не дотягивала до верхнего яруса; наверное, природным освещением озаботились тоже давно. Те же, кто выкапывал бассейны.
Сольварай резко остановилась, и Леда поняла, что непонятный запах стал сильнее.
– Что за задержка?
– Вот твоя тайна – развлекайся, – выплюнула Колючка Соль и кивнула куда-то вниз.
Леда опустила взгляд и увидела темный бассейн, почти такой же, как на поверхности, только выдолбленный в скале и явно куда более глубокий. Прищурилась: в глубине что-то шевелилось. Словно клубок змей… или…
Ослепительно белый угорь махнул хвостом, и воздух наполнился озоном. По камням пробежали искры.
Жадары держали нитевых угрей.
Леда не думала, что они в самом деле существуют, хотя, конечно, читала о них в книгах Цеховой библиотеки. Некоторые животные менялись под воздействием Порезов и сочащейся из них магии. Не все и не сразу, но отличить их было легко: они становились снежно-белыми, словно Мироздание уготовило им особую судьбу. А еще они были опасны, и Цех вел таким учет.
Эти угри явно вырабатывали что-то световое: они пахли грозой. Леда видела бежавшие по их спинам нити, целые пучки нитей, бледно-голубых и алых, совсем как те, которые использовали для отопления и в некоторых подвижных механизмах.
– Мы выращиваем их для того дельца из Двужилья. Он обещал… – Сольварай глубоко вздохнула и отвела взгляд. – Мы сможем выкупить ферму.
В пещере повисло молчание, а потом Соль продолжила:
– Сдашь нас своему Благому Корпусу? Чтобы мы совсем лишились фермы?
Так, скорее всего, и будет. Если Леда сообщит об этом, Корпус отнимет у Жадаров угрей и они лишатся шанса вернуть свою собственность.
Леда подняла взгляд на Соль и всмотрелась в темноту позади нее.
– А там что?
Сольварай обернулась, словно забыла, что находится за ней, и пожала плечами.
– Тупик. Заложил наш отец, чтобы никто сюда не залезал… с той стороны.
Она закусила губу. Леда вздохнула.
Она ожидала найти тайные механизмы, или тайную коллекцию писем, или даже Вихо Ваари, которого Сольварай решила спрятать по старой дружбе. Но о нитевых угрях она и подумать не могла.
Глава двенадцатая, в которой Леда работает
Дни Леды наполнились рутиной.
Она просыпалась в одной из комнат – их здесь было столько, что хоть перебирайся в новую каждый день в течение полумесяца, – приветствовала Буяна, если он был здесь, и спускалась в подвалы, где теперь хранились запасы еды. Жадары периодически снабжали ее свежими морскими тварями с фермы и не брали денег. Запас шпилек все равно иссякал, но об этом Леда думала, только лежа по вечерам в кровати и пытаясь понять, что ей делать дальше. После того как ее выставили за порог Цеха, после того как она вышла на след Алетеи, Леда могла думать только о том, чтобы исправить испорченное. Вместо этого она угодила в туман расследования и встретила чудовище, которое, кажется, слепила сама.
Леда написала Жоррару – ни на что особо не надеясь. Но сеть его знакомств могла бы помочь.
Она сомневалась, что мастер Бражник обрадуется, если она вдруг напишет ему с вопросом о нитях судьбы. И не то чтобы Цех скрывал записи: какое-то время Леда практически жила в их библиотеке. Там не было системы, порядка, да и толкового библиотекаря тоже – мастерицу Павлин больше интересовал ее вечно разрастающийся механизм, который она хранила среди бумаг. Сотни его зеркальных глаз наблюдали за всем, что происходило в библиотеке и на Этаже Сделок тоже. Мастерица Павлин была библиотекарем только номинально: Цеху не хотелось, чтобы о ее механизме кто-нибудь знал. Иногда мастерицу Павлин заносило, и она болтала о том, что вскоре такие зеркальные глаза будут повсюду и можно будет наблюдать за тем, что они видят, с помощью карманных зеркал. Проблема состояла в том, что вечно тянуть нити за переносными зеркалами было невозможно, как и позволять им переплетаться с подобными им прямо на улице. Во что тогда превратится Город-Гроздь? В подобие Нежевора-на-Озере, ставшего тенью своего былого величия, города-призрака, чей двор совершил куда больше ошибок, чем Леда?
