содрогаться даже двадцать лет спустя?
Я задумался над ее вопросом. Однажды, в раннем детстве — мне было лет шесть-семь, не больше, — отец выпорол меня ремнем. Я зашел в спальню, которую делил со своей сестрой, увидел, как она стоит на коленях и играет со своими куклами, и ударил ее по затылку изо всех сил. Выражение ее лица — шок, страх, но вместе с тем и усталое смирение — этот образ врезался мне в мозг и засел там гвоздем. Даже сейчас, больше чем четверть века спустя, ее девятилетнее лицо всплыло в моей памяти, и меня накрыло волной стыда столь жгучего и всеобъемлющего, что казалось — еще немного, и она сомнет меня и размажет по полу.
И это только одно воспоминание. Одно из очень длинного списка, составленного за жизнь, полную ошибок, просчетов и эмоциональных срывов.
— У вас по лицу видно, — сказала Джоэлла Томас. — Есть какие-то куски прошлого, с которыми вам никогда не смириться.
— А у вас?
Она кивнула:
— О да. — Откинулась назад, посмотрела на вентилятор под потолком и с шумом выдохнула: — О да. Дело в том, что у всех нас есть такие воспоминания. Мы все тащим свое прошлое за собой, и в настоящем постоянно лажаем, и у каждого выпадают дни, когда просто не видишь особого смысла жить дальше. Самоубийцы — это те, кто доводит дело до конца. Смотрят на себя и говорят: «Дальше то же самое, только больше? Да ну на фиг. Пора сойти с этого автобуса». И в большинстве случаев никто не знает, какая соломинка переломила им хребет. Я иногда сталкивалась с такими случаями, которые вообще умом не понять. В прошлом году, например… Молодая мать, в Брайтоне. Любила своего мужа, своих детей и свою собаку. Работа отличная. С родителями отношения просто прекрасные. Никаких финансовых трудностей. Так вот, ее лучшая подруга выходит замуж, а она — подружка невесты. После свадьбы она едет домой и вешается в ванной, даже не сняв это уродливое платье из шифона. И возникает вопрос: что на свадьбе ее к этому толкнуло? Она была тайно влюблена в жениха? Или в невесту? Или вспомнила, как сама выходила замуж, вспомнила все свои надежды и поняла, насколько они оказались далеки от действительности? Или ей просто надоело жить? — Джоэлла медленно пожала плечами. — Я не знаю. И никто не знает. Но точно могу сказать — никто, вообще никто из ее знакомых — не ожидал, что она так поступит.
Мой кофе остыл, но я все равно сделал глоток.
— Мистер Кензи, — произнесла Джоэлла Томас, — Карен Николс покончила с собой. С этим спорить бесполезно. А спрашивать почему — пустая трата времени. Кому от этого легче станет?
— Вы ее не знали, — сказал я. — Для нее это было явно не нормальное поведение.
— Нормального поведения вообще не бывает, — сказала Джоэлла Томас.
— Вы выяснили, где она жила последние два месяца?
Она покачала головой:
— Выясним, когда домовладелец захочет сдать ее квартиру еще кому-нибудь.
— А до тех пор?
— А до тех пор она мертва, и на задержку с квартплатой ей плевать.
Я закатил глаза.
Она закатила свои. Затем наклонилась ко мне и уставилась на меня своими призрачными глазами:
— Можно вас спросить?
— Конечно, — сказал я.
— И не поймите мой вопрос неправильно, поскольку вы похожи на адекватного человека.
— Спрашивайте.
— Вы с Карен Николс встречались сколько? Один раз?
— Ага, один.
— И вы верите мне, что она покончила с собой без посторонней помощи?
— Верю.
— Ну тогда, мистер Кензи, с какой стати вы так интересуетесь, что с ней случилось до этого?
Я откинулся на спинку стула.
— У вас никогда не бывает такого чувства, что вы облажались? И вам хочется все исправить?
— Бывает.
— Карен Николс, — сказал я, — оставила сообщение на моем автоответчике. Это было четыре месяца тому назад. Она попросила перезвонить. А я не перезвонил.
— И?
— И не перезвонил я ей вовсе не по какой-то благородной причине.
Она надела свои очки, позволила им скользнуть по носу. Взглянула на меня поверх линз:
— Стоп, то есть вы считаете себя настолько крутым, что, если бы просто перезвонили ей, то сейчас она была бы жива?
— Нет. Я считаю себя в долгу перед ней, потому что не пришел ей на помощь, и по дурацкой причине.
Она уставилась на меня, чуть приоткрыв рот.
— Вы думаете, что я спятил.
— Я думаю, что вы спятили. Она ведь взрослая женщина была, не…
— Ее бойфренда сбила машина. Несчастный случай?
Она кивнула:
— Да, я проверяла. Сорок шесть свидетелей, и все говорят одно и то же — он споткнулся. В квартале оттуда, на пересечении Атлантик и Конгресс, находилась патрульная машина. Они подъехали, как только услышали шум столкновения, где-то через двенадцать секунд после происшествия. Сбивший Веттерау водитель — турист по имени Стивен Кернз. Он в таком шоке был, до сих пор посылает Веттерау в палату цветы каждый день.
— Ладно, — сказал я. — А почему жизнь Карен Николс так резко пошла под откос? Работа, квартира — все развеялось как дым?
— Характерный признак депрессии, — ответила Джоэлла Томас. — Ты настолько охвачен своими проблемами, что забываешь обо всем остальном.
Пара среднего возраста женщин с одинаковыми очками от Версаче остановились возле нашего столика с подносами в руках и принялись оглядываться в поисках свободного места. Одна из них увидела мою почти пустую чашку и крошки от булочки на блюдце перед Джоэллой и громко вздохнула.
— Хорошо вздыхаете, — сказала Джоэлла. — Солидная практика?
Женщина сделала вид, что не слышит, и перевела взгляд на подругу. Та тоже вздохнула.
— Ого, оно заразно, оказывается, — сказал я.
— Некоторые люди иногда просто не умеют себя вести, не находишь? — произнесла первая женщина, обращаясь ко второй.
Джоэлла широко мне улыбнулась.
— «Не умеют себя вести», — повторила она. — Им хочется назвать меня черномазой, но вместо этого они рассуждают про «неумение себя вести». Это льстит их самооценке.
Она повернулась к женщинам, которые смотрели куда угодно, но только не на нас:
— Так ведь, а?
Женщины опять вздохнули.
— Н-да, — протянула Джоэлла, как будто получила подтверждение своим словам. — Идем? — Она встала.
Я взглянул на ее кружку, крошки булочки и свою чашку с остатками кофе.
— Оставь, — сказала она. — Сестрички за нас все уберут. — Она поймала взгляд первой вздыхавшей женщины: — Так ведь, милая?
Та уставилась на