Двадцать шестого мая 1777 года Потемкин устроил аудиенцию императрицы с потенциальным фаворитом — смуглым, изящным, кареглазым, затянутым в голубой гусарский мундир. Потемкин сразу понял, что его выбор сделан верно: Завадовскому вдруг был предоставлен шестимесячный отпуск. А тем временем Зорич, став полковником, флигель-адъютантом и шефом лейб-гусарского эскадрона, поселился в апартаментах фаворитов, пройдя предварительную апробацию у доктора Роджерсона, графини Брюс и двух других пробир-фрейлин. (Далее, по мере появления новых фаворитов, мы не станем повторяться, ибо каждый из них проходил через те же самые ворота.)
О знакомстве Зорича с императрицей рассказывали, впрочем, и другое. Говорили, что Семен Гаврилович Зорич, рассорившись с командиром полка, в котором служил, поехал в Военную коллегию в Петербург просить о переводе его в другой полк. В первый же день проигрался он в карты в пух и прах, так что не осталось у него денег даже на обед в трактире. По счастью, он встретил на улице знакомого, который ехал в Царское Село к приятелю своему, гоф-фурьеру. Он взял Зорича с собой и хорошо угостил его, а точнее — напоил.
Выпивший Зорич пошел погулять в дворцовый сад, сел на скамью под липой, да и заснул. Вот тут-то и увидела его проходившая мимо Екатерина. Зорич приглянулся ей своей статью и ростом, и она велела камердинеру Зотову сесть рядом с офицером на скамью, дождаться, когда он проснется, и пригласить гусара к ней на ужин. С этого все будто бы и началось.
Как бы то ни было, в свои тридцать лет Зорич успел повидать многое. В пятнадцать лет он уже воевал с пруссаками в чине вахмистра в гусарском полку. Он храбро дрался, побывал в нескольких рукопашных схватках, получил три сабельные раны, попал в плен, но сумел бежать. В 1764 году он воевал в Польше, в 1769–1770 годах — с турками в Бессарабии, прославившись на. всю армию бесшабашной удалью, дерзостью, воинской удачливостью и немалым командирским талантом.
Третьего июля 1770 года отряд ротмистра Зорича попал в окружение. Сам командир получил две раны копьем и одну саблей и был взят в плен. Четыре года просидел он в страшной султанской тюрьме — Семибашенном замке, потом еще год прожил в Константинополе, пока наконец после заключения Кучук-Кайнарджийского мира не вернулся в Россию. Здесь, получив орден Георгия 4-го класса, попал он на глаза Потемкину, и тот решил использовать Зорича в своих целях.
В сентябре 1777 года Зорич был уже генерал-майором, кавалером иностранных орденов: шведских — Меча и Святого Серафима и польских — Белого Орла и Святого Станислава. Он стал обладателем нескольких богатых поместий и большого местечка Шклов в Могилевской губернии, купленного ему Екатериной за 450 000 рублей у князя Чарторижского.
Эти поместья и Шклов перешли к России в результате первого раздела Речи Посполитой в 1772 году.
Зорич стал одним из богатейших вельмож и землевладельцев, однако ни земли, ни чины, ни ордена, ни богатства не прибавили Зоричу ума, которого ему недоставало. Еще не отметив годовщину своего «случая», Семен Гаврилович решился учинить афронт своему несокрушимому сопернику и благодетелю — Григорию Александровичу Потемкину.
Пребывая вместе с ним и Екатериной в Царском Селе, он затеял ссору и даже вызвал Потемкина на дуэль, но вместо поединка отправился за границу, куда его мгновенно спровадила Екатерина. А по его возвращении осенью 1778 года ему велено было отправляться в Шклов.
Зорич поселился в старом замке польских графов Ходкевичей, отделав его с необычайной пышностью и устроив в своем доме беспрерывный праздник. Балы сменялись маскарадами и спектаклями, пиры — охотой, над замком почти всякую ночь горели фейерверки, по три-четыре раза в неделю устраивались спектакли, а в парке и садах вертелись карусели, устраивались катания на тройках, народные гуляния и непрерывные приемы гостей.
Дважды Зорича навещала Екатерина и была встречена экс-фаворитом с необычайной торжественностью и роскошью.
Чтобы больше к Зоричу не возвращаться, скажем, что его дальнейшая жизнь сложилась не лучшим образом. Он был азартным карточным игроком, причем имел нелестную репутацию шулера. К его грандиозным проигрышам вскоре примешалась и афера с изготовлением фальшивых ассигнаций, которые печатали гости Зорича — польские графы Аннибал и Марк Зановичи.
Расследование скандальной истории поручили Потемкину. Он приехал в Шклов, арестовал обоих сиятельных братьев, а Зорича уволил в отставку. Лишь после смерти Екатерины, в январе 1797 года, Павел I вернул Зорича в армию, но уже в сентябре за растрату казенных денег его снова уволили, на сей раз окончательно.
Все же и Зорич оставил по себе добрую память. 24 ноября 1778 года — в день именин Екатерины он основал на собственные деньги Шкловское благородное училище для мальчиков-дворян, готовившихся стать офицерами. В училище занималось до трехсот кадетов.
29 мая 1799 года здание училища сгорело, и это так сильно подействовало на Зорича, что он слег и 6 ноября того же года умер.
На следующий год занятия возобновились, но уже в Гродно, а затем после длительных скитаний по разным городам России в 1824 году училище обосновалось в Москве, в конце концов получив название Первый московский императрицы Екатерины II кадетский корпус. Так восторжествовала справедливость: учрежденное Зоричем в честь Екатерины II и в день ее тезоименитства училище все же получило ее имя.
Новелла 7
Дела семейные
За то время, когда возле Екатерины Алексеевны появлялись Орлов и Васильчиков, Потемкин и Завадовский, в семье стареющей императрицы произошло немало и других событий.
Глубокое горе постигло Екатерину и цесаревича 15 апреля 1776 года, когда после пятидневных беспрерывных мучений двадцатилетняя Наталья Алексеевна, здоровая и красивая, скончалась. Погиб и ребенок.
Екатерина почти все время была при невестке, хотя давно переменила о ней мнение, считая ее неприятной, неблагоразумной, расточительной и безалаберной женщиной. Знала Екатерина и о любовной связи невестки с Андреем Разумовским, которому Павел — по доверчивости и душевной простоте — разрешил поселиться в одном дворце с ним и Натальей Алексеевной. Екатерина уведомила об этом романе Павла, но Наталья Алексеевна сумела уверить мужа, что свекровь ненавидит ее и намеренно распускает ложные слухи, чтобы поссорить их.
Вот что писал об этом любовном треугольнике А. М. Тургенев: «Кто знал, то есть видел хотя издалека блаженной и вечно незабвенной памяти императора Павла, для того весьма будет понятно и вероятно, что дармштадтская принцесса не могла без отвращения смотреть на укоризненное лицеобразие его императорского высочества, вседражайшего супруга своего! Ни описать, ни изобразить уродливости Павла невозможно! Каково же было положение великой княгини в минуты, когда он, пользуясь правом супруга, в восторге блаженства сладострастия обмирал.
Наталья Алексеевна была хитрая, тонкого, проницательного ума, вспыльчивого, настойчивого нрава женщина. Великая княгиня умела обманывать супруга и царедворцев, которые в хитростях и кознях бесу не уступят, но Екатерина скоро проникла в ее хитрость и не ошиблась в догадках своих!»
В заграничных журналах появились сообщения, что Наталья Алексеевна была неправильно сложена и из-за этого не смогла благополучно разрешиться от бремени.
Однако против такого утверждения решительно выступил русский посланник при германском сейме барон Ассебург. Три года назад он вел переговоры о браке Павла и принцессы Вильгельмины и, прежде чем состоялась помолвка, собрал подробные, хорошо проверенные сведения о состоянии здоровья невесты. Все врачи и придворные герцога Дармштадтского уверили барона в прекрасном ее здоровье А то, что она была хорошо сложена, не требовало никаких доказательств — довольно было только взглянуть на нее.
Злые языки говорили, что смерть Натальи Алексеевны была подстроена, чтобы избавиться от опасной претендентки на русский трон Великая княгиня, как утверждали ее недоброхоты, не только вступила в любовную переписку и связь с графом А К. Разумовским, но даже задумывалась совершить вместе с ним государственный переворот. Князь Вальдек — канцлер Австрийской империи, хорошо осведомленный в династийных немецких делах, — говорил родственнику Екатерины принцу Ангальт-Бернбургскому: «Если эта (то есть Наталья Алексеевна) не устроила переворота, то никто его не сделает».
Английский посланник Джемс Гаррис писал о Наталье Алексеевне канцлеру Англии графу Суффолку, что, вступив в брак, принцесса Гессен-Дармштадтская легко нашла секрет управлять цесаревичем Павлом, а сама в свою очередь была под влиянием своего любовника Андрея Разумовского. «Эта молодая принцесса, — писал Гаррис, — была горда и решительна, и если бы смерть не остановила ее, в течение ее жизни, наверное, возникла бы борьба между свекровью и невесткой».