус серых дней.
     ЯВЬ ЛЕТНЯЯ
    Струится летней неги явь,
 прощальный стон из уст Эола
 покинул сладкий сон дубрав
 звенящей ноткой рок-н-ролла,
 что исполняет новый день
 с его объятьями цветными,
 чуть-чуть мозгами набекрень
 и развлеченьями шальными.
 Как старый друг рукой в плечо,
 толкает утро что есть мочи
 горячим солнечным лучом,
 кричит, поёт, зовёт, хохочет…
     НАЕДИНЕ