Она сама помнила все, что читала о нитях судьбы прежде: те легенды, где мастера дорого платили за попытки вмешаться в ход вещей. Кое-где дописывали, что ход этот – вотчина Ткачей и что только они могут менять полотно Мироздания, но не как им вздумается, ведь у всего есть правила.
Записи Ваари стали бы для нее неплохим подспорьем… если бы уцелели. Леда помнила только то, о чем прочла, а прочла она совсем немного. Зацепилась взглядом за легенду про Агорского царя, которую уже знала: в ней человек, мечтавший заполучить трон, действительно изменил свою судьбу, но не сам, а через мастера Маревой Ложи. Туда Леда смогла бы отправиться, только став мастерицей Цеха, но эта дорога была для нее закрыта. И потому Леда делала то, что могла: заново училась обращаться с нитями. Стискивала зубы и брала дрожащими руками ножницы, совсем не предназначенные для работы с нитями судьбы. Ей нужны были настоящие – те, в которых добытого глубоко под землей, но упавшего с неба металла было гораздо больше, чем в подарке Жоррара, сработанном в основном из серебра.
Леда рассказала об этом Буяну. Она рассказала ему обо всем, что помнила и знала, пока пыталась подцепить нить отопления и носилась по залам. Буян слушал внимательнее, чем ей казалось, потому что через несколько дней он появился в доме с целым ворохом ножниц: облепленных водорослями, начавших ржаветь, поломанных и оплавленных пожаром. Ножниц, добытых со дна моря. Ножниц из дома Ваари.
Пришлось объяснить, что все не так просто. Но Буян не перестал копаться в обломках дома Ваари, и однажды Леда отправилась с ним.
Остов дома представлял собой печальное зрелище: часть его ухнула в море, а вторая осталась чернеть, сражаясь с дождем. Груду металла, в которой Леда раскопала Алетею, разметало по всему побережью. Леда прошлась по остаткам полов, проверила, нет ли там, под ними, еще каких-нибудь тайников.
День был солнечным. Туман теперь отступал куда охотнее и был хлипким, не чета тем стенам, которые приветствовали Леду по приезде в Инезаводь. Это казалось хорошим знаком – может, оттого, что песни настигали Леду именно в тумане.
Сапоги стучали по почерневшим доскам, и Леду пробрало дрожью. Меж лопаток ожила фантомная боль – в том месте, куда вонзились одни из ножниц. Как оказалось, совсем слегка, но тогда… впрочем, тогда Леда не успела толком подумать о причине боли. Тот день остался в ее воспоминаниях днем, когда она услышала голос Буяна. И когда посадила под замок возможного поджигателя.
Она думала о Расионе Деже чаще, чем ей хотелось бы. Не могла не думать, потому что внутри все еще скреблось какое-то неуютное чувство, а письмо, отправленное в Двужилье, пока оставалось неотвеченным. Не могла не думать, потому что вчера Инезаводь прощалась с Агатой Дэси.
Для нее сплели погребальную колыбельную – из слов и нитей, самых обычных, над которыми работали девчонки Штормов и Лиса, частенько теперь заглядывающая наверх. Она говорила, что не хочет оставлять Дэси одного, и даже Джарх только качал головой, но не удерживал ее. Штормы в первую очередь были людьми.
Колыбель пустили по ветру, когда он переменился и задул с земли на воду. Леда наблюдала издалека: ей казалось, что она должны быть здесь. Она даже надела заштопанный и столько раз искупавшийся в соленой воде мундир – сама не зная толком зачем. Разноцветные нити исчезли в море, а изломанный Дэси доковылял до Леды. Она боялась, что тот начнет ее благодарить. Но он этого не сделал – прищурился, поднял взгляд, а потом покачал головой.
– Что ж, Коготь, больше вы здесь не нужны, – проскрипел он, развернулся и направился к громаде моста. Его поддерживала Лиса, которая впервые, кажется, за все время, что Леда ее знала, надела темное.
– Ты так и не рассказала мне про ту штуку! – голос Тиля вытащил Леду из вчерашнего дня.
Она вздрогнула, чуть не споткнувшись и не