И она вернулась в мир действительности.
Очутившись в безопасности своей комнаты, она схватила трубку, чтобы позвонить Мег и узнать, что произошло за время ее отсутствия. Но она еще не успела набрать номер, как в дверях показался отец.
– Ты лишаешься права пользоваться телефоном, – сказал он, надувшись.
– Но, папочка! – запротестовала она.
– Я уже сказал, что ты не будешь пользоваться телефоном, – сурово повторил он, вошел в комнату, выключил телефон из розетки и унес его с собой под мышкой.
Они рассердились сильнее, чем она предполагала, и, наверное, потому, что она порвала со Стоком. Это не потому, что им Ник не нравится, рассуждала она, они же его совсем не знают. Может быть, через несколько недель она сумеет ввести его в дом и они поймут, какой он замечательный парень.
Но они и не смогут помешать ей с ним видеться. Скоро начнутся школьные занятия, и она будет с ним каждый день, нравится это ее родителям или нет.
Сейчас, правда, было совершенно очевидно, что они не собираются выпускать ее из дома. Она не сможет пользоваться автомобилем. И телефоном. И никак общаться с друзьями. Она стала пленницей. Пленницей, которая была свободна только думать.
Ах… Но ей и мысли о нем доставляли счастье, а потом она увидит Ника. Нет, она действительно счастлива.
– Ты нас обманул, – сказал Харлан осуждающе, бросая камешки в пустую жестянку.
– Но это неправда. Я не мог исполнить обещание. Со мной произошел несчастный случай. Посмотри на меня.
– Ты обещал сводить нас в кино, – хмуро ответил Харлан.
– Но меня не было в городе, – объяснил Ник, проходя мимо него в трейлер. – Я уже все тебе объяснил.
Льюк неподвижно лежал на матрасе, который был общий у них с Харланом.
– Что это с ним? – спросил Ник.
– Не знаю, – сказал Харлан, входя за Ником и пожав плечами. – Заболел.
– А что говорит твоя ма?
– А ее нет дома.
Он подошел к Льюку и дотронулся ладонью до его лба. Ребенок пылал в жару.
– Когда это с ним случилось?
– Не знаю, – ответил Харлан, вздохнув.
Ник снял смокинг, нечего было и думать, чтобы его вернуть. Хорошо, что, когда Джои брал костюмы, он дал подложный адрес.
– А где Синдра? – спросил он, натягивая джинсы.
– Уехала с Джои, – и Харлан с очень несчастным видом прислонился к двери.
– Вот что я тебе скажу, – проговорил Ник весело, – как только Льюк поправится, мы обязательно сходим в кино.
– Ты и раньше обещал.
– Ага, но на этот раз я не собираюсь торчать в Рипли со сломанным носом.
– У тебя чудной вид, – сказал Харлан, наклонив голову набок.
– Да, да. Знаю.
Интересно, что сейчас делает Лорен! После того как она высадила его у заправочной станции, он пару часов поработал, но было такое затишье, что он в конце концов направился домой, взяв велосипед, стоявший у дома Дон, не позвонив ей в дверь.
Джои на работе не было, поэтому он не знал, что говорят обо всем в городе. Он подумал – надо бы вернуться и зайти в аптеку, расспросить Луизу и Дэйва, но ему не хотелось оставлять Льюка.
– Где-нибудь здесь можно достать термометр? – спросил он.
Харлан серьезно взглянул на него:
– А это что?
– Ладно, – сказал он, – ничего. Побудь здесь, я спрошу у Примо.
Отец находился в своем обычном положении – вытянувшись на постели, как спящий бегемот, громко храпел. Телевизор орал во всю мочь, на полу стояли рядком три банки пива. На Примо были рваная нижняя рубашка и грязные кальсоны. На груди виднелись остатки чипсов из наполовину опорожненного пакета.
Ник грубо тряс его, пока тот не пришел в себя. Глаза у Примо были налиты кровью, лицо опухло.
– Что с-случилось? Что происходит? – проскрипел он и громко рыгнул, приведя себя в сидячее положение. Глаза все в красных ревматических прожилках остановились на сыне: – Чего х-хочешь?
– Это Льюк, – сказал Ник, стараясь говорить понятно, – он горит, как в огне, и лежит неподвижно.
– Меня это не касается, – Примо зевнул и механическим движением руки потянулся за пивом.
– Но ведь с ним может что-нибудь случиться, – сказал Ник.
Никогда еще он не ненавидел отца так сильно.
– Почему ты не скажешь Арете Мэй?
Теперь внимание Примо привлекла блондинка в бикини, которая шествовала по экрану телевизора, подрагивая большой грудью.
– Она на работе, – ответил Ник.
– Ну и не приставай ко мне. Вылей на него ведро воды, пусть охладится, а там она придет. – Примо сунул руку в кальсоны и почесал причинное место. – И ничего не говори ей насчет Льюка, пока она не приготовит мне ужин.
С минуту Ник стоял в нерешительности, соображая, что же делать. Нащупав на столе ключи от автофургона, он ловко стянул их походя. К черту Примо. К черту жирную свинью.
Придя к себе, он заметил, что Льюк как-то странно дышит. И быстро решил,
– Мы повезем его в город, – сказал он Харлану. – Закутаем его сейчас в два одеяла и поедем.
– Садись, Арета Мэй, – сказал Бенджамин Браунинг. Арета Мэй стояла в дверях его кабинета. Вид у нее был усталый, глаза смотрели подозрительно:
– Зачем?
Бенджамин взял серебряный карандашик со стола и стал вертеть его в толстых пальцах. Ему не нравилось поручение, данное ему Дафной, и чем скорее он со всем этим покончит, тем лучше.
– Потому что я велю, – сказал он раздраженно. – Входи, закрой за собой дверь и садись, черт тебя побери.
Она исполнила все, как он сказал, хотя и неохотно. Когда она села, он повернулся на вертящемся кожаном стуле так, чтобы не смотреть ей прямо в глаза.
– Да? – спросила она нетерпеливо.
– Я хочу закончить наш договор о найме, – сказал он холодно.
Она привскочила:
– Что вы сказали?
– Я тебя увольняю. Твои услуги больше не нужны. Под ее левым глазом забилась жилка.
– О, вот как, не нужны?
– Миссис Браунинг и я решили, что ты долго нам служила и тебе можно уплатить за шесть недель вперед по случаю увольнения, – и он подал ей через стол подписанный чек. – Миссис Браунинг просила передать, чтобы ты больше на работу не приходила. Ясно?
– Ясно, – пробормотала она.
Он решил, что она согласилась уйти безропотно. И – благодарение Богу.
– Ну, – сказал он, желая, чтобы ока теперь поскорее вышла. – Это все. Ты можешь идти, – сказал он, удаляя ее величественным взмахом руки.
Арета Мэй встала, положила обе руки на стол и пристально взглянула на него.
– И никуда я не пойду, сукин ты сын, – сказала она, заставляя его взглянуть ей прямо в глаза.
Да, он знал, знал, что она устроит скандал. Слишком многого он захотел, чтобы она ушла спокойно.
Однажды… давно, когда она только пришла в их дом и стала работать, она была прекрасна. Высокая, живая, с длинными ногами, большой грудью и соблазнительной улыбкой, как у Синдры, сочный, лакомый кусочек, знойная и манящая. Теперь, семнадцать лет спустя, это была высохшая, обозленная на жизнь старая женщина, тощая, с диким взглядом, впалыми щеками и крашеными рыжими волосами. Даже Дафна в свои годы выглядела лучше, чем она, а Дафна была на десять лет старше. Он больше не спал с женой, но раз в год, в день свадьбы, он заставлял ее встать перед ним на колени и сосать его. Он знал, как ей это противно, и ему доставляло неизъяснимое удовольствие видеть, как его плоть исчезает в ее красногубой пасти. Дафна не смела ему отказать. Дафна ни за